— Там, в лесу. Тот день в лесу. Откуда ты знал, что у Томми твоя собака? Это была не просто догадка — ты уже точно знал об этом.
Расскажи ей. Эван почувствовал, как внутри него все забурлило — его возвращения в прошлое, дневники, все те перемены, которые он совершил, — и внезапно ему захотелось рассказать ей обо всем, сняв со своих плеч эту тяжесть.
— Ты помнишь о моих детских затмениях? Она кивнула.
— Конечно. Томми говорил, что ты такой же псих, как и твой старик.
В ее словах был и скептицизм, и интерес.
— Он был не так уж не прав… — Эвана перебил стук в дверь.
— Открывай. Это я, — услышал он мужской голос.
Кейли нахмурилась и, подойдя к двери, приоткрыла ее на несколько дюймов.
— Эй, детка, — сказал мужчина. — У меня есть то, что тебе нужно…
Она посмотрел на Эвана, потом на стоявшего за дверью человека.
— Извини, Чаки, но на сегодня придется отложить. У меня другие планы.
Мужчина разозлился.
— Что? — прошипел он. — Ты не можешь меня послать, маленькая шлюшка…
— Могу. И пошлю. Пошел в жопу, Чак. — И она захлопнула дверь перед его носом.
Кейли устало посмотрела на Эвана.
— Слушай, если ты хочешь со мной поговорить, тогда купи мне ужин, о'кей?
— Хорошо.
В конце квартала была небольшая забегаловка, в которой сидели несколько полуночников. Кейли и Эван уселись за самым дальним столиком и заказали еду. В основном говорил Эван, временами отхлебывая из чашки чернейший кофе, а Кейли ела с такой жадностью, словно пережила голодовку.
Эван рассказал ей все о каждом случае, каждом событии с того самого момента, когда он был с Хайди и обнаружил, что может возвращаться в детство. Большую часть она прослушала с насмешливо-глумливым выражением лица, но время от времени застывала, особенно когда он рассказывал о тюрьме и об убийстве Томми.
Когда он закончил, Кейли отодвинула в сторону пустую тарелку и закурила сигарету.
— Ты под чем-то, да? — сказала она после глубокой затяжки. — Наверное, ты просто обожрался кислоты и насмотрелся «Назад в будущее», потому что все, что ты рассказал, похоже на плод больного воображения.
— Это все правда, — ответил он. — Каждое слово.
Она покачала головой.
— Ты был прав там, в комнате, Эван. Я не верю тебе.
— Я и не думал, что ты поверишь. — Он посмотрел на нее усталым взглядом. — Именно поэтому до сегодняшнего дня я не рассказывал об этом ни одной живой душе, и никогда этого не сделаю.
— Я единственный человек, которому ты поведал эту историю? — повысила она голос. — Уау! Это прекрасное выражение. Скажи мне, это когда-нибудь срабатывало? Тебе давали после этого? Девочки, наверное, тают, когда ты им это говоришь. Они на самом деле верят в это дерьмо?
— Вообще-то мне плевать, веришь ты мне или нет, и, честно говоря, я слишком устал, чтобы тебе что-то доказывать.
Эван с трудом находил силы, чтобы говорить. Он чувствовал себя выжатым и вялым — даже поднять ко рту кофейную чашку было трудно.
— О, а что, есть доказательства? Я бы послушала.
— Черт, ну я не знаю. Если бы я лгал, то как бы узнал, что у тебя две родинки на внутренней стороне бедра?
Кейли расхохоталась.
— Мог бы найти что-нибудь получше этого! Много мужиков их видели. Любой, у кого есть пятьдесят баксов, мог тебе это рассказать!
Он наклонился ближе, стараясь сосредоточиться.
— Ладно, забудь об этом. Как насчет… — Эван помолчал, пытаясь вспомнить все, что знал о ней. — Как насчет того, что ты предпочитаешь мускусный запах цветочному?
Кейли захлопала глазами, и он продолжил:
— Ты всегда ненавидела силантро, потому что по каким-то непонятным причинам это напоминало тебе о твоей сводной сестре.
У Кейли от удивления отвисла челюсть.
— Как, черт возьми, ты…
— О! — Эван щелкнул пальцами, внезапно вспомнив что-то. — Как насчет этого? Когда ты испытываешь оргазм, у тебя немеют пальцы на ногах. Я уверен, что твои клиенты не знают таких подробностей.
Она безуспешно пыталась скрыть удивление. Эван кивнул в такт своим мыслям.
— Я приехал сюда, потому что хотел тебе кое-что сказать. Мне кажется, ты должна это знать.
Она внимательно на него посмотрела.
— Знать что?
— То, что я не оставлял тебя гнить здесь.
Она вздрогнула, услышав это. Все те крохи уверенности, которые Эван обрел в процессе разговора с ней, исчезли, когда в глазах Кейли Эван увидел презрение и недоверие.
— Ты больной сукин сын, — холодно произнесла она. — И в твоей памяти действительно есть одна большая дыра.
Эван отвел глаза в сторону.
— Какая?
Она бросила окурок в чашку с недопитым кофе.
— Ни на этой планете, ни на какой-либо другой я никогда не жила в сраном женском общежитии.
Кейли встала и вытащила двадцатку из бумажника Эвана, затем бросила кошелек на стол. Она помахала банкнотой в воздухе.
— Ты уверен, что тебе это не нужно? — Он пожал плечами.
