– Давай, записывай. Шаль у нее с плеч упала в воду, он ее поцеловал, а она его не оттолкнула, а шаль… Короче, нельзя в воду.
– Ааа… Это в лодке?
– Давай, просыпайся, нам этот кусок надо завтра сдавать.
Так проходил день за днем.
В состав съемочной группы он Соню пока не включал, работала она бесплатно, но деньги Митя сулил большие, да и работа нравилась.
Откровенно говоря, других перспектив не было, поэтому Соня цеплялась за то, что есть.
Основная тема для их ночных разговоров – Катя – иссякла сама собой, поэтому работа над сценарием стала своевременной заменой.
Однажды Митя услышал на заднем плене мужской голос.
«Телевизор», – успокоил он сам себя.
Но с тех пор стал заезжать к Соне в разное время, без предупреждения. Она принимала это как должное, не просила заранее звонить. Он осматривал квартиру, пепельницу, принюхивался, прислушивался к телефонным разговорам. И однажды услышал то, о чем, казалось, давно забыл думать.
Соня смотрела в окно и курила, когда телефон пропел веселую наивную песенку.
Увидев номер, она почему-то оглянулась на Митю и сразу вышла из кухни.
Он не поднял даже глаз от сценария, но все его мускулы напряглись до последнего предела.
– Что, справилась ты со своей Феклой Андреевной? – пропел издалека ее хрустальный голос, – как ты говоришь? Испанка теперь, Мерседес? Да какая испанка пойдет убираться в дом к русским, это латиноамериканка…
Митя закашлялся так, что сам испугался. Он не мог остановиться, не мог найти даже стакан, потом разлил воду, что-то, казалось, разбил.
Окончания разговора он не слышал, но все у него внутри взорвалось и уже не могло успокоиться.
– Это была она? Она была, да? Только не ври!
– Не кричи. Зачем стакан разбил?
Соня меланхолично вытирала лужу, собирала осколки.
Шило в мешке не утаишь, да.
«Все равно, все равно», – бормотала она про себя.
А что все равно, пока трудно было объяснить даже самой себе.
Разумеется, Катя услышала этот кашель. Ни о чем не спросила – она его просто узнала – Митя много курил и часто заходился вот в таких приступах кашля, особенно, когда волновался.
Это был их первый звуковой контакт после того, как она вышла замуж. Первый раз, когда они сказали друг другу: «Здравствуй. Я помню тебя».
Как ни странно, кроме них, этого никто не услышал.
Точнее, Соне было безразлично. Она удивлялась упрямству каких-то особенных молекул в глубине человеческой психики, но большого внимания на это не обращала. Ее больше занимал сценарий.
Доверяла Мите она безгранично, но были опасения – а вдруг он так и не сможет включить ее в группу? Опыта у нее никакого, а Митя может просто не суметь настоять на своем. Мало ли – что-то может сорваться, не получиться. Но размышлять было некогда – на съемки фильма деньги давали американцы, очень известный продюсер хотел видеть в главной роли свою жену. Компанию ей должны были составить некоторые другие звезды первой величины, соответственно, вся работа автоматически становилась двуязычной.
Митя по-английски почти не говорил, точнее, придуривался, что не говорит, а Соня рада была получить еще одну ставку – переводчика и координатора группы.
Это тоже получалось у нее хорошо, даже отлично. С огромным трудом она нашла знакомого американца-репетитора и на последние деньги два раза в неделю принялась штудировать с ним специальную «киношную» лексику.
Митя ценил, хвалил, но как-то подозрительно отводил глаза.
Ясно как день – на уме у него было что-то другое.
– Сонечка, ты меня только не оставляй, ты же видишь, в каком я нервном состоянии, – он демонстрировал трясущиеся руки.
– Похмелиться дать?
– Не груби начальнику.
– Ты еще не мой начальник, ты мне пока еще никто, – она злобно гремела кастрюлями, прикидывая, что у нее осталось дома из алкоголя.
Митя бывал у нее часто, поэтому алкоголь не залеживался.
– Встреться сегодня со Шведовым сама, да? Ты же умница.
– Как я с ним встречусь, ты сдурел? Я его не знаю, не я с ним договаривалась. У нас же есть кастинг-директор, кажется, это она получает зарплату, а не я. Вот пусть и исполняет свои прямые обязанности.
– Она – жена продюсера – это и есть ее прямые обязанности. Перестань, наконец, ерничать по этому поводу. Ты – человек в кино новый, для тебя сейчас главное – легкий, уживчивый характер. И безоговорочная исполнительность… в смысле просьб руководства…
– Если руководство с похмелюги.
– Соня, родная…
– Где ты с ним должен встретиться? Он сценарий-то читал?
– Читал, должен был… Сейчас я… у меня записано…
Так Соня и бегала по кругу.
Митя лежал на ее диване с ноутбуком на груди и ждал чуда. Ждал вдохновения, денег, ждал, что внезапно появится Катя и упадет ниц, страстно обнимая его модные рваные джинсы. Бросит обручальное кольцо к его ногам…
Стоп… Обручальное кольцо…
Месяц назад он все-таки расписался с Машей, но никто пока об этом не знал. Не знала даже Соня, хотя именно она его просила и уговаривала оформить отношения с женой, а причин отнекиваться не было. В конце концов, нужно было брать вторую ипотеку, без свидетельства о браке… одним словом – расписался.
