Хочу ли я вообще продолжать такие отношения? Есть ли в них смысл?
Я не могу встречаться с человеком, который вот так от меня отгораживается и не впускает в свою жизнь.
Правда, тут же мне приходит мысль о том, как приятно видеть его улыбку в ответ на мои слова. Как бьется мое сердце, когда он смеется. Как внимательно он меня слушает – никогда не осуждая, принимая такой, какая я есть.
Наскоро вытираюсь, натягиваю пару фланелевых штанов и худи. Наряд совершенно не сексуальный, но он все равно окидывает меня восхищенным взглядом, едва я вхожу в комнату, и, как бы глупо это ни звучало, под его взглядом я чувствую себя сногсшибательной красавицей.
Я сажусь рядом с ним, подтянув колени к груди.
– Моего отца зовут Люк, – произносит он.
Я как-то не ожидала такого начала.
– Правда? – нахмурившись, переспрашиваю я.
– Мама назвала меня в честь него.
– Так ты Люк Райдер-младший?
– Не совсем. Фамилии у нас разные. Родители не были женаты, так что Райдер – девичья фамилия моей матери. – Вид у него такой, будто ему вот-вот станет плохо. – Я рад, что у нас хоть имена на полностью совпадают. Господи, тогда от всего этого вообще было бы никуда не деться. Так у меня, по крайней мере, всегда остается фамилия Райдер.
– Почему ты так хочешь отстраниться от него? Вы с папой не очень близки?
– Он убил мою мать. Выстрелил ей в голову.
Я в таком шоке, что не могу пошевелиться.
Он совершенно не подготовил меня к этому признанию, и я понятия не имею, как реагировать.
Я глазею на него, почти не мигая, а потом спохватываюсь, что он только что рассказал мне о невероятно личном и травмирующем событии, а я пялюсь на него как идиотка.
– Что? – заикаясь, выдавливаю я. Не самая логичная реакция, признаю. Впрочем, хорошо, что я хоть снова обрела способность говорить. – Твой отец убил твою маму?
Райдер кивает.
– И сколько тебе было, когда это случилось? Ты… – я запинаюсь.
Мне до сих пор не осмыслить такое признание. Я буквально не могу переварить тот факт, что мать Райдера умертвил его собственный отец.
– Мне было шесть. И да, это случилось на моих глазах.
Я беру его за руку – она просто холодная, переплетаю пальцы, пытаясь согреть, побуждая продолжать.
Взгляд у него напряженный, лицо искажено страданием.
– Не надо говорить об этом, если не хочешь, – наконец произношу я. Ответом мне служит сухой смешок.
– Правда? Потому что и мое присутствие здесь, и твоя злость на меня связаны как раз с тем, что я мало тебе рассказываю. И что, теперь я могу ничем не делиться с тобой, и все будет нормально?
– Я просто хотела сказать, что ты не обязан рассказывать мне все в подробностях. Достаточно того, что я знаю…
– Что мой отец – убийца?
Я чувствую себя просто кошмарно. Я четыре дня почти не разговаривала с ним, потому что он отказался рассказывать, почему не хочет, чтобы я звала его Люком. Теперь я знаю ответ, но от него просто сердце разрывается. Может, и не стоило давить на него, заставлять говорить об этом.
– Все нормально, – говорит он, заметив мои терзания. – Я расскажу. Просто… в этом уже нет никакого смысла. Теперь все в прошлом.
– Но это прошлое сильно повлияло на тебя – настолько, что ты не пользуешься собственным именем.
Райдер в ответ рвано выдыхает. Он долго молчит, и мне начинает казаться, что с разговорами на сегодня покончено, но он меня удивляет:
– Отец не был жесток. Знаю, звучит иронично, учитывая, как все закончилось. Но он не бил нас. Никогда не поднимал на маму руку, по крайней мере в моем присутствии. Синяков и разбитых носов я тоже не видел. Он, конечно, вел себя как говнюк, когда напивался, но я никогда не жил в страхе.
– И что, он просто сорвался?
– Не знаю. Мне было шесть. Я не знал точно, что происходит в их отношениях, только что они много спорили. Вряд ли мама была с ним счастлива, но ради меня она храбрилась, делала вид, что все нормально. – Он нервным жестом проводит по волосам. – Черт, может он все-таки избивал ее, а она просто хорошо скрывала следы. Честно, не знаю. В ночь, когда все случилось, я проснулся от криков. Выбрался из комнаты, заглянул к ним в спальню, увидел чемодан. Он был наполовину собран, так что, полагаю, мама собиралась уйти от него. Да, думаю, он сорвался. Когда я появился в дверях, он уже держал ее на мушке. Говорил, что, если она уйдет, он всадит ей пулю в голову.
У меня заходится сердце. Я представляю, как шестилетка стоит на пороге комнаты, глядя, как отец наводит оружие на мать. Это же просто немыслимо.