— Не думаю, что она мне понадобится рам, куда я собираюсь.
Кейли глумливо усмехнулась.
— Что, собираешься снова изменить всем жизнь, да? Идешь снова менять историю?
— Не знаю, смогу ли я.
— Да, конечно. Может, в этот раз ты очнешься в каком-нибудь дворце, тогда как я буду трахать ослов в Тихуане, а?
Эван потер руками лицо. Кожа была вялой и нечувствительной.
— Я завязываю. Каждый раз, когда я пытаюсь кому-то помочь, все становится еще хуже.
Кейли взяла пальто и сунула бумажник в карман.
— Не сдавайся, красавчик. — Она насмешливо потерла руки. — Смотри, сколько ты для меня уже сделал.
— Прости, — прошептал Эван.
— У меня есть мысль, — проигнорировала она его слова. — Черт, а почему бы тебе не вернуться назад и не сделать что-нибудь стоящее? Стать героем и спасти миссис Халперн и ее ребенка, например. Тогда, возможно, этот псих Ленни не съедет с катушек и не разрушит мою семью?
Она пошла к выходу целеустремленной и резкой походкой.
— Да, и еще кое-что! — бросила Кейли через плечо. — Вернись в тот день в подвале и трахни меня как следует перед папочкиной камерой, ну, типа, чтобы я взялась за ум.
Она швырнула ему его бумажник и ушла, хлопнув дверью.
Эван уставился в кофейную чашку, теряя себя в отражении на поверхности черной жидкости, падая в окружающую его темноту.
Глава двадцать третья
До общежития Эван добрался уже на рассвете, и под первыми оранжевыми лучами восходящего солнца он шел по коридорам здания, поникнув плечами, как какой-то серый призрак. В эти ранние часы коридоры были пусты. Студенты спали после попоек и ночных приключений. Эван чувствовал себя так, словно вся сила земного притяжения обрушилась на него. Он попытался вспомнить, когда ему последний раз удалось нормально поспать, но не припомнил ничего, кроме каких-то смутных обрывков произошедших событий. «Да знаю ли я, какой сегодня день?»
Открыв дверь комнаты, он сразу же услышал знакомый скрип пружин кровати Тампера и стоны какой-то молоденькой студентки, Пребывающей на пике оргазма. Они проигнорировали вошедшего Эвана, который, хотел заполнить пробелы в теологических познаниях. Эван вспомнил татуировки Карлоса, хотя изображенный на свече лик был гораздо мягче и добрее. Сам Эван никогда не был особенно религиозным человеком, но в этот момент, под влиянием усталости, мысль о том, что кто-то великий, возможно, наблюдает за всем, придала ему немного уверенности. Закрыв глаза, он пробормотал короткую молитву:
— Господи, дай мне силы и мудрости, чтобы я мог все исправить.
Там, в закусочной, Эван сказал Кейли, что он больше не станет читать свои дневники и пытаться менять ход событий, но когда он это говорил, то знал, что лжет. Он крепко сжал дневник. Его способность возвращаться в прошлое была и даром, и проклятием, и он был уверен, что должен пройти до конца через все испытания.
Теперь для него переход был простой формальностью. Сначала глубокий расслабляющий вдох, затем пара секунд на то, чтобы очистить разум и подготовиться. Потом нужно сконцентрироваться на словах, позволяя им взять власть над его памятью.
«Последнее, что я помню перед затмением, это мои руки, закрывающие уши Кейли. Кажется, я был более сосредоточен на ее руках, которыми она прижимала мои ладони, чем на почтовом ящике через дорогу…»
Его глаза быстро скользнули по странице. Он уже был там, и побывать в этом событии еще раз было так же легко, как выйти на прогулку в старых удобных туфлях.
Затем пришла ломота в каждой косточке его черепа, несильное давление на глаза, и потом этот мигающий и прыгающий танец, когда все вокруг начинает подрагивать, как при землетрясении. И в конце звуки — странное эхо из каких-то других измерений и пространств…
Он позволил миру измениться и сдвинуться.
Эван был готов к потере ориентации и просто поморгал, пока это ощущение не ушло. Его сердце бешено колотилось. Руками он зажимал уши Кейли, и она улыбалась. Томми лежал рядом с недовольной гримасой, а Ленни дышал так, словно за ним гнались собаки.
Эван выплюнул сигарету и отпустил Кейли. Его пальцы потянулись к месту, где был (или будет) шрам от сигаретного ожога. Хотя теперь, поскольку он выплюнул сигарету, шрама уже точно не предвидится, не так ли? Он затушил тлеющий окурок подошвой кроссовки.
— Кое-что изменилось, — пробормотал Эван, и Кейли с любопытством на него посмотрела.
— Наверное, фитиль потух? — сказал Ленни. — Может, кому-нибудь пойти проверить? — Он ткнул толстым пальцем в сторону почтового ящика.
Томми посмотрел на него усталым взглядом, всем видом показывая, что он думает об этом идиотском комментарии.
— Да, точно, почему бы тебе не сделать это, Ленни? Кретин!
Эван не обратил внимания на недоуменное выражение лица Кейли и посмотрел на почтовый ящик. Внутри маленькой копии дома Халпернов медленно тлел самодельный фитиль, который он сам и придумал. Секунды тикали навстречу взрыву.
— Нам надо… — попытался сказать что-то Ленни, но тут же прижался к земле. К домику подъехала машина, из которой вышла женщина.