Осторожно переступая онемевшими, дрожащими ногами, я спустилась по растрескавшимся ступеням и уперлась взглядом в спины друзей. Странно, я и не думала, что они отвернутся. Мне казалось, они будут поджидать меня, сгорая от нетерпения все поскорей разузнать.
Все четверо стояли шеренгой. Плечом к плечу. Никто из них даже не шелохнулся.
— Эй, ребята! — окликнула я, чувствуя, что волоски на руках постепенно вздыбливаются.
— Ш-ш-ш! — еле заметно кивнул Генри.
Я бросила испуганный взгляд на Себастьяна и подошла поближе, чтобы посмотреть, что привлекло их внимание.
Крик застрял у меня в горле.
Нет!
Змеи. Не меньше тридцати. На самой грани земли и воды, где болото подступает к кладбищу. Снуют и изгибаются в жиже, свиваются в клубки… Таращатся на гробницу. На меня. Они же на меня смотрят!
Я попятилась и упала прямо на ступеньки, пребольно ударившись спиной и рассадив локти о камни. Один только взгляд, всего один навеки запечатлелся в моем мозгу раскаленным клеймом — и ужас, равного которому я в жизни не знала. Он подгонял меня, заставляя пятиться, спасаться любой ценой.
Я встала на четвереньки, оцарапав ладони и коленки о зазубренные расщелины в мраморе, с трудом поднялась и ударилась в бегство. Только не останавливаться! От неестественного страха, сдавившего сердце и легкие и беспощадно гнавшего кровь по жилам, звон стоял в ушах, а ноги подкашивались, но я неслась вперед, огибая могилы и перепрыгивая через разваленные гробницы, и замедлила бег лишь тогда, когда передо мной выросли опутанные лианами кладбищенские ворота, сулящие свободу.
Перед ними я остановилась, тяжело дыша и бессильно уронив руки. Рюкзак соскользнул с плеча и свалился на землю. По моим щекам и даже по шее струились слезы, а я между вздохами пыталась свыкнуться с недавним зрелищем.
Кошмар. Жуткий, отвратительный кошмар.
Услышав за спиной торопливые шаги, я тут же смахнула с лица слезы.
Первой подоспела Крэнк.
— Ты что?
— Ничего, все нормально.
— Ты, оказывается, боишься змей.
Даб подбежал и в изнеможении опустился на каменную глыбу. Себастьян, бросив под ноги сумку, последовал его примеру. Он подтянул к себе одну ногу и нарочито бесстрастным тоном заметил:
— Впервые вижу, чтобы они так себя вели.
Я хотела иронически усмехнуться, но поперхнулась, и у меня вырвался только короткий всхлип. Вот и я впервые такое вижу… Держась за бока, я запрокинула голову и уставилась в рассветное небо, все больше светлеющее навстречу дню. Мне нестерпимо хотелось завопить что есть мочи, но я молчала. Наконец, сильно содрогнувшись всем телом, я энергично потерла лицо, словно хотела вычеркнуть из сознания и само видение, и ужасающее осмысление того факта, что змеи явились туда ради меня. Принесли дань поклонения своей королеве. Медузе. Горгоне. Той, что унаследовала семейное проклятие и однажды обречена превратиться в чудовище. В мерзкую тварь, проклятую до такой степени, что один ее взгляд обращает человека в камень — в застывший валун наподобие того, на котором устроились Даб с Себастьяном.
Вот что получила я в наследство от предков. Вот что ждет меня в будущем.
Такая хрень и богиню до смерти напугает. Еще бы! Я даже фыркнула со смеху.
— Ну? — еле переводя дух, спросил Генри, когда мы все уже направлялись к воротам, — Что ты видела в склепе?
— Ничего, — ответила я, вся во власти печали и страха.
Виолетта шагала как ни в чем не бывало, зажав под мышкой Паскаля. Мне было невмочь смотреть в глаза рептилии, и я отвернулась, тут же наткнувшись на насупленную физиономию Генри и недоверчивую — Крэнк.
— Мы тащились сюда с тобой в такую даль, а ты не хочешь нам рассказать?
— Крэнк, я не просила вас идти со мной, — От собственных слов я поежилась, понимая, что на такие отговорки способны только отъявленные негодяйки, — Извини, просто мне… Я не могу.
Как им рассказать? Выложить все и увидеть на их лицах испуг и омерзение?
— Ты сама, без нашей помощи, ни за что бы не разгадала, — заметил Генри, — Мы заслужили право знать твоих врагов. Если Афина пойдет на нас войной, это затронет и всех нас.
— Не затронет, если меня здесь не будет.
Крэнк непонимающе поглядела на меня, а потом сжала кулачки и выпалила:
— Что ты такое говоришь? Ты что, уехать собралась?
Вскинув от беспомощности руки, я уставилась в одну точку за плечом Крэнк, совершенно не представляя себе, что можно сказать в такой ситуации. Только не правду о том, кто я такая и кем стану в недалеком будущем. Я бы не пережила, если бы они, сверкая пятками, дали от меня деру — от меня, явного выродка даже для их странноватой компании, отщепенки даже по меркам приемлющего всех и вся Нового-2. Если бы такое случилось, куда мне тогда деваться? Где бы меня, черт возьми, после этого приняли? И кто?
Нет, как бы то ни было, пусть друзья обижаются сколько угодно и пусть даже мне суждено безвозвратно покинуть Новый-2. Все же лучше, если я унесу эту тайну с собой в могилу.
