Эффект бабочки — страница 39 из 59

* * *

– В команду пробоваться будешь? – Поинтересовался Берти вечером, когда мы встретились в небольшом ресторанчике перед походом в театр, – парни в курсе, что ты в полиции борьбу преподавал, интересуются.

– Куда? – Вяло ковыряя бифштекс вилкой, интересуюсь у приятеля.

– А куда угодно! – Смеётся тот, – про полицию они и раньше в курсе были, ты ж особо не скрывал, да и с нами не раз пил. Команда по борьбе[115] в тебе точно заинтересована.

– Не… рефлексы другие, – отвечаю так же вяло, – я скорее в стиле джиу-джитсу, бокс немного.

– Я так и сказал, – заулыбался Берти, отпивая вина, – но всё равно зайди, ладно? Им любопытно твои ухватки на себе ощутить, а тебе что – лишними такие знакомства кажутся? Кстати, что вялый такой? А… девица небось горячая попалась!

– Если бы. Перестрелка вчера была на Манхеттене, слышал?

– Все газеты… погоди-ка, ты каким боком?!

– Да никаким! Миссис Рошаль из девятой, дай ей бог здоровья и главное – ума побольше, решила почему-то, что сейчас беспорядки в городе начнутся. Вроде как по образцу знаменитых беспорядков времён Гражданской во время призыва. Дура-то она дура… но громкая! Не только меня с мистером Коэном подняла, но и половину жильцов. Они-то ладно, а я вот с оружием в холле сидел полночи, чтоб им спалось спокойней.

– В который раз уже? В третий?

– Третий после приезда, – уточняю, – думаю съезжать к чертям. Деньги есть…

– Погоди ты с деньгами! – Перебил меня Берти, задумавшись, – слушай… идея на миллион! Ты ж спортсмен не из последних, так? В университете тебя уже знают немного, я кое-что поведаю о нашей Латиноамериканской эпопее – своим разумеется, не всем подряд. Сюда же спортивные таланты и я не я буду, если за тобой братства не выстроятся.

– Братства, это конечно здорово, – тяну я в сомнении, – но думал присмотреться сперва и может быть – на будущий год вступать. Да и как мои жилищные проблемы связаны с Братствами?

– Дома Братств, – удивился Берти чуточку напоказ, – как же ещё? Сам же жаловался, что пристойное жильё за разумные деньги не найти. То просят слишком много, то соседи сомнительные, то далеко… А поживёшь у нас в Братстве, так и квартиру поищешь заодно. Ты не думай, у нас хорошо! Комнаты у каждого своя… нормально! Да и знакомства другие, может кто из парней чуть погодя сам тебе квартиру предложит.

– Гм… – кусаю губу, – так-то не против, но есть одно большое Но.

– Испытания новичков? – Понимающе заулыбался Берти, – не переживай! Ты что думаешь, мы к каждому с одними мерками подходим? Одинаково? Одно дело ты, привыкший первым делом бить морду и тянуться за пистолетом…

– Ножом, – поправляю его, – сперва нож, потом пистолет, а кулаки так… на ринге разве что.

– Тем более! И другое – Зак…

– Он что, тоже в Братстве?!

– В этом году будет вступать, – кивнул собеседник, – уже малость освоился в нормальном обществе. Видишь, какие люди разные в Братствах? Тебя вот на излом попробуешь, так и схлопотать по морде можно… если не ножом по горлу! А Зака так и сломать можно. Нет… у нас толковые Старейшины, к новичку каждому индивидуальный подход!

* * *

– Сразу оговорюсь, парни, – объясняюсь с борцами, разминаясь одновременно, – всё это лучшее-худшее единоборство считаю бредом. К борьбе лично я отношусь очень уважительно, она и как спорт хороша и на улице, случись что, выручит.

– Сам-то тогда зачем этими… – покрутил кистью здоровяк Мэттью, – штучками.

– Мне в юности не до спорта было, а все эти штучки, они как раз прикладные – для улицы и войны.

Кивают понимающе, американцы в этом времени в большинстве своём драться умеют и ничуть не боятся. Едва ли не любой мальчишка, за исключение редких тепличных особей вроде Зака, десятки и сотни раз дрался один на один и толпой – банда на банду. Драки и жестокие подростковые разборки с делением на своих и чужих – важная часть культуры.

– Многие приёмы у меня жёсткие, такие в спортивной схватке не применишь, – продолжаю объяснять, – так что давайте покажу сперва их, а потом обговорим правила.

– Всё понятно – пробасил Мэттью десяток минут спустя, – до первого удачного касания работаем. В торс ты меня не особо пробьёшь, а вот в горло или в коленку удивить можешь.


Полчаса спустя полицейскую систему рукопашного боя из двадцать первого века признали годной, лучше всяких там джиу-джитсу.

– Сразу видно, европеец придумал, – одобрительно гудел Мэтт, заботливо прикладывая к моему глазу завёрнутый в полотенце лёд, – никакой мистики хреновой, всё по делу. На ковре так не лучше борьбы или бокса, но на улице я бы на тебя поставил. Так, парни?

Парни отозвались одобрительным гуденьем, новую для себя систему оценили достаточно высоко.

