– Да он не пьет! И мне нельзя, ты же знаешь…
Катя постелила Никите на большом диване в комнате с камином. Зажгла ароматические свечи. Слышала, как Никита продолжал всхлипывать в кухне, а Митя кому-то звонил.
«Половина второго, – автоматически отметила она, – кому он может звонить? Отменить на завтра монтажку невозможно».
Голос его по телефону был нежен, он о чем-то просил, даже заискивал.
Она подошла, накинула ему на плечи кофту.
– А мама знает?
– Нет еще, ты что… Он говорит, что не хочет больше жить.
– Ну, брось ты. Он молодой парень, подумаешь, первая жена… Он же твой сын, долго в холостяках не проходит. Ложись, тебе рано завтра вставать.
Митя проглотил упрек и лег в постель. Только стал задремывать – раздался звонок в дверь. Они оба с Катей подскочили и переглянулись.
– Кто это?
– Боже мой, это же Соня! Я сам попросил ее прийти. Она же рядом живет.
– Соня? Какого черта?
Но он уже встал и быстро одевался. Звонок нетерпеливо повторился.
Катя раздумывала, остаться ли ей в спальне или выйти. Решила остаться, но о сне не могло быть и речи. Митя быстро вернулся и сел на кровать.
– Спи, детка. Прости, что тебя сегодня задергали.
– Зачем она здесь?
– Понимаешь, для него это такой удар. Он тонкий нежный мальчик. Очень верный. И Карину он любил с первого класса. Они поженились сразу, как мы им разрешили, знаешь, как Ромео и Джульетта. Они ни на день не расставались. А в последнее время он стал часто уезжать, знаешь, работа оператора – разъезды…
– А причем тут Соня-то?
– Мне он ничего толком не расскажет. Он очень замкнутый.
– А ей расскажет? Они разве знакомы?
– Нет.
– Для него она посторонняя тетка.
– Она разговорит его, утешит.
– Она что, психолог? – Катя начала раздражаться.
– Нет, но она найдет правильные слова. Она больше, чем психолог, – Митя прилег рядом, поглаживая Катю по голове, – я думаю, она обладает какими-то особенными способностями. Она на меня всегда так положительно влияет, как наркотик. Я думаю, она этот… Медиум, – вдруг выпалил он.
Катя хотела рассмеяться, но ей вдруг показалось все это каким-то неприличным.
С кухни доносился нежный голос медиума, было слышно, как Никита ей отвечал. Довольно быстро он прошел к себе спать.
– Я побегу, провожу, неудобно же, – Митя встал, начал одеваться, накинул косуху.
Катя залезла на подоконник. Эти двое стояли прямо под фонарем. Митя прижимал Сонины руки к себе, видимо, благодарил. Она так давно не видела их вместе. Не спеша, они обогнули дом и вышли на улицу. Так и вышли – за руку.
«Помирились, значит… Хорошо, – Катя успокаивала саму себя, – надо помириться и мне».
Никита спал ровным, спокойным сном. Она погасила все свечи, вымыла посуду.
Митя пришел через два часа, хотя до Сони было всего десять минут хода.
Когда он лег в постель, Катя отважилась на прямой вопрос:
– У тебя с ней что-то было?
– С кем? С Соней? Малыш, ты что… Я уже засыпаю… не говори глупости, она толстая корова… Иди ко мне. Она просто так на меня действует…
– Никита спит.
– Кто?
– Да, она действительно действует на тебя неплохо. Спи.
Она и сама заснула, таким крепким и долгим сном, что встала только после полудня. Ее разбудило ощущение тревоги – солнце светило во второе окно, значит, она проспала работу. Митя тоже проспал – он сидел на кухне вдвоем с бутылкой.
Катя растерялась – при ней такого еще не было.
– Никита ушел?
– Ушел.
– Что это ты вдруг, – она потянулась к бутылке, но он резко ее выхватил.
– Не смей!
– О, да ты давно…
– Карина ждет ребенка. Как это может быть, – он заплакал, – они же были как Ромео и Джульетта! А теперь мой сын разводится, понимаешь? Он говорит: «Папа, мне плохо, помоги мне, я хочу вернуть свою семью», а я не могу ему помочь.
– А почему они разводятся? – до Кати, наконец, начал доходить смысл сказанного, – если она беременна, это же странно? Она сама как-то это объясняет?
– Нет, просто подала заявление. Им и день уже назначили. Уехала к родителям, с ним говорить не хочет. Они квартиру только что купили новую, столько лет об этом мечтали.
– Хватит рыдать, давай, я поговорю с ней… У тебя есть ее телефон? – Катя встала в поисках мобильника, – может, они поругались? Он ее обидел? Что говорит его мама, твоя бывшая жена? А родители Карины?
– Никита никого никогда не обижает. Он все эти годы только деньги в дом носил, никогда ей не изменял даже в мыслях. Такого мужа больше на свете нет, – Митя сморкался и продолжал подливать себе в стакан, – а ты не лезь, это семейное дело! Я спрошу у Мани, что нам делать, я сам не знаю даже, как к этому подступиться.
Хотелось ему врезать.
Катя убежала на работу – опоздав на три часа, она снова и снова выслушивала нотации новой начальницы – такой средней тетки-портнихи с непрокрашенными корнями волос. Ателье она загубила – может, шила она и хорошо, но только стандартные вещи, не имеющие никакого отношения к спорту. Всю звездную клиентуру растеряли, приходили, в основном, мамы с маленькими детьми. Для них проще было купить готовые платья, различающиеся только цветом. Рутка уволилась полгода назад, говорили, уехала в свою Румынию. Прежнего вдохновения не было и следа.