Мои мысли нарушило резкое карканье, пронзившее хрупкую утреннюю тишь.
На шпиле одной из гробниц поблизости приземлился ворон и, шумно взмахнув несколько раз крыльями, неторопливо сложил их.
— Ари, в любом случае скажи нам, — попросил Себастьян.
Ворон снова каркнул, словно вторя просьбе Себастьяна. Скажи нам! Скажи нам! Словно насмехался надо мной. Нет, это уже чересчур!
Но мои приятели тоже изумленно воззрились на странную птицу.
Значит, не я одна слышала…
Скажи нам! Скажи нам!
По моему телу разлился ужас, а ворон тем временем обратился в женщину в черных одеждах. Она сидела на корточках на крыше склепа, вцепившись пальцами с устрашающе длинными ногтями в острый выступ. На ее губах играла жутковатая улыбочка.
— Расскажи нам, Ари! Поведай, что ты там видела!
Афина.
В ее спутанные, зачесанные наверх волосы были вплетены увядшие цветы и изумруды.
Я с трудом сглотнула и ощутила, как мышцы в моем теле разом напряглись и все переживания от недавнего видения всколыхнулись с прежней силой и остротой.
— Тебе ли этого не знать, кусок дерьма!
Я сама удивилась, с какой злостью обозвала богиню. Но эти обидные слова сорвались с языка сами собой, после того как я вместе с Медузой прошла через все ее лишения. А все из-за чего? Из-за ее красоты? Из-за какого-то вонючки-небожителя, овладевшего жрицей в храме самой Афины?
Чтоб ей провалиться, этой Афине!
Ее глаза сузились в две неприметные щелочки. Она иронически склонила набок голову, но по высоко вздымающейся груди богини я поняла, что смогла-таки уязвить ее. И чудесно.
— Ну что ж, — скривив безупречные губы, сказала Афина, — если ты сама не хочешь сказать им, придется тогда мне.
18
— Нет! — выкрикнула я.
Афина же поудобнее уселась на кровле склепа, спустила ноги вниз и принялась болтать ногами, словно ребенок. От ее самодовольной ухмылки дрожь пробрала меня до самых костей.
— Пожалуйста, — прошептала я, презирая себя за просительный тон, — не надо…
— О-о! — Афина радостно захлопала в ладоши, — Придумала! Давай-ка лучше покажем им для наглядности! Так сказать, сделаем предварительный набросок будущего. Пока только образ, чтобы никто не пострадал. Зато ты сама, Ари, уяснишь, что ты — им не чета!
О боже.
Я рухнула на колени и сдавленным голосом взмолилась:
— Нет, прошу тебя, не делай этого!
Афина злорадно изогнула уголок рта, и по злобе, вспыхнувшей в самой глубине ее глаз, по немыслимому высокомерию ее взгляда я поняла, что упрашивать поздно. Богиня простерла ко мне руки, и от них отделились две зеленоватые звенящие стрелы. Я не успела даже подняться и осталась стоять на коленях. Парализующая мощь Афины вихрем окутала меня, растрепала одежду и волосы. Узел на затылке не выдержал и распался, светлые волны волос взметнулись вверх и рассыпались по плечам. Мой желудок свело судорогой, а мне самой ужасно захотелось скорчиться, свернуться клубочком, спрятаться от себя самой, но невидимая сила не давала мне согнуться и вынуждала держать голову высоко поднятой, а плечи — распрямленными. Я боролась с этой силой, пот ручьем тек по моей спине, но все напрасно.
Я вскрикнула, пытаясь поднять руки и пригладить шевелюру, положить конец глумлению, но руки не слушались меня. Та же непостижимая сила приподняла меня с колен и поставила на ноги, развернув лицом к друзьям. Я стояла, широко раскинув руки, словно на чистосердечном признании, и смотрела в их бледные лица.
Себастьян… Он успел сделать лишь шаг мне навстречу, но, как ни старался, не мог ни продвинуться дальше, ни помочь мне. И все остальные тоже застыли на месте.
Одни глаза пока подчинялись мне, но, встретившись взглядом с Себастьяном, я почувствовала, что и они неумолимо стекленеют. В горле застрял ком, а сердце зашлось в безумном, болезненном ритме.
И вдруг мои волосы разделились на пряди и скрутились в извивающиеся жгуты, а кожу под ними ожгло, словно огнем.
Боже милосердный, я вся горю!
Я отвратительно взвизгнула и крепко зажмурилась, желая только, чтобы все поскорее прекратилось. Пожалуйста! Прекрати!
А потом я ощутила, как что-то зашевелилось там, под кожей. Я разинула рот, чтобы глотнуть воздуху, но ничего не получилось. От омерзения и страха меня трясло, нервы натянулись, будто канаты, а по щекам стекали слезы. Нет! Нет! Нет!
Наконец скальп растрескался, и из-под него поднялись гладкие округлые струйки дыма. Они обвили вздыбленные кверху пряди и превратились в смутные призраки ясивых тварей, туманные устрашающие прообразы своих будущих воплощений. Белесые, желтоватые, оранжевые тени гнусным ореолом сплетались и скручивались вокруг моей головы. Я, сама того не желая, видела их даже сквозь сомкнутые веки.
Сердце еще раз гулко стукнуло и затихло, утомленное паникой и переизбытком адреналина в венах. Мои глаза против воли широко раскрылись. Афина приказывала мне смотреть — смотреть на моих друзей.