– И что теперь будет? – едва удается выдавить мне.
– Готов? Хочу кое-что попробовать.
– Мне уже нравится. – Я не свожу взгляда с горошин ее сосков.
– Тебе ведь нравится, да? – подначивает она, обхватывая свои идеальные груди. Мой член дергается.
– Да.
– Насколько ты тверд в процентах?
– Прямо сейчас? – Я трогаю твердеющий член. – Процентов на сорок.
– Хорошо. Готов? Итак, Мочилово в День подарков. ТД-Гарден. Частный каток. – Она выдерживает паузу для пущего эффекта. – Гаррет Грэхем. – Еще одна пауза. – Джон Логан.
Я сглатываю.
Она, разумеется, не упускает мою реакцию и слегка усмехается.
– Хантер Дэвенпорт.
Мой член снова дергается.
– Джейк Коннелли.
– О господи, прекрати, – умоляю я. – Ты хочешь сказать, что в День подарков катаешься со всеми этими ребятами?
– О да. У нас традиция. И дети тоже играют. Мы выбираем себе капитанов. Схватка не на жизнь, а на смерть. – Ее взгляд скользит по моему телу. – Какой процент твердости теперь?
Я сжимаю член, прикидываю.
– На восемьдесят процентов.
Она хохочет, а потом стягивает крошечные шортики и ярко-красные трусики и взбирается на меня. Груди покачиваются из стороны в сторону.
– Погоди, я оставила лучшее напоследок. – Она ослепительно улыбается, глядя на меня сверху вниз. – Джиджи Грэхем.
– На сто процентов. – Я с животным рыком приподнимаю ее задницу и насаживаю Джиджи прямо на свой твердый как камень член.
Глава сорок втораяРайдерА меня называй мистер Грэхем
Дом Грэхемов будто сошел с рождественской открытки. Каменное здание в колониальном стиле расположено в богатом районе на засаженной деревьями улице и далеко от проезжей части. Вход с колоннами, гараж на четыре машины. Войдя через переднюю дверь, оказываешься в пугающем своим великолепием холле, но, если пройти в глубь дома, окажется, что на самом деле здесь довольно уютно. Мебель не современно-безликая, а приятная глазу, явно активно используемая. Из украшения – в основном семейные снимки и разные грамоты в рамочках.
– Ты всегда здесь жила? – спрашиваю я Джиджи, когда она завершает экскурсию по особняку.
На дворе канун Рождества, и мы приехали где-то час назад. Пока кроме нас в доме никого нет – ее родители поехали что-то прикупить в магазине, а Уайатт еще не добрался. Как сказала Джиджи, ему лететь из Нэшвилла, и рейс только во второй половине дня.
– Нет, мы с Уайаттом первые пару лет провели в особняке в центре города, но родителям хотелось побольше свободного места. – Она закатывает глаза. – Они выбрали этот дом, хотя, как по мне, для семьи из четверых это перебор. Шесть тысяч квадратных футов, восемь спален, четыре ванные комнаты. Как-то слишком.
Она ведет меня в просторную гостиную, которую называет залой. Остановившись у занимающего всю стену окна, выходящего в сад, я восторженно взираю на белое покрывало снега и кристаллы инея, налипшие на деревья. Прошлой ночью пошел снег, и Джиджи была в восторге: все говорила, как любит белое Рождество.
Моей руки касается влажный нос, и я не могу сдержать улыбку: снизу на меня таращится золотистый лабрадор Коротышка. Собаки ходят за нами по пятам с самого нашего приезда.
– Ты им пришелся по душе, – замечает Джиджи.
– И почему тебя это так удивляет?
– С твоим-то колючим характером кажется, что все животные в ужасе разбегутся – ты их мигом распугаешь.
Склонившись, почесываю Коротышку за ухом.
– Не-а. Мы друг друга понимаем. – Я перевожу взгляд на Бержерона: – Так ведь?
Хаски склоняет голову, внимательно прислушиваясь к разговору.
– Ты точно не против остановиться в комнате для гостей? – уточняет Джиджи. – Папа разрешил тебе остановиться только на таких условиях.
Мне хочется спросить, останавливался ли в комнате для гостей Кейс, когда приезжал, но я не хочу показаться неблагодарным. По правде говоря, я бы не сделал и шагу в спальню Джиджи, даже если бы ее родители расстелили нам красную ковровую дорожку. Я же не самоубийца.
Она, будто прочитав мои мысли, тут же говорит:
– Да, Кейс всегда останавливался в гостевой комнате. Но, если будешь хорошо себя вести, я разрешу тебе пробраться ко мне в комнату, когда все заснут.
– Определенно нет.
– Серьезно?
– Серьезно. Не хочу, чтобы меня прикончил Гаррет Грэхем.
Впрочем, судя по тому, как он хмурится, глядя на меня, когда они с женой наконец возвращаются домой, убийство все еще может произойти, и неважно, где я буду спать.
– Мистер Райдер, – прохладно приветствует он.
– Пожалуйста, не называй его мистером, – тут же требует Джиджи, закатывая глаза.
Миссис Грэхем куда дружелюбнее.
– Добро пожаловать, Люк. Я рада, что ты проведешь с нами Рождество.
Она ярко улыбается, и в ее травянисто-зеленых глазах пляшут искорки. Поскольку мне не хочется поправлять ее и просить не называть меня Люком, ближайшую неделю я, видимо, проведу под этим именем, хочется мне или нет. Главная моя задача – не сделать ничего, что могло бы настроить Грэхемов против меня.
