Тут пищит микроволновка, позволяя мне повернуться к нему спиной, наполняя миски попкорном.
– Скорее всего. Но это же мое мнение. Ты сам решай, кто лучше подойдет.
На следующее утро мы вместе завтракаем на заднем дворе. Утро ленивое, все сидят в спортивных штанах. Мы с родителями уплетаем яичницу с беконом, Уайатт, которому надо есть каждые пять секунд и ни в коем случае не реже, кидает палку собакам. Перед каждым броском он поет им какую-то тупую песенку. Я даже не обращаю внимания на слова, что-то в духе «хорошо все у нас, кину палку сейчас, фас!» Странно, что Коротышка во всем этом участвует, – нашего золотистого лабрадора не так просто подстегнуть на подвиги, но сейчас он раз за разом радостно несется за палкой, не отставая от вечно взбешенного хаски.
– Ты что, Коротышку на стероиды подсадил? – спрашиваю я папу, но он только фыркает.
В какой-то момент они умудряются потерять палку, так что Уайатт вместе с собаками отправляется искать ее по всей лужайке. Мой братец при этом так и распевает дурацкую песенку.
– Эй, чемпион, – окликает его отец, перегнувшись через бортик каменной веранды. – Что бы там ни пелось в песне, как-то непохоже, что ты им кинешь палку сейчас, где же фас?
– Не надо обманывать псов, Уайатт, – подхватывает мама.
Я заливаюсь смехом. Я просто обожаю свою семью.
Однако беззаботное ощущение рассеивается, едва мой телефон, лежащий на столе, загорается. Я поспешно хватаю его, пока родители не увидели уведомление.
Райдер: Ты придешь вечером?
Мое сердце начинает биться чаще. Я стараюсь изобразить хладнокровие, чтобы папа не набросился коршуном, и лениво касаюсь пальцами клавиатуры, печатая ответ. Всего одно слово – больше и не нужно.
Я: Да.
Глава двадцать третьяДжиджиНо ведь это как раз легко
– Ого, да ты не шутил.
Я в недоумении оглядываю комнату Райдера. Переступив ее порог впервые, я здорово нервничала. Серьезно, что я буду делать, оказавшись наедине с парнем в его спальне? Однако хватило одного взгляда на обстановку, чтобы любопытство одержало верх.
– Ты точно не служил в армии?
Он глубоко задумывается и наконец выдает:
– Нет.
– Это что, шутка? Господи, ты пошутил!
– Заткнись.
Я ухмыляюсь. Мне нравится его подкалывать. Это весело. Кроме того, всегда есть шанс, что удастся пробиться за фасад угрюмого парня и выбить из него улыбку, а то и две.
Спальня Райдера поражает. Чисто как в больнице, нигде ни единой соринки. Никаких безделушек, никаких фотографий. Двуспальная кровать, комод. На столе телефон, ноутбук, несколько учебников и маленькая стопка книг. И все. Кровать идеально заправлена. Пол вычищен так, что аж сверкает. Я даже под кровать заглянула: там тоже ни пылинки. Значит, он и под кроватью убирает. Теперь я понимаю, почему он утверждал, что заметил бы украшение Каррмы и серебряное распятие.
– Ты закончила? – вежливо интересуется он.
– А в шкаф можно заглянуть? Ну пожалуйста! – принимаюсь канючить я.
Райдер в ответ только глаза закатывает.
– Да ради бога.
Открываю дверь, а там, разумеется, все разложено, как у солдата. Вещи идеально висят на плечиках – поражающая воображение палитра черного, серого и синих джинсов.
– На трусы мои тоже хочешь взглянуть? – тянет он.
Я заливаюсь румянцем.
– Прости, что суюсь. Меня просто удивило, как мало у тебя вещей.
– Значение вещей переоценивают.
– А ты глубокий парень, Райдер. Прямо-таки Платон.
Он вытягивается на кровати и берет в руки пульт.
– Хочешь что-нибудь посмотреть?
Я отставляю пиво на прикроватную тумбочку. Когда я только пришла, Райдер прихватил нам пару бутылок лагера. И вот мы здесь. Я стараюсь не слишком пялиться на него. На длинные ноги, обтянутые джинсами, на босые ступни. На синюю футболку с изображением серфера. Внезапно я представляю Райдера – высокого, мощного – на доске для серфинга, и меня пронзает искра.
Я отвожу взгляд, изучая голые стены. Я взвинчена. Не знаю, что произойдет, если я подойду к кровати.
Впрочем, нет: знаю.
И все мое тело жаждет этого. Умоляет приблизиться к нему.
А разум велит не торопиться. То, что я кончила от рук Райдера в душе, еще не значит, что надо окончательно отбросить осторожность.
– Так, значит, твои ребята сегодня на концерте? – спрашиваю я, прислонившись к комоду.
– Ага. Какой-то новый рэпер. Такого жуткого псевдонима я еще не слышал. Серьезно, знаешь, как его зовут? Прозз Рачность.
– Погоди-ка, Прозз в Бостоне? – восклицаю я. – Моя соседка просто одержима им. Если бы я знала, осталась бы в городе и попыталась достать нам билеты.
– Точно, я и забыл. Ты же уезжала на выходные.
– Ты не забыл. Давай. Спроси, как прошла поездка к родителям.
– Ладно. Как все прошло? – Он откидывается на подголовник кровати и пристраивает пиво на согнутом колене.
