Кажется, Спок не осуждал его за любопытство, но брови его насмешливо взлетели вверх, и он ответил:
– Я не имею понятия о планах миссис Хантер, мистер Зулу, но не исключена возможность того, что она окажет честь «Энтерпрайзу», поднявшись на его борт, и будет встречена офицерами подобающим образом. Конец связи. Спок.
Зулу оторопело наблюдал за аскетическим, лишенным какого бы то ни было выражения, лицом офицера по науке, исчезающим с экрана, и очень надеялся, что его собственное, с отвисшей челюстью, лицо не видно ему.
«Когда, наконец, я научусь держаться перед Споком, как подобает офицеру, а не мальчишке?» – в который раз подумал он с досадой.
– Очнись, – вывела его из оцепенения Мандэла. – Ты обещал ему прийти через десять минут, так что поторопись, – она подняла свою маску, обменялась с ним рукопожатием.
– Ты думаешь, Хантер взойдет к нам на борт? Мандэла улыбнулась как-то странно.
– Я надеюсь на это. Мне тоже хочется увидеть ее, – вытерев потное лицо рукавом, добавила:
– Если тебя отпустят, просись сразу в эскадрилью Хантер – лучшего места не найдешь.
Вместе они направились к раздевалке.
– Эскадрилья Хантер! – воскликнул Зулу. Для него сама возможность служить под командой Хантер была такой же реальной, как призрачный сон. – Я не такой счастливчик, чтобы мечтать об этом.
Мандэла резко шагнула вперед и, загородив ему дорогу, с неожиданной злостью спросила:
– Ты кто – человек или мешок сомнений? Да где ты их набрался?
Ее ладони с широко растопыренными пальцами едва не касались его унылой физиономии.
– Боюсь, что если она откажет мне…
– У тебя хорошая квалификация, у тебя целая куча смежных специальностей. И на твоей груди звезда Академии.
– Но ты не видела моего аттестата.
Стиснув зубы, она уставилась на него своими зелеными, мечущими бешеные искры, глазами:
– Плевать на твой аттестат! Ты поступил в Академию и прошел полный курс – только это идет в расчет. Ни один самый всезнающий, самый всесильный бюрократ не сможет отклонить твою просьбу о переводе на том основании, что ты не доволен своим аттестатом.
Хикару знал ее уже достаточно хорошо, чтобы под маской гнева различить плохо скрытую боль.
– А с тобой это было? – как можно мягче спросил он и сразу же сообразил, что было, ведь Мандэла не заканчивала Академии, она в буквальном смысле слова сражалась, добывая себе звания.
– Было, – не сразу ответила она. – И не раз. И всегда, когда это случалось, я чувствовала себя оскорбленной. Но ты единственный, кому я рассказала об этом. А больше никому не скажу. Он согласно кивнул головой:
– И не надо.
– Это мое первое первоклассное назначение, Хикару. Но Кирк не просил именно меня. Он просто подал запрос на любого, кто способен был заменить моего предшественника. И любого взял бы. И это бесит меня.
Она мрачно усмехнулась.
– Может быть, Кирк и считает, что заполучив меня, он взял то, что ему надо. Но мне это место досталось по чистой случайности. И я не успокоюсь, пока не добьюсь своего. Я не буду тратить время попусту: или звезда Академии, или… – она резко оборвала себя, осознав, что сказала слишком много, положила руку на плечо Хикару и закончила:
– Усвой раз и навсегда: никто не поверит в тебя, если ты сам в себя не веришь.
Хикару промолчал. Он не мог признаться, что не столько не верит в себя, сколько боится быть отвергнутым.
Спок снова спустился на Алеф Прайм и направился в городскую тюрьму. Она располагалась в самом конце короткого коридора административной секции и производила гнетущее впечатление своим запущенным видом. Пластиковые стены сверху донизу были испещрены рубцами и царапинами, скрывавшими скабрезные надписи, а кое-где виднелись глубокие трещины, обнажавшие природный камень астероида. И все это, закрашенное и перекрашенное много раз, говорило о запущенности, о забытости этого заведения.
Охрана из трех человек лениво развалилась на скамейке у входа, погруженная в созерцание ручных компьютеров. При появлении Спока все компьютеры исчезли в глубоких карманах мундиров, но Споку было плевать на то, чем занимается охрана, и он не сделал ей никакого замечания: на чепуховой работе всякий волен заниматься чепухой, хоть читая, хоть просматривая развлекательные фильмы.
Старшей среди охранников была женщина. Она не спеша поднялась со скамейки и спросила:
– Чем могу служить?
– Я мистер Спок, первый офицер военного корабля «Энтерпрайз». И мне хотелось бы побеседовать с доктором Джорджем Мордро до того, как мы возьмем его на борт своего корабля.
Охранница сдвинула брови, напрягая свою память:
– Мордро… Это имя что-то напоминает мне, но я не уверена, что он здесь, – она повернулась к сенсорному микрофону приемного отделения. – Джордж Мордро есть среди арестованных?
– Такого заключенного нет, – донеслось из сенсора.
– Прошу прощения, – извинилась охранница. – И насколько мне известно, ни один из содержащихся под арестом не подлежит этапированию со станции. Здесь собраны одни хулиганы – вчера был день получки.