– Спасибо, что согласились принять, миссис Грэхем.
– О, прошу, зови меня Ханной, – настаивает она.
Ее муж выдает обманчиво любезную улыбку.
– А меня называй мистер Грэхем.
Что ж, расклад понятен.
– Вам помочь с ужином? – спрашиваю я, потому что, как по мне, с самой неловкой частью сегодняшнего дня пора заканчивать.
Когда впервые проводишь праздники с новыми людьми, всегда так. Я прошел через те же мучения с семьей Оуэна, с семьей Линдли, с семьей Бекка. Ты вроде как стоишь рядом, притворяешься частью семьи, хотя на самом деле не входишь в нее. И это, черт возьми, ужасно.
Я всегда гадал, каково это – вписаться, побыть среди своих. Впрочем, Ханна изо всех сил старается приобщить меня к делу. Когда я предлагаю свои услуги, она велит порезать овощи и почистить картошку для ужина, пока Джиджи с отцом смотрят футбол в зале.
– Ты ведь понимаешь, что мог бы пойти посмотреть игру с ними, верно?
У меня с лица сбегают все краски.
– Господи, пожалуйста, не отправляйте меня туда! – И это не совсем шутка.
Она смеется.
– Брось, не такой уж он и страшный на самом деле.
– Подумайте, насколько страшным вы его считаете, а потом умножьте на пять миллионов. – Я принимаюсь за очередную картофелину. – Он только о Джиджи так беспокоится или с ее братом та же история?
– Ой, поверь мне, и Уайатту досталось. Он никогда не приводит домой девушек, и не просто так! Однажды, когда ему было девятнадцать, он пригласил одну. Мой муж все выходные допрашивал бедную девочку, после чего она первым же рейсом улетела в Нэшвилл и больше никогда не заговаривала с Уайаттом. Утром в день ее отъезда Уайатт зашел к Гаррету в кабинет, сказал «это больше не повторится», и вышел. Богом клянусь, если он нас и познакомит с кем-то, то только после тайной свадьбы.
Я посмеиваюсь.
– Так, значит, страшно не только мне.
– Он оттает, не переживай.
Я позволяю себе надеяться на лучшее, но вскоре прибывает брат Джиджи, и теперь на меня с осуждением пялятся сразу две пары глаз.
Уайатт и Джиджи – близнецы, но, хотя определенное сходство между ними заметно, отличий все-таки больше. Волосы у него более волнистые, тоже русые, но более светлые. У него материнские глаза, зеленые, а у Джиджи – серые. Джиджи невысокого роста – в отличие от Уайатта. Я шесть и пять, и он мне почти не уступает. Видок у него, как у типичного музыканта: драные джинсы, черная футболка, кожаный браслет на одной руке, несколько тонких – на другой. Впрочем, насчет браслетов ничего сказать не могу – я сам ношу один на запястье еще с шестнадцати лет. По какой-то причине эта гребаная штуковина никак не развалится. Мы с Оуэном думали, что они через пару месяцев истончатся и порвутся, но вот прошло пять лет, и наши с ним «украшения» до сих пор целы. Полагаю, это кое-что говорит и о нашей с ним связи.
Ужин великолепен, как Джиджи и обещала. Я мало говорю, хотя она то и дело бросает на меня ободряющие взгляды. По-настоящему оживленным разговор становится только тогда, когда мы обсуждаем выступление моего сокомандника Остина Поупа на вчерашнем молодежном чемпионате. На недолгое – и великолепное – мгновение Гаррет Грэхем признает мое существование.
– Он правда так хорошо катается или это разовое явление? – спрашивает Гаррет. – Кажется, когда я смотрел запись с его игры, такой скорости не было.
– Он правда хорош, – киваю я. – А скорость у него обманчивая. Он сначала катается вяло, чтобы соперник решил, что он в принципе медленный игрок, а потом резко переходит на совершенно другой темп, и все такие: что за черт? – Я отпиваю воды и отставляю стакан. – Если вы не против взять первокурсника в помощники в лагерь «Короли хоккея», то Поуп станет отличным выбором, – говорю я Гаррету. Слова я подбираю осторожно, потому что не хочу, чтобы он решил, будто я поднимаю эту тему из эгоистичных соображений. Честно говоря, я давно уже отказался от идеи попасть в тренеры.
– Да? – Он явно настроен скептически, а меня, как и следовало ожидать, рассматривает так, будто я собираюсь провернуть какую-то аферу.
– Определенно. Знаю, он совсем молод, но он хороший парень. И терпение у него, как у святого. Постоянно торчит на катке допоздна, помогает товарищам по команде тренировать приемы. Он станет активом для любого лагеря.
Гаррет кивает, и подозрительное выражение лица отступает.
– Вот как. Что ж, обычно мы стараемся не брать первокурсников, потому что они по возрасту недалеко ушли от ребят в лагере, но я буду иметь его в виду, когда придет время. Спасибо.
Я уж решил, что мы добились хоть какого-то прогресса, но в этот момент Джиджи берет меня за руку. Я инстинктивно переплетаю наши пальцы и замечаю, как ее отец следит за этим движением. Он тут же раздражается, будто внезапно вспомнил, что я встречаюсь с его дочерью, а не просто зашел обсудить молодежный чемпионат.