– Да борьба и на улице немногим хуже, – с некоторым сомнением отозвался тяжеловес Рой, – не против ножа, понятно…

– Это тебе лучше, – задиристо сказал Ларри, – а мне с весом мухи самое то! И заметили, парни? Здесь не нужно быть силачом, этой… системой и в сорок лет заниматься можно, когда совсем уже стариком станешь!

– Ничего так, – вынес вердикт заглянувший на шум тренер Келсо, – для улицы годится. А ты… Эрик? Пройдём на стадион, глянуть хочу, на что ты способен.

Выразительно дотрагиваюсь до фингала, намекая на состоявшийся нокдаун и не лучшую форму для занятий лёгкой атлетикой, но тренер неумолим.

– Бегунами Маккормик занимается, но проверить тебя и я могу. Давай! Ясно, что на рекорды ты сегодня не пробежишь, потенциал глянуть хочу.


– Теперь с места, – без тени эмоций сказал Келсо, записав результаты забегов в блокноте. Подойдя к прыжковому сектору, пробую ногами поверхность – не скользит ли? Лёгкой атлетикой особо не увлекался, но когда всю сознательную жизнь занимаешься спортом, сложно не нахвататься по верхам.

Ноги для меня важнее всего – хоть в цирковой период, хоть позже – в период активных занятий единоборствами. Да и позже, когда единоборствами стал заниматься исключительно для поддержания формы, пришло увлечение паркуром[116]. А там и бегать, и прыгать…

– Одиннадцать футов без двух дюймов[117], – странным голосом говорит тренер, – ещё.

Прыгаю снова и сам вижу, что результат сравним, пусть и чуть меньше первого.

– Занимался лёгкой атлетикой?

– Так… – пожимаю плечами, – немного. Всё больше единоборствами да паркуром.

– В футбол играл?

– Конечно! А… американский… нет, только в европейский. В регби ещё, но нечасто. Я больше в баскетбол.

– И хорошо?

– Тренер, – опускаю чуть голову набок, – я так понял, что впечатлил?

– Более чем, – вздыхает Келсо, ероша остатки волос на голове, – Ты хоть знаешь, что прыгнул почти на рекорд[118]?

Открыв было рот, медленно закрываю его… вот так и проваливаются шпионы. То, что было едва ли не нормой для хорошо тренированного физкультурника в двадцать первом веке – рекорды начала века двадцатого.

– Ты подумай, – продолжил тренер, не подозревающий о моих метаниях, – быть в команде университета – очень престижно. Конечно, заниматься нужно с отдачей, но и от университета отдача будет, ты уж поверь! Спортсменов знают и любят, им куда проще войти…

Мотнув головой верх, Келсо замолк, глядя выжидающе. Дилемма… спорт будет отнимать время, нужное для учёбы и врастания в местное общество, зато и врастание это будет идти значительно проще. Вроде как. Или нет?

– Я… мне нужно подумать, тренер.

Глава 28

Братья Алиевы зажали нас в районе Ораниенбургской улицы в центральном районе. Туристы, бродящие здесь стадами, ничуть не смущали турок. Район этот, несмотря на туристическую популярность, достаточно криминальный, случаев ограбления, а то и изнасилований среди бела дня предостаточно.

Сперва турки, а потом и выходцы из Африки приучили местных, что спешить на помощь нельзя! Для выходца из какого-нибудь Марокко сдвинутые понятия чести, вынесенные из провинциальной глубинки полудикой страны, куда важней европейских законов. Отсидка в комфортабельной немецкой тюрьме, да с поддержкой землячества… курорт!

Вот и привыкли местные обыватели и туристы не спешить на помощь при криках помогите… Есть, конечно, отдельные храбрецы – немцы и европейцы отнюдь не такие рохли, как показывают по российскому ТВ. Но пределы допустимой самообороны в Европе ничуть не менее вывернутые, чем в России. Да и положительная толерантность к мигрантам и их потомках на законодательно уровне сказывается не лучшим образом.

– Кино! Не мешайте, снимается кино! – орали помощники режиссёров туристам, – ведите себя максимально естественно, снимают скрытые камеры!

Не все в толпе поверили крикам смуглых помощников режиссёра, тем более акцент… но проще уговорить себя, что ты не трус, это кино!

Пробиваемся через толпу, расталкивая людей, сами туристы расступаются неохотно. Трое подростков-европейцев не внушают ни уважения, ни опаски. Другое дело, бегущие за нами откормленные боевики из спортивных мусульманских клубов.

Все как один рослые, здоровые парни, не занимающиеся ничем, кроме тренировок и таких вот… акций.

– Стой! – Слышу голос на чистом немецком, – поймаем, хуже будет.

Над головой пролетает банка с газировкой, с силой впечатавшись в стену дома.

– Мохаммед, – выдыхает Курт, – немец… обрезанный…

Ситуация страшная, такие вот омусульманенные ренегаты в Германии перестали быть редкостью. И бог бы с ними, с ценителями мирного ислама. Есть такие, есть… но есть и другие, прельщённые романтикой борьбы. В определённом возрасте людям всё равно за что бороться, лишь бы драйв, движуха…

Одни приходят к анархистам, другие к неонацистам, третьи… вот, бежит Мохаммед, белобрысый фанатик-исламист с арийскими предками. Как многие неофиты, он склонен кому-то что-то доказывать… жестокость и отсутствие тормозов поражают.