Портье направил Еву в «Салон» – одну из боковых комнат, где стояли круглые столы на одной ножке и кресла из орехового дерева с кожаной обивкой, располагавшие к задушевным беседам. В дальнем углу сидел мужчина в твидовом костюме. При появлении Евы он опустил газету и снял очки со стеклами в форме полумесяца.
Она протянула полученный бланк с указанием адреса отеля:
– Надеюсь, я пришла по адресу. Я слышала, у вас есть вакансии.
– Возможно, – отвечал мужчина. – Если вы не против послушать несколько душещипательных историй.
Он жестом предложил ей занять кресло напротив:
– Брайан Джолифф. Очень рад знакомству.
От улыбки в уголках его глаз собрались морщинки, само лицо дышало добротой и теплом, не то что каменные черты полковника Робинсона. Ева глянула на газету и заметила, что до ее прихода он разгадывал кроссворд. Полковник счел бы это занятие непростительно бесполезной тратой времени.
– Ева Кушек, – представилась она, пожимая ему руку. – В последнее время я слышу много печальных историй. Беда в том, что мне не нравится, как их рассказывают, точнее, как их вытягивают из допрашиваемых.
– И где же это? – Джолифф поманил официанта, появившегося в дверном проеме с подносом под мышкой. – Kaffe und Küchen, bitte.[21]
Потом глянул на Еву и сказал:
Посмотрим, чем тут кормят? При нынешнем дефиците продуктов разносолов ждать не приходится, но питание постепенно становится лучше.
– Я буду рада любому блюду, спасибо. Хотя в последнее время у меня нет аппетита из-за моей нынешней работы.
– Так где вы сейчас работаете?
– В Бад-Нендорфе.
Выражение лица Джолиффа мгновенно изменилось. Он положил на стол серебряный портсигар, предложил Еве закурить и, когда она отказалась, сам взял сигарету. Постучав ею по столику, он произнес – Я не удивлен, что вы хотите оттуда уйти. По слухам, Бад-Нендорф – очень скверное место. Напомните, кто там заправляет?
– Полковник Стивен Робинсон. Вы с ним знакомы?
– Слышал о нем. Говорят, он умеет добиваться результатов.
Ева опустила голову – Скажем так, он не допускает, чтобы что-то помешало ему добыть нужные результаты. Правда, это не означает, что результаты достоверны.
– Это я тоже слышал. В конечном итоге у него, наверное, будут большие неприятности, но пока он вполне устраивает союзников.
– Я делаю, что могу, – сказала Ева, кусая нижнюю губу. – Постоянно твержу ему и другим, что так нельзя, но меня никто не слушает. А теперь вот один из заключенных умер, других, вероятно, ждет такая же судьба, учитывая, как с ними обращаются. Надолго меня не хватит, я должна вырваться оттуда как можно скорее.
– Когда вы поступили на службу?
– Я пошла служить в 43-м, в августе. Начинала в Женском вспомогательном территориальном корпусе.
– То есть положенные три года вы еще не отслужили, – Джолифф затянулся сигаретой и помолчал. – Но вы могли бы уволиться досрочно по состоянию здоровью. Скажитесь больной или притворитесь, что беременны. Это их напугает, и вас уволят моментально – глазом моргнуть не успеете.
Он подмигнул ей:
– Подумайте об этом.
На несколько секунд Ева оторопела, а потом расхохоталась – Я пойду на что угодно, лишь бы уйти оттуда. Но мне же придется обратиться к врачу. Иначе как мне поверят?
– Об этом не беспокойтесь, – улыбнулся Брайан. – Дайте мне знать, когда будете готовы уйти, и я вам предоставлю медицинскую справку.
Им принесли кофе с пирожными, украшенными взбитыми сливками.
– Но почему вы набираете сотрудников здесь? И вы еще не сказали, что это за работа, хотя трудно придумать что-либо хуже того, чем я сейчас занимаюсь.
Брайан отвлекся на еду, поблагодарил официанта, потом сказал:
– Полагаю, нам опять принесли яблочный пирог. Видать, в этом году хороший урожай. Куда бы я ни пошел, меня всюду потчуют яблоками. Но все равно чертовски вкусно.
Он передал Еве одну из фарфоровых тарелок с рифленым узором:
– Итак, о чем мы?
– О работе. Для чего вы набираете людей? Что это за работа?
– Ах да, это новая организация. Скорее всего, вы о ней не слышали.
Брайан наколол на вилку кусочек пирога и сунул в рот, затем, жуя, салфеткой вытер рот.
– Как вы думаете, что здесь сейчас особенно необходимо? – в следующую секунду спросил он.
Ева, не прикасаясь к пирогу, смотрела на него:
– Строительство? Восстановление сельского хозяйства и промышленности? Когда я ехала по Германии, видела разрушенные вокзалы и железные дороги. И я знаю, что люди здесь голодают. Водитель, работающий в нашем центре, сказал мне, что они с женой получают по четыре кусочка хлеба в день.