Думать о Кате он не перестал, но все-таки чувствовал некоторую обиду.
Женщина должна любить вопреки обстоятельствам, жертвовать собой ради…
Черт возьми, ничего она не должна.
Он снова нырнул в текст. Все шло хорошо, но не хватало чего-то главного, идея не вытанцовывалась.
В присутствии Сони ему казалось, что это не так, что все ложится гладко – она умела все сложить и объяснить. Сцены, которые выходили из-под ее руки были живыми, Митя сразу видел их через объектив, да, что уж мелочиться – на экране.
В них была та самая недосказанность, которой не хватало тексту целиком. Остальное было банальным и слишком буквальным.
Беда была в том, что автором сценария Соня не была, она лишь редактировала текст дочери продюсера – трудолюбивой и умной женщины, которую совсем не хотелось обижать. Она честно написала текст, на который и выделены были деньги, но это был Митин первый полнометражный фильм! И ему нужно было что-то особенное, что-то, что могла сделать с этим текстом только Соня. И снято это могло быть только в ее присутствии, под ее руководством, под ее чутким взглядом, иначе все это не имело смысла.
«Я бездарен, черт возьми, – в сотый раз улыбался Митя своему облезлому отражению в погасшем мониторе, – мой талант – она. Она – мое вдохновение. А я умею снимать, я отлично умею делать то, чего не умеет она. Я научу ее этому всему, я буду платить ей, а она будет превращать воду в вино».
В глубине души ему хотелось снять фильм о Кате. Или с Катей в главной роли. Ее актерские данные не подлежали обсуждению – она была прирожденной актрисой, нет, даже – артисткой. Обаятельная пластика, грация, изумительная восточная внешность в полном расцвете изящества юной газели. И маленькие особенности – наглость самоучки, самоуверенность, ум, хитрость, изворотливость. Миндалевидные глаза с таким изгибом в уголках, прелестные ручки и ножки, а волосы – это же целое богатство! Главное, конечно – овал лица, точность всех линий, особенно, подбородка.
Тьфу, опять…
Обещал же себе. Да, надо было это снять. А Сонька напишет. Она напишет такую историю… Напишет ему идеальную Катю. Вместе они это снимут, и тогда, наконец, он избавится от этого проклятого наваждения. Он получит Катю такую, какую захочет. Навсегда. Как в камне.
А Катя сидела в тот вечер с мужем в театре. Мало ли у кого какие на нее планы – в ее планы входил только Альберт. Он был самым стильным мужчиной на свете, самым красивым и желанным.
В антракте его атаковали любительницы селфи и автографов, а Кате хотелось скорее вернуться домой и остаться с ним наедине.
Театры она не любила, программку быстро скомкала – одно слово «режиссер» вызывало у нее судороги. Смотреть хотелось не на сцену, а на Альберта. Но дома он сразу ушел к себе в кабинет, нацепил здоровенные наушники и погрузился, как он любил говорить, в «личное пространство».
Прошел час. Отвлекать его не хотелось, тем более, что он взял ноутбук и начал писать. Он с трудом отходил от тяжелых «гастролей» и почти ничего не писал, а сейчас начал что-то новое, это Катя уже научилась оберегать и ценить.
«Кажется, я ему в ближайший час не понадоблюсь», – хлопнула дверцей холодильника. Пусто. В супермаркет идти поздно и далеко. Внизу было кафе, можно было взять там что-нибудь с собой домой поужинать – гений мог проголодаться в любую минуту.
«Главное – не задерживаться ни на одну лишнюю секунду», – твердо сказала она себя, открывая дверь кафе.
В уголке уютно устроилась любовная парочка – известный артист Шведов и … Соня.
Соня, да.
– Кофе, пожалуйста, – Катя уселась напротив, – большой и покрепче.
Этот Шведов был престарелым амбициозным самодуром.
Проблема заключалась в том, что Митя видел его не в главной роли, а в эпизодической. Стояла задача как-то его уговорить.
Соня, удобрив почву комплиментами, сразу предложила написать еще несколько эпизодов с этим персонажем, вкрадчиво поинтересовалась у Шведова, что ему самому было бы интересно, чего бы он хотел.
Он давно уже снимался только в главных ролях, стоил дорого, капризничал, но был бабником, может, поэтому Митя отправил к нему Соню в одиночестве.
Соня этого точно не могла сказать, но слабое место своего собеседника почувствовала, поэтому включила обаяние на всю катушку.
Убрав ноутбук, она пыталась развлечь его разговором на отвлеченные темы.
Когда стемнело, официант зажег свечу на их столе.
Казалось бы, атмосфера располагала, но этот проклятый Шведов все никак не соглашался. Тем более, что финансовая сторона вопроса его тоже не устраивала.
Соня ворковала, даже прикоснулась к его руке, вроде бы случайно.
– Владислав Ефимович, я понимаю, вы – звезда мировой величины. И вы станете украшением нашего фильма, роль я допишу. Я вам рассказывала, какие у нас будут играть американские актеры, это такой редкий случай, попробовать себя вместе…