– Мы столкнулись с явной неразберихой – должны взять на борт, не зная кого, не представляя степень его опасности. Какую-либо информацию о процессе Мордро не удалось отыскать. Возможно, что он здесь, но сопроводительные документы на него потеряны.
– Я вспомнила Мордро. Он был обвинен в убийстве. Но его адвокат настаивала на тайном процессе, и суд был закрытым. И все это делалось со ссылкой на безумие обвиняемого.
– Значит, он здесь?
– Нет. Если они признали его безумным, то он находится не здесь, а в больнице. Но вы можете его посетить, если захотите.
В подтверждение своих слов она указала ему на целый ряд экранов, дававших возможность увидеть всех обитателей тюрьмы. И Спок не нашел среди них того, кто напоминал бы ему его бывшего учителя. Тогда он решил воспользоваться советом охранницы и направился в больницу.
– Конечно, он здесь, – ответил дежурный администратор на вопрос Спока, – но вам будет трудно вести с ним беседу.
– Почему трудно?
– У него большая депрессия. Ему назначено лечение, но, очевидно, переборщили с дозой. И он не очень связно разговаривает.
– И все-таки я хочу с ним поговорить, – настаивал Спок.
– Думаю, это можно. Только постарайтесь не расстраивать его.
Дежурный проверил удостоверение личности Спока, провел его в обширный коридор и открыл одну из дверей.
– Я буду наблюдать по экрану, – предупредил он.
– В этом нет надобности.
– Может быть. Но такова моя работа, – он впустил Спока в палату.
Она представляла из себя что-то вроде недорогого номера в гостинице среднего класса в дальнем захолустье обитаемого мира. Из мебели были одна лишь кровать и кресло, их дополняли раздаточный пищевой автомат и терминал, клавиатура которого была ограничена последними известиями и развлекательными программами. На большее тюремщики не решались, как видно, опасаясь, что доктор Мордро сумеет проникнуть в городскую компьютерную программу и сам себя освободит.
Доктор плашмя лежал на кровати, беспомощно вытянув руки вдоль длинного худого тела, широко раскрыв большие светло-карие глаза. Он и раньше был худощавым, чуть выше среднего роста, но не казался ни худым, ни высоким. Иллюзию худобы создавал слишком просторный костюм арестанта в светло-коричневую полоску. Но больше всего Спока поразили беспорядочно взъерошенные седеющие волосы Мордро и неподвижно застывший взгляд, наполненный страданием и безысходностью, – в нем не осталось ничего от былого возбуждения, от постоянного ожидания новых открытий.
– Доктор Мордро? Профессор?
В ответ ни звука, ни шороха – ничего. Вглядываясь в неподвижное тело, Спок размышлял: «Что это? Вызванная переживаниями кататония? Медитативный транс? Конечно, нет. Это наркотики! Но кто додумался травить ими такой блестящий ум?»
Спок познакомился с Мордро во время своей учебы в одном из самых знаменитых университетов Федерации – в Макропирусе. Доктор занимал университетскую должность профессора-исследователя и одновременно вел небольшой, но нацеленный на углубленные знания семинар. В тот год, когда Спок занимался на семинаре, там было всего пятнадцать студентов, и доктор предъявлял к ним такие требования, что даже для Спока они казались чересчур завышенными.
Но доктор Мордро так не считал, потому что сам работал где-то за пределами человеческих возможностей: его труды ошеломляли коллег своей парадоксальностью и периодичностью. А награды сыпались на него с регулярной монотонностью.
– Профессор, нам надо поговорить с вами.
Джордж Мордро словно ничего не слышал. Он лежал все так же неподвижно, взгляд его все так же был переполнен страданием и безысходностью. Наконец доктор издал какой-то звук, и Спок не сразу сообразил, что слышит смех. И он вспомнил, как профессор Мордро смеялся когда-то: восторженно, заразительно для всей аудитории, разряжая шутками и тонким юмором напряженность исследовательской работы. Какие изменения!
Неожиданно Мордро уперся в жесткое ложе кровати, с трудом приподнялся и сел. Его осмысленный взгляд остановился на посетителе, но осмысленность ограничивалась одной подозрительностью.
– Зачем вы прибыли на Алеф Прайм, мистер Спок?
– Я думал, вы забыли меня, профессор.
– У меня хорошая память.
– Корабль, на котором я служу, прибыл сюда для того, чтобы взять вас на борт.
Крупные слезы беззвучно выкатились из глаз профессора и потекли по его щекам.
– Чтобы этапировать меня в тюрьму, – закончил он за Спока. – Чтобы перевоспитать меня.
– Профессор, что случилось? Как против вас могли выдвинуть такие чудовищные обвинения? В них нет ничего правдоподобного!
Мордро откинулся на кровать, свернулся беззащитным клубком и зашелся горьким безудержным плачем, то и дело перемежая его диким, отвратительным смехом.
– Уходите! – закричал вдруг он. – Все уходите, оставьте меня одного! Я уже говорил вам, что хотел только помочь людям, и помогал им, когда меня просили об этом. Что еще вы хотите от меня узнать? Я все сказал!