– Сначала ни один из них меня не заметил. А потом он увидел меня, стал кричать, чтобы я вернулся к себе в комнату. А я просто застыл, от страха даже двигаться не мог. Мама попыталась подойти ко мне, но он велел ей не двигаться. И тогда они снова начали ругаться. Она сказала, что, раз он наводит на нее пистолет, она права, ей надо уходить. Что он просто слишком ревнив, что он собственник, что он психологически нестабилен. Она сказала, что дальше так не может продолжаться. Он спросил, любила ли она до сих пор, а она ответила «нет». Вот этот момент врезался мне в память. Почему она сказала «нет»? – Он в неверии качает головой, потом резко смеется. – Почему было просто не соврать? Он целился в нее из гребаного пистолета, прямо в голову! Понимаю, в таких ситуациях четко мыслить не всегда получается, но… Господи. Перед тобой мужик с пистолетом, скажи, что до сих пор любишь его, и все. А она не стала – это ее и погубило. Как только она призналась, что не любит его, он нажал на курок. Вот так, – Райдер пораженно щелкает пальцами. – Звук был такой громкий. Я никогда не слышал таких громких звуков, у меня в ушах звенело. Мама упала на пол.
У меня заполошно бьется сердце. Меня там даже не было, но я чувствую, как животный страх пробирает до костей.
– Он и тебя ранил?
– Нет. Вообще нет. Он просто вышел из комнаты и велел мне следовать за ним. Мы вышли в гостиную, он сел на диван, положил пистолет себе на колено и попросил сесть с ним рядом.
– О господи!
– Я и сел. Он взял с журнального столика бокал виски и стал потихоньку цедить. Кто-то, наверное, услышал выстрел и вызвал полицию, потому что совсем скоро мы услышали сирены. А всего через пять минут они явились к нам домой и забрали его. – Райдер изображает пальцами кавычки. – «Всего» через пять минут. То были самые долгие пять минут в моей жизни. Я пять минут сидел с ним на диване, а тело моей мамы лежало на полу в соседней комнате, истекая кровью.
Меня мутит. С трудом преодолевая тошноту, я беру его за руку, сжимаю его ладонь между своими.
– А что произошло потом?
– Его арестовали. Подключились службы опеки. – Райдер пожимает плечами. – У отца семьи не было, а те немногие родственники, что остались у меня по материнской линии, не хотели вмешиваться. Так что меня отдали на милость системы.
– И до суда дошло?
– Нет, он обратился к суду с просьбой о тюремном заключении с возможностью условно-досрочного освобождения. А мне пришлось сделать заявление в полицию. Они задавали миллион вопросов, которые я даже не понимал толком, потому что мне было всего шесть. Я только знал, что мамы больше нет.
У него в глазах появляются слезы, и я рефлекторно смахиваю их большим пальцем. Он вздрагивает – едва заметно, но не отталкивает меня. Склоняется вперед, прижавшись лбом к моему, позволяя мне вытереть слезы.
– В общем-то, вот и все. Такая история. Я ношу то же имя, что и человек, лишивший жизни мою мать. И каждый раз, когда кто-нибудь называет меня этим сраным именем, я слышу ее крик той ночью. Когда я стоял в проходе, и отец внезапно заметил меня, он повернулся и навел на меня пистолет. Не специально, он не планировал мне угрожать. Просто инстинктивно, наверное. Но мама закричала: «Люк, прекрати!» Господи, мне все это до сих пор в кошмарах снится. Как она кричит мое имя. Его имя.
Я забираюсь ему на колени, обнимаю его за шею и держу крепко-крепко – не знаю, ради него или ради себя. Меня потрясли жуткие события его детства.
– Вот почему я его ненавижу, понимаешь? Я не хочу о нем думать. Хочу притвориться, что всего этого никогда не было.
Слегка отстранившись, заглядываю в его покрасневшие глаза.
– Но ведь не получается, потому что это действительно произошло, – тихо произношу я. – Я представить не могу, какую боль тебе все это причинило и причиняет до сих пор, всякий раз, когда ты об этом думаешь. Но, притворяясь, что ничего не было, ты делу не поможешь. Разве не об этом всегда мне говоришь? Ты просишь меня позволить себе чувствовать, даже если эмоции не самые приятные.
Тем не менее теперь я многое понимаю. Понимаю, откуда у него такой холодный фасад. Катастрофа, определившая его детство, вынудила его перейти в режим самосохранения. Он защищает себя любыми средствами, и я его ни капельки не виню.
– Поверь мне, я все прочувствовал, – хрипло признается Райдер. – Я постоянно все это чувствовал. А потом перестал. Пришло время двигаться дальше. Я решил поступить в колледж на Восточном побережье и убраться подальше от чертовой Аризоны. Оставить все позади – отца в тюрьме, мертвую мать, эти жуткие приемные дома. Оставить всю эту хрень позади. – Он мрачно усмехается. – Что мне не удалось оставить в прошлом, так это мое собственное имя.
– Да, твое имя, – повторяю я, касаясь его лица, заставляя взглянуть на меня. – Ты сам решаешь, что будет значить твое имя. Уверена, в мире много, очень много людей, названных в честь родителей, тех самых родителей, который были настоящими чудовищами. Ты просто должен сделать свое имя лучше. Будь лучше чудовища.
Райдер смотрит мне прямо в глаза.
– Я не такой, как он.
– В этом я даже не сомневаюсь.
– Нет, в том смысле, что имени я избегаю по другой причине. Я не боюсь, что закончу как он. Я знаю, что такого не произойдет, – и в голосе его слышится неколебимая убежденность. – Я знаю, что никогда не убью человека, просто сорвавшись. Я знаю себя, знаю, на что я способен. Имя – напоминание, вот и все. Напоминание о том, из какого дерьмового места я родом. С каким дерьмовым человеком связан как минимум генетически. Я слышу свое имя, и меня накрывают воспоминания, которые я хотел бы превратить в прах.