Вечером Митя уже спал. Точнее, она думала, что спал. Убрала на кухне посуду. Две бутылки – явное начало запоя. Что с этим делать, кому звонить? Соньке? Почему они оба – Катя и Митя – не умеют ни с чем справиться самостоятельно?
Легла рядом. Запаха перегара не было. Он дышал спокойно, ровно. Вдруг обернулся – притянул ее к себе.
– Может, бросишь эту каторгу? Зачем она тебе? Денег от квартиры нам хватит, в феврале мне заплатят за сериал, потом аванс за фильм, – голос абсолютно трезвый.
– А ты его снимешь?
– Я уже снял почти треть.
– С Сонькой снял.
– Да… Но сценарий-то есть, остальное – дело техники.
– Ты вчера просил ее вернуться?
– Что ты! Нет, как я мог. Она и не вернулась бы. Да и на какие шиши? За свой счет нанять я ее сейчас не могу, к тому же, она не согласится.
– Но надо же ей на что-то жить.
– Знаешь, мне кажется, ей кто-то помогает. Она не голодает.
– Ты про мужчину?
– Да.
– И ты ревнуешь, – Катя приподнялась на локте, пытаясь разглядеть его лицо. Но он всегда так плотно задергивал шторы.
– Малышка, мне страшно.
– Почему?
– Всем от меня одно горе. Маша умирает…
– Что ты несешь чушь! Просто стресс… И манипуляция.
– Не суди по себе.
– Хорошо, не сужу.
– Никиту бросила жена.
– Ты и в этом себя винишь?
– Мне кажется, от меня идет горе. И Соню я потерял. А без нее все валится из рук, я не справляюсь. Маша как-то умела…
– А я, значит, не умею.
– Ты пока еще маленькая, – в темноте он прицелился и ласково щелкнул ее по носу. Попал.
– Мы с Машей ровесницы.
– Не в этом дело, понимаешь. Ты еще девочка. Ментально девочка.
– Какая девочка? – Катя разозлилась, – я спортсменка, чемпионка Европы, у меня был успешный бизнес, я в восемнадцать лет переехала в другую страну…
– Маленькая, я не об этом, – он сгреб ее в охапку и начал тихонько укачивать, как ребенка, – ты просто дикая зверюшка. У тебя нет социальных навыков, ты выросла без семьи, как Маугли. Может, поэтому ты и добилась многого. Ты стремилась заработать побольше денег, поэтому и шила. Но ты же художник, может, тебе попробовать рисовать? Почему ты выбрала факультет графики?
– Потому что он находился рядом с домом.
Митя засмеялся.
– Но тебя бы не приняли без таланта. Там же очень строго. Ты пришла и поступила. И закончила. А рисуешь на стенах да в блокнотах.
– Стены я закрасила.
– И очень зря. Но я не к этому говорю. Тебя просто недолюбили. Это обязаны были делать другие люди – давать много любви.
– Кто? Разве кто-то кому-то что-то обязан? Тем более, любовь?
– Сначала, я думаю, родители. Семья. Папа, мама, бабушки, дедушки. Поправлять гольфы, подкладывать кусочки на тарелку, завязывать банты. Любоваться тобой. Вскрикивать, когда ты разбиваешь коленку. Улыбаться, глядя на то, как ты рисуешь, покупать тебе игрушки и вкусности. Тети, дяди, старшие братья. Оберегать тебя, защищать от собаки. Ты наверняка была восхитительной девочкой.
– Перестань!
– Дальше тебя должен был любить какой-нибудь лохматый мальчик, носить за тобой портфель, дергать за косу. Потом еще один. И еще. Смущаясь и краснея, писать тебе глупые записки и драться за право держать тебя за руку. Затем кто-то должен был дарить тебе цветы, провожать домой, поцеловать впервые…
– Ты перестанешь?
– Как я могу перестать? Получается, что я стал твоими родителями, тетями и всеми этими мальчиками. Я должен любить тебя за всех, а я всего один, понимаешь? Я не могу восполнить тебе все, что ты потеряла по вине неизвестно кого. Я обычный старый эгоист. Маша это видела и любила меня таким. Потому что у нее было все то, что тебе недодали, а ты ждешь этого от меня.
– Интересно, а трезвым ты всего этого сказать не мог?
– Я трезвый, Катя.
Помолчали. Почти заснули, но Катя вдруг вспомнила:
– А что с Сонькой-то делать? Ты не снимешь без нее.
– Сниму, куда деваться. Я ее погубил, понимаешь. Не в деньгах дело, а в ее надежде. Она мечтала, она верила, она столько работала просто так, за «спасибо», за мои обещания! А я их не сдержал.
– Но ты же не специально.
– Ты не представляешь, сколько я скандалил, умолял… Но этот кретин решил снять кино за полкопейки на газетке у себя в офисе. И сэкономить на всем. У меня просто выхода не было, даже, хлопнув дверью, я ничего бы не изменил. Сейчас такое кино – все решает продюсер.
– Поэтому оно такое… другое, – Катя хихикнула.
Сама она никакого современного кино не смотрела, а Митину работу комментировала так, что у него просто руки опускались.
Засыпая, она решила сама утром позвонить Соне – попробовать помириться, подольститься, разузнать обстановку. И что за мужик ей там помогает?