В 1921 году американский врач Эван О’Нил Кейн сделал себе самому операцию аппендицита: он применил местную анестезию и на глазах у остолбеневших ассистентов разрезал живот скальпелем. Внутренности вывалились наружу, некоторые ассистенты запаниковали, но он сам вправил себе кишки и спокойно провел операцию, так что даже самые нервные успокоились. Самохирургия прославила Кейна. В 1932 году, в возрасте 71 года, он решил повторить свой подвиг и прооперировать себе паховую грыжу. Это гораздо более сложная и рискованная операция, тем не менее за работой он успевал шутить с медсестрами. Спустя три месяца хирург скончался от пневмонии.
Энциклопедия относительного и абсолютного знания. Том XII
41. Дырка в черепе
Чувствую пощипывание.
После пробуждения у меня чувство, будто огромная крыса кусает меня в лоб.
Череп болит.
Чем быстрее отпускает анестезия, тем острее боль, докатывающаяся до кончиков когтей на задних лапах. Такое ощущение, что мне в сосуды залили кипящую лаву.
Вот угораздило!
Вечно я хочу слишком многого, вечно создаю себе лишние проблемы. В этом я вся.
Придет ли время, когда я буду руководствоваться разумом, а не иррациональными побуждениями?
Пифагор подходит и спрашивает шепотом:
– Ну как, порядок?
– Нет.
– Надо было предостеречь тебя, что это больно. Но я хотел, чтобы у нас было больше общего.
Повязка нервирует, хочется сорвать ее когтями. Но Пифагор не дает:
– Не смей! Нельзя.
– Не выношу, когда к коже липнет какая-то гадость!
Увидев себя в зеркале, я прихожу в ужас. Роман выбрил слишком большую площадь, готовя меня к операции. Теперь моя башка похожа на голову сфинкса.
Я набираюсь решимости, сдираю с головы повязку – и еще сильнее ужасаюсь тем, что вижу. Между глазами у меня дырка правильной прямоугольной формы, правда, меньше, чем у Пифагора, – гнездо для микро-USB.
Вокруг дырки короста и гной. Роман мажет рану мазью, заматывает мне голову свежими бинтами и заставляет проглотить таблетки.
Натали гладит меня и бормочет свои ласковые словечки. Несколько раз звучит мое имя.
С этого момента начинается мое выздоровление. Мне не терпится испытать так непросто давшийся «третий глаз». Идут часы, дни.
Сначала я ем бульон, потом встаю на все четыре лапы, пробую ходить. Невыносимая боль во лбу становится более терпимой, я даже отказываюсь от обезболивающего.
Еще денек – и можно будет считать, что я поправилась.
Я прогуливаюсь по университетскому кампусу с забинтованной головой. Мне здесь очень нравится.
Иногда люди в белых халатах чешут меня под подбородком (видимо, Натали подсказала, что я предпочитаю этот вид ласки) – так они меня поздравляют. При обычных обстоятельствах я терлась бы о них лбом, чтобы пропитать своим запахом, но сейчас это слишком чувствительное место, о таком и подумать страшно.
И вот настает великий день. Мне предстоит пройти проверку своего «третьего глаза».
Все происходит в кабинете ректора Филиппа Сарфати. Я прямо по-человечески сижу в особом кошачьем креслице. На случай конвульсий меня пристегнули к нему ремнями.
Приближается рука Филиппа с USB-штекером, который он собирается вставить в гнездо у меня во лбу.
– Вот увидишь, больно не будет, – ободряет меня Пифагор.
Как ни странно, это похоже на первое в жизни занятие любовью: в меня что-то вводят. Сначала страшновато, потом волнение преодолено, и я понимаю, что испытываю то, чего раньше не испытывала.
Седовласый старик втыкает другой конец кабеля в компьютер и барабанит по клавишам.
– Закрой глаза, – советует мне сиамец.
Я так и делаю. Сначала ничего особенного, только красные всполохи с внешней стороны век. Потом все визуальное пространство занимает белый прямоугольник. В его центре написано буквами человеческого алфавита какое-то слово.
Я удивленно распахиваю глаза, но Филипп тут же залепляет их пластырем.
Опять передо мной белый лист. Пифагор говорит:
– Это домашняя страница поисковой программы. По умолчанию это «Гугл», самая популярная. Видишь черную стрелку?
– Вижу.
– Хорошо, мы видим то же самое, что ты, только на экране.
– Что мне делать?
– Попробуй мысленно передвинуть стрелку снизу вверх.
Я напрягаюсь, делаю несколько попыток, но стрелка остается неподвижной.
– Вращай глазами, как будто ты следишь за стрелкой, – советует Пифагор.
Другое дело! По моей воле треугольничек скользит влево.
– Браво! – радуется Пифагор. – Поперек получилось. Теперь то же самое снизу вверх.
Стоило мне понять, что это осуществимо, как дело пошло на лад. Иногда, попадая в некоторые участки экрана, стрелка превращается в человеческую ладошку с вытянутым пальцем.
– Сейчас я покажу, как это делается, – говорит мой наставник.
Появляется вторая, красная стрелка.
– Эта стрелка – я. Я подключен к тому же компьютеру, что и ты. Смотри, что я делаю.
Красная стрелка скользит к программе, где написано «ПЕРЕВОДЧИК С ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО НА КОШАЧИЙ».
Появляются два квадрата. В верхнем – кошачья голова, в нижнем – человеческая.
– Давай, мяукай, – командует он.