– Хорошо, – отвечаю я. – Устроили марафон жутких реалити-шоу. Мы все на них подсели.
В голосе Райдера сквозит нескрываемое сомнение.
– Гаррет Грэхем смотрит реалити-шоу?
– Да, когда мы его заставляем, – смеюсь я. – А теперь он и сам втянулся. Он болеет за такую токсичную пару, ты не представляешь. И да, я упомянула твое имя несколько раз.
– Что он сказал?
Я вспоминаю неохотное признание отца.
– Сказал, что ты отличный игрок.
Райдер сощуривается.
– Правда, так и сказал, – настаиваю я. – Потому что так и есть. Твоя проблема не в этом.
– Значит, какая-то проблема все-таки есть. – Он понуро горбится.
– Папа считает, что у тебя проблемы с поведением. Но ты это и так знаешь.
Райдер опускает взгляд и принимается изучать свои руки. В этот момент он очаровательно застенчив, что в моих глазах только добавляет ему привлекательности.
– Не только он так считает. У меня есть друг в профессиональных кругах, так, по его словам, команда, куда меня отобрали, глаз с меня не спускает. У «Далласа» новый менеджер, и он не особенно уверен во мне.
– Что ж, полагаю, репутация тебя опережает. – Я окидываю его многозначительным взглядом. – Какова вероятность, что ты расскажешь мне о случившемся на мировом чемпионате? Знаешь ли, многим интересно. Включая моего отца.
Он просто молча смотрит на меня в ответ.
– Точно. И о чем я думала? Глупый вопрос для Мистера Откровенность, – саркастично замечаю я. – Знаешь, у тебя есть по-настоящему скверная привычка. Ты никогда не говоришь о важном.
– Неправда. Мы постоянно говорим о хоккее.
– Хоккей не считается. И ты знаешь, что я не об этом. – Я отпиваю глоточек лагера и ставлю бутылку на комод. – Иногда можно чем-то и поделиться, тебя это не убьет. Хоть мелочью. Например, чем тебя так не устраивают вещи.
– Вещи? – переспрашивает он.
Я изображаю пальцами кавычки, повторяя его же слова:
– «Значение вещей переоценивают». Хорошо, пускай, но почему? Тебе не нравится беспорядок? Ты помешан на чистоте? То есть, понятное дело, помешан. Но тебе не кажется, что это уже крайность? В этой комнате нет почти никаких личных вещей. Я как будто в отеле нахожусь. – Обвожу комнату рукой. – Давай же, расскажи мне хоть что-то.
Некоторое время он обдумывает мою просьбу, и видно, что ему некомфортно.
– В детстве я постоянно переезжал, – наконец признается он. – У меня часто крали вещи.
– Ты с семьей переезжал?
– Из одного детдома в другой.
Говорит он отрывисто, мрачно, и я тут же смягчаюсь.
– Я не знала.
Он отпивает пива.
– Большинство детских домов переполнено. Дети бьются за игрушки, за внимание. Проще, когда тебе не за что драться, когда у тебя нечего красть. Если ты понимаешь, о чем я. – Он, как всегда, пожимает плечами. – С тех же пор привычка поддерживать чистоту. За беспорядок в комнате можно было получить как следует.
– Ты только посмотри на это. Видишь, что творится? – спрашиваю я его.
– Что?
– У нас тут настоящая беседа.
– Вот черт. Ты права. Иди сюда.
Райдер мало говорит, но когда говорит, каждое слово стоит тысячи. От этого «иди сюда» веет огнем. И, судя по взгляду его синих глаз, с разговорами покончено.
Я подхожу, встаю в изножье кровати. Он вопросительно изгибает бровь.
– Ты собираешься присесть?
– А ты этого хочешь?
– Да.
Сердце у меня бьется как сумасшедшее. Я не взяла сумочку, а потому сначала выуживаю из кармана телефон, пропуск и права и бросаю их на прикроватную тумбочку. Забираюсь на кровать и сажусь по-турецки рядом с Райдером.
Перевожу взгляд на темный экран телевизора.
– Так мы будем что-нибудь смотреть?
– А ты хочешь?
– Нет.
Он снова отпивает пива, а я в очередной раз обращаю внимание на браслет у него на руке и ухмыляюсь.
– Знаешь, ты не похож на человека, который будет носить браслет дружбы, – честно заявляю я.
– Так и есть.
– Ясненько. То есть вот эта штука у тебя на запястье – вина чрезмерно сентиментального лучшего друга.
– На сто процентов. Клянусь, этот чувак плачет над всеми фильмами с собаками. Я решил, что, если разрежу эту штуковину, у него нервный припадок случится. Да и я уже привык.
Райдер отставляет бутылку в сторону.
– Так что, ты все еще напряжена?
– Очень.
Я придвигаюсь ближе, кладу руку ему на бедро.
Он смотрит на мою ладонь, потом мне в глаза. Вид у него позабавленный.
– Моя рука у тебя на бедре, – сообщаю я.
– Я заметил.
Он улыбается, и от этого зрелища у меня перехватывает дыхание.
А потом он фыркает.
– Мне нравится, что ты объявляешь каждое свое движение. «Моя рука у тебя на бедре», – передразнивает он. – Знаешь, большинство людей просто действуют и смотрят, что сработает, что нет.
– Что могу сказать, я бунтарка.
– Понятно. Каковы твои дальнейшие планы, бунтарка? – спрашивает он с нехарактерной игривостью.
– Спроси, можно ли меня поцеловать.