– Все это, разумеется, важно, – отвечал Брайан, качая головой, – но гуманность и человеческое достоинство тоже играют не последнюю роль. Людям нужна помощь и реабилитация во всех смыслах. Это самая гигантская проблема, какая только может быть. Вам известно, что на данный момент в этой стране находятся примерно одиннадцать миллионов человек, которые оказались здесь не по своей воле? Несчастные голодранцы, пережившие ужасы концлагерей и рабский труд на заводах и фабриках.
– Я даже понятия не имела, что их так много.
– Без нашей помощи эти бедняги не могут возвратиться домой. Многие потеряли целые семьи, другие отчаянно пытаются найти родственников. Кто-то из них никогда не вернется на родину, кто-то предпочтет эмигрировать, чтобы начать новую жизнь в другой стране. Все, что мы можем, – накормить их, подлечить, насколько это возможно, снабдить документами.
– Да, судя по тому, что вы сказали, работы непочатый край: организационные вопросы, перевод, обеспечение питанием и медикаментами. Я могла бы за это взяться. В Германию я приехала, чтобы исполнить свой долг, и для меня это реальный шанс сделать наконец что-то полезное.
– Молодчина! Но вам придется нелегко. Эти люди много страдали. Но по крайней мере они выжили и при надлежащей помощи, возможно, сумеют вернуться к нормальной жизни. Однако мы помогаем только перемещенным лицам, а не самим немцам.
Брайан с глухим стуком опустил тарелку на стол, так что вилка на ней, звякнув, подпрыгнула.
– Они сами устроили весь этот кошмар и не заслуживают того, чтобы мы им сочувствовали или снабжали их пропитанием.
На мгновение Еве вспомнились дети в лохмотьях, женщины, обмотавшие шарфами головы, мужчины в порванной военной форме. Подавив в себе сострадание к ним, она спросила:
– На службу ходить в форме?
– Необязательно, – рассмеялся Брайан. – Приходите в том, что у вас есть. Если кто спросит, почему на вас все еще форма Женского вспомогательного территориального корпуса, валите все на меня.
Потом он дал ей свою визитку и велел позвонить ему, как только она заявит, что заболела. Ева навсегда запомнит тот разговор, а также неприятную встречу, которая произошла, когда она покидала отель. Согласовав с Джолиффом все детали и поблагодарив его за гостеприимство, она вышла в зеркальный вестибюль и направилась к выходу. Впервые за долгие недели Ева искренне улыбалась, радовалась тому, что расплатилась с одним из их постоянных водителей накопленными сигаретами.
Ее мечта сбудется: она вырвется из Бад-Нендорфа. Завтра же утром скажет, что не может выйти на службу, потому что беременна, и ее постараются поскорее удалить из того страшного места. Она была уже почти у самого выхода, собираясь пройти в большие стеклянные двери, и вдруг услышала знакомый нервный голос, от которого у нее замерло сердце:
– Кушек! А вы откуда здесь взялись, черт возьми?
Ева обернулась и, к своему ужасу, увидела, что по широкой лестнице спускается полковник Робинсон. За ним следовала компания мужчин, которых она заметила раньше. Стуча каблуками по гладкому каменному полу, он решительным шагом подошел к ней:
– Так, так, так… Чем вы тут занимаетесь? Тайное свидание?
– Нет, сэр. Просто выпила чаю, то есть кофе. С пирожным.
– Ладно, главное – не болтайте о нашей работе, – прищурившись, он дернул подбородком. – Неподчинение наказуемо.
– Я уже ухожу, сэр.
– Будьте осторожны за рулем, а то еще в аварию попадете, – набалдашником своей щегольской трости он постучал по ладони левой руки. – За это тоже предусмотрены санкции.
Глава 24Ева
10 ноября 1945 г.
Имитировать тошноту ей было нетрудно, ведь изо дня в день она присутствовала на допросах, каждый раз поднимавших в ней новую волну отвращения. На виду у всех Ева смежала веки и прикрывала рукой рот, показывая, что ей дурно. С помощью пудры более светлого тона она придала лицу нездоровую бледность, карандашом для бровей создала эффект ввалившихся глаз.
Спустя три-четыре дня, на протяжении которых в столовой она лишь нехотя клевала постную пищу и пила обычную воду, Джимми отвел ее в сторону:
– Что с тобой? Взвинченная ты какая-то, только не обижайся.
Ева обвела взглядом столовую, убеждаясь, что их никто не подслушивает.
– По твоему совету я съездила в ту гостиницу. Надеюсь, очень скоро меня здесь не будет, – она взяла его за руку. – Что бы ты обо мне ни услышал, не верь ни единому слову.
– Ну и хорошо. Если ты сама уверена, что так надо.
Ева была уверена. Сдерживая улыбку, она старательно изображала из себя больную, понимая, что должна убедительно исполнять свою роль. Однако следующего шага она опасалась.
На следующее утро Ева решила разыграть настоящий спектакль, чтобы уже ни у кого не оставалось сомнений. За завтраком в столовой, взяв тарелку с овсянкой, она села так, чтобы ее хорошо видели Робинсон и его прихвостни, и принялась лениво ковырять ложкой кашу, похожую на вязкое серое месиво. Потом пару раз прижала ладонь к животу, откинулась на спинку стула и, закрыв глаза, стала делать глубокие вдохи. В нос ударили неприятные запахи кулинарного жира, жареного хлеба, «Брилкрима»[22]