Вижу, строка колеблется в ритме моего мяуканья. Строка во втором квадрате тоже колеблется. В моем черепе раздается мяуканье:
– Привет, Бастет, это я, Натали.
НЕУЖЕЛИ ОНА?
– Да, Бастет, это я, Натали.
Она что, услышала мою мысль?
– Привет… – бормочу я.
Мне понятно, что я переживаю исторический момент.
Я ГОВОРЮ С ЧЕЛОВЕКОМ ТАК, КАК БУДТО ОН КОШКА! И ОНА МЕНЯ ПОНИМАЕТ, СЛОВНО Я ЧЕЛОВЕК.
Меня охватывает незнакомое чувство. Это, наверное, восторг всякого первопроходца или изобретателя, добившегося успеха своего эксперимента.
Я ВЕДУ ДИАЛОГ СО СВОИМ ЧЕЛОВЕКОМ!
– С тех пор как мы вместе, – говорит Натали, – я все время думала: до чего интересно будет, когда ты впервые попробуешь использовать свой «третий глаз» для разговора со мной…
Она со мной на ты? Я должна преодолеть волнение и что-то ответить, чтобы не молчать:
– Я под впечатлением. Такое ощущение, что вы мяукаете по-кошачьи прямо у меня в голове, Натали.
– Я тоже взволнована, Бастет, мне кажется, что ты разговариваешь, как человек.
Она продолжает мне тыкать. Мне лишняя фамильярность ни к чему. В конце концов, она всего лишь моя служанка.
– Осуществилась давняя мечта! Вы не представляете, сколько раз, получив от вас свою еду с опозданием, я, сидя за закрывшейся дверью, жалела, что лишена возможности четче вас проинструктировать.
– Я рада, что ты набралась смелости и обзавелась «третьим глазом». Наверное, пока тебе с ним не очень удобно?
– Я уже не знаю, как жила без него. Этот как недостающий орган чувств! В моем сознании открылась новая дверь.
– Должна тебе сказать, Бастет, что в последнее время я все лучше тебя узнаю и ты сильно меня удивляешь.
– А я должна вам сознаться, Натали, что, переживая приключения вместе с вами, я начинаю вас ценить. Вы для меня не абы кто, вы – исключительная женщина.
– Не будем терять времени. Ты должна быстро поправляться. Наши друзья на острове Сите ждут нашей помощи.
– У вас есть план?
– Пока еще нет. Возможно, ты с твоим «третьим глазом» придумаешь, как нам спастись. Ты должна потихоньку исследовать все возможности твоего нового мыслительного инструмента.
– Ну как, Натали? – спрашивает кто-то из людей.
– Отлично, Роман. Я общаюсь с Бастет напрямую, и она меня понимает.
Я вижу, что, когда говорят другие люди, перевод на кошачий выполняется автоматически. Моя служанка задает вопрос:
– Что тебе хотелось бы узнать, Бастет?
– Вы говорили, что для достижения человеческого уровня нам, кошкам, надо усвоить три понятия: юмор, любовь и искусство. Говорили?
– Было дело. Я считаю, именно это отличает людей от других живых существ.
– Так вот. Юмор я, кажется, уже поняла, в области любви тоже имеется прогресс. Теперь хочу лучше понять искусство.
С помощью компьютера Натали показывает мне картины, включает музыку, проигрывает кадры из фильмов.
По ее словам, все это шедевры человеческой культуры. Увы, меня все это не трогает.
Нравится только то, что я знала раньше, – Каллас, Вивальди и, конечно, Иоганн Себастьян Бах.
– Я должна найти способ тебя поразить, – говорит моя служанка, немного расстроенная моей невосприимчивостью к новому.
Подумав, она показывает еще одну картинку:
– Что ты видишь?
– Синий шар на черном фоне.
– Не только. Это называется «Голубой гигант».
– Это картина?
– Нет, фотография Земли – планеты, на которой мы живем.
Поняв, что она имеет в виду, я начинаю волноваться.
– Видишь, то, что казалось просто картинкой, может стать совсем иным, когда понимаешь его смысл. Это и есть Искусство.
Чем дольше я смотрю на фотографию, тем сильнее становится чувство, не имеющее ничего общего со страхом, злостью, сексуальным желанием или смехом. Тут что-то другое. Неужели эмоции от наслаждения искусством?.. Я в восхищении мяукаю:
– Красота!..
– Такова наша планета. По-моему, это прекраснейшее из всех произведений искусства. Я счастлива, что могу, наконец, познакомить тебя с ним.
Я вдруг чувствую себя окрепшей. Кажется, сила искусства в том и состоит, чтобы питать мысль, расширять ее. Благодаря этому невероятному изображению я приобретаю глобальное представление о моей планете, как будто могу ее облететь. Я – крохотное существо на этом громадном голубом шаре, плывущем в пространстве…
Меня шатает. Кто я, если не примитивное, невежественное создание в волшебной, бесконечно сложной Вселенной?
Вывод: иногда стоит прибегать к современным технологиям, ведь с их помощью происходит переход на новые уровни сознания.
42. Операция «Акустический котенок»
Животным часто находилось применение в армии: у древних греков лошади тащили ворохи подожженного кустарника, от которых вспыхивали дома врага, в Первую мировую войну почтовые голуби доставляли секретные депеши, во Вторую мировую собаки вынюхивали мины, а дрессированные дельфины прикрепляли взрывчатку к днищам неприятельских кораблей… Меньше известно о военном применении кошек.