– Садись на диван. Или на пол у камина. Очень красиво.
– Я надену свитер.
– Все, все… Поехали. Говори.
– Что говорить?
– Что хочешь. Сама.
Катя опешила – такого не было ни разу.
– Я влюбилась.
– Тааак, хорошо, в камеру смотри.
– Я впервые кого-то полюбила, Антон. И я страшно ревную.
– Он женат?
– Да, он женат. Я это узнала не сразу, он просто говорил со мной, считал, что неважно – женат он или нет. Ты же знаешь, у меня никого нет – ни семьи, ни друзей. Никому нет до меня дела. А он увидел во мне что-то, человека. Женщину, может быть. Когда он сказал, что женат, уже было поздно.
– А он тебя любит?
– Любит.
– Это он так сказал?
– Конечно.
– Сразу?
– Нет, первая сказала я.
– А за что ты его полюбила?
– Тох, я не знаю, он хороший, нежный, но такой… В нем что-то есть настоящее. Он добрый, умный.
– Ты говоришь банальности. И я просил тебя не называть меня по имени на камеру. Я это вырежу. Расскажи о нем, он чем занимается?
– Он режиссер.
– Да ну? – Антон сильно удивился, – кино?
– Кино, да. Мы уже все?
– Да, сейчас, штатив откручу. А как фамилия?
– Беляев.
– Дмитрий? Дмитрий Беляев? – Антон застыл со штативом в руках.
– Да… А что удивительного?
– Я к нему на курс хотел пойти, два года назад, он не взял. Он преподавал тогда, а сейчас уже нет. Может, познакомишь нас?
– Он преподавал? Ты шутишь.
– Да какие шутки, он отличный режиссер, просто не великий. Он снимает, ну, скажем так, простую пищу на каждый день. Мыло всякое. Но для этого тоже нужно быть профессионалом. У нас во дворе все бабки фанатели от …
– Прекрати!
– Ты что?
– Я тебе сейчас камеру разобью. А лучше морду.
Отличный режиссер не звонил и не появлялся. Через три дня написал, что приехала Маша, какие-то дела, мама заболела.
Катя приехала сама, на такси. Заняла наблюдательную позицию в доме напротив. Приготовилась долго ждать, но они появились очень быстро – оба вышли, сели в машину и уехали.
На следующий день ей удалось увидеть их гуляющими за руку по бульвару. Она недолго шла за ними, казалось, что земля уходит из-под ног.
Они смеялись, и это было невыносимо – с ней он не смеялся никогда. Да она сама забыла, когда делала это в последний раз.
У нее был ключ.
Разумеется, Митя пришел бы в ужас, если бы узнал об этом. Она рассудила, что навряд ли они вернутся скоро, можно и зайти. Сама не знала, зачем заходить в их квартиру.
С порога было заметно, что хозяева очень много работают – дом был неухоженный, везде беспорядок. В спальне на неубранной постели сидел огромный кот. Да, совершенно гладкий, темно-серый, с выражением непонимания на морде. Одеяло было одно… Полная раковина немытой посуды, везде кошачья шерсть, старая мебель и, действительно, неубранный чемодан.
«Хоть в чем-то он не соврал, – убеждала она себя на обратном пути, – чему завидовать? Паршивая квартира в паршивом районе. Старая машина, больная мама. Не расписаны. Почему он с ней не распишется? У них даже кот глупый».
Она чувствовала чудовищную усталость. Хотелось просто спать – спать и не видеть никаких снов. И еще хотелось тепла. Весна была холодная, как назло. Солнце совсем не грело, все было грязное, серое, продутое ледяным ветром.
Из дома Катя сразу позвонила Георгию.
Он обрадовался.
– Ты мог бы приехать? Есть разговор.
– О чем, Катенька?
– О делах.
– О делах? Жаль.
– Ты по-прежнему хочешь купить мое ателье? Если да, то приезжай поскорее, только не туда, а домой.
У Кати даже днем горели свечи. Она возилась с камином, поэтому не обращала на них внимания.
Георгий подумал, что так она когда-нибудь спалит весь дом.
– Ты так сильно переживаешь из-за него? Скажи правду.
– Да, я так сильно переживаю. Он любит свою жену.
– Это нормально.
– Ты тоже любишь жену?
– По-своему. У нас много лет за плечами, много детей. Но мы давно не живем вместе. Фактически, она мне не жена, жена – это та, кто всегда рядом.
– А почему вы не вместе?
– Понимаешь, детка, брак – это партнерство. Мы вместе много лет тянули тяжелую телегу. Это не про романтические чувства. Это про совместный труд и взаимопомощь. А с женщиной хочется другого.
– Ты ушел от нее ради другой?
– Не говори ты банальностей, они тебе не идут. Она до сих пор живет в нашем доме в Лондоне, я там бываю… время от времени. Давай, я помогу тебе, – на самом деле он хотел отвлечь ее от камина. – Иди посиди на диване, отдохни.
Катя покорно плюхнулась на диван, Георгий принес с кухни салфетки, вытер ей руки.
Помолчали.
Говорить о Мите она больше не могла. Но было любопытно – переживает ли он, думает ли о ней, обсуждает ли ее с Сонькой? Должны же они о чем-то говорить часами.
Георгий думал о своем. О Кате. Она занимала все его мысли.
Удивительно, но он боялся ее, назвав «деткой», вздрогнул, испугавшись едкого замечания, ехидства, испугался, что не имеет права так ее называть. Но она не заметила или промолчала.
В сущности, все между ними было договорено – сделка почти состоялась.
В остальном он не хотел на нее давить, видел ее страдания по другому мужчине, от этого болел затылок, а, может, просто гипертония, а, может – возраст.
Он прожил две большие и разные жизни, служил в двух разных армиях, отдал долг своей новой родине на бесконечной и жестокой восточной войне. Разносил газеты, подметал улицы, работал на заводе.
Сейчас ему впервые показалось, что это было совсем другой человек, который не зависел бы от мнения капризной девочки, был бы всегда в себе уверен, умел отличать настоящее от шелухи.
Нынешний же он совершенно преобразился. Сидел, свернув шею в ее сторону, а она бесконечно терзала ноутбук, не обращая внимания на его присутствие.
Ждала полуночи, когда ее любовник появится по ту сторону экрана. Должен появиться.
Георгию хотелось помолиться о том, чтобы этого не произошло, но он удержался. Всему есть свой предел.
Соня спокойно пережила их расставание. Она будет присматривать за ателье, за Катиной квартирой, за этим непутевым режиссером – чтобы тот не сделал ничего лишнего.
Ей и самой перестал нравиться этот роман – Катина одержимость этим человеком разрушала ее изнутри.
Соня, обычно выдававшая Мите в ночных разговорах лишь ожидаемую порцию сочувствия, стала жесткой, категоричной, словно устала от его нытья.
– Не устраивай трагедию, пожалуйста, – раздражалась она. – Более банальной ситуации и представить себе нельзя. Не ты первый, не ты последний.
– Да, но что мне делать? – Митя почти плакал в трубку.
– Что делать, что делать… Выбрать!
– Ты соображаешь? Как я могу выбрать?
– Я сейчас начну тебе грубить.
– Я не могу бросить жену. Она не переживет. И мама не переживет. Это пятая у меня жена, понимаешь? Мы восемь лет вместе. Да, это гражданский брак, но мы-то оба понимаем, кто мы друг для друга.
– Кстати, давно хотела спросить, а почему ты не женишься на ней? Ее Машей зовут?
– Да… Я женюсь, просто времени не хватает зайти в ЗАГС. Мы давно хотим, просто по времени не совпадаем. Она все время в своем Китае…
– Какой бред ты говоришь…
– Катю я тоже не могу бросить, я перед ней так виноват! Я ведь не сразу сказал ей про Машу, я думал, это неважно, она не спрашивала. А потом сразу стало поздно. Получается, я ее обманул. Она покончит с собой, если я ее брошу, я точно знаю.
– Не обольщайся. Надо что-то решать, ты совсем издергался. Ты подохнешь, и они обе останутся в одиночестве, разве так лучше? Тебе пятьдесят три года, понимаешь, чем это грозит?
– Понимаю, понимаю…
– Раз понимаешь, будь мужиком, отвечай за свои поступки!
– Ты-то хоть на меня не набрасывайся, я и так кругом виноват.
– И тебе, похоже, это нравится.
После этого разговора у Мити случился первый запой. Первый – после многолетнего перерыва.
Маша в очередной раз улетела, но ехать к Кате он боялся.
Выпил для храбрости. Потом еще. И уже вечером звонил Соне с бессвязным воем и криками.
Она не испугалась, скорее, удивилась. Не поняла, что с ним. Потом решила пустить дело на самотек. Тем более, что Катя в это время собирала вещи.
У нее давно была квартира в Израиле. И надо было бежать от этого человека, от этой страшной зависимости.
Каждый день она приезжала к его дому, но он не выходил.
Георгий поторапливал – ему пора было уезжать. С ателье все улажено, ключи от квартиры она отдала Соне, все было решено.
Да, решено. Оставалось лишь одно последнее дело, но его она отложила на самый финал, чтобы потом дорога смыла впечатления, отвлекла ее от неприятного ощущения, которое она помнила до сих пор.
Георгий об этом ничего не знал.
Выехали в аэропорт пораньше – Катя так попросила. По дороге заехали на Никитскую.
Он беспокоился, но не стал навязываться.
Она поднялась одна по уже знакомым ступеням. И квартиру уже не нужно было угадывать.
Дверь открыла Аня – высокая, яркая, веселая.
Катя залюбовалась ею.
– Я к Ирине Васильевне. Она дома? Я на минутку.
– Господи, к маме?? Вы родственница? – Аня пристально рассматривала знакомое лицо.
– Да.
– Мама умерла.
«Как спокойно она об этом говорит», – поразилась Катя.
– Как умерла, когда?
– Четыре года назад. Странно, что вы не знаете. Да вы проходите.
– Нет, спасибо, я очень спешу. В другой раз.
Потрясенная, она спустилась вниз. Мать не узнала ее. Бабка, оказывается, не говорила с ней. Кто же это был? Призрак? Другой человек?
– Детка, все в порядке?
– Да, – она захлопнула дверцу, – поехали.
– Что ты там делала?
– Я заезжала к одной женщине. Ты ведь догадываешься, к кому, да? Кольцо отдать, – Катя подняла руку.
– Почему отдать, зачем?
– Она мне его дала. Я захотела вернуть.
– Это кольцо? – Георгий взял ее за руку, посмотрел на кольцо поближе, – кому вернуть, зачем? Катенька… Это я подарил его тебе.