Я киваю. Понятно, что костяк состава образуют как раз такие женщины.
– И, поскольку в этой сфере столько талантливых игроков, в этот раз мы берем только двоих девушек из студенческого хоккея. – Он снова улыбается мне. – Ты в этом деле одна из лучших.
Я стараюсь отрешиться от того, как ускоряется пульс. Боже. Фэрли не просто умеет растянуть ожидание, он в совершенстве овладел этим искусством.
– Учитывая все вышесказанное, я решил, что стоит лично сказать тебе, что все места уже заняты. Прости, Джиджи. На этот раз ты в команду не войдешь.
Глава сорок седьмаяРайдерПадай – я поймаю
Автобус привозит нас в кампус около одиннадцати, а до дома я добираюсь ближе к полуночи. Шейн с Беккеттом сразу отправились на вечеринку сестринства «Каппа Бета», намереваясь отметить наше попадание в финал перепихоном с максимально возможным количеством женщин. Впрочем, как бы ни радовали меня результаты сегодняшней игры, я совершенно вымотан и готов отправиться домой.
Подъехав, я замечаю припаркованный на обочине белый внедорожник. В гостиной горит свет. Джиджи, должно быть, воспользовалась ключом, который я ей дал как раз для таких случаев.
Я обнаруживаю ее на диване. Она сидит молча, невидящим взглядом таращится в экран телевизора, где показывают какой-то боевик.
– Привет. Давно ты тут? – спрашиваю я с порога. – Почему не написала, что зайдешь?
– Телефон сел. – В голосе у нее – ни единой эмоции, и я начинаю волноваться.
– Что не так? – тут же спрашиваю я. Что-то в ней не так, она на себя не похожа: начиная с безучастного выражения лица и заканчивая равнодушным голосом. Женская команда сегодня буквально ворвалась в финал – она должна улыбаться от уха до уха.
Скинув зимнее пальто и повесив его на крючок, устраиваюсь рядом, потом усаживаю ее к себе на колени. При первом же физическом контакте она утыкается мне в шею и начинает плакать.
– Ну-ну, – встревоженно бормочу я, потирая ее плечи. – Что происходит? Что не так?
– Сегодня к нам на игру явился Брэд Фэрли – поговорить со мной. – Голос у нее срывается, и я с тяжелым сердцем понимаю, что от хороших новостей она бы плакать не стала. – Все места в команде заняты, – бормочет она. – Я не попала.
– Вот черт. Детка, мне очень жаль.
Я обнимаю ее крепче, а она прижимается все теснее.
Ее слезы текут по моей шее, пропитывают воротник футболки.
– Сегодня была моя лучшая игра, лучшая в жизни, – сокрушается она. – И этому козлу все равно было мало. Он просто швырнул мне это в лицо.
– Что он сказал?
– Сказал, что я одна из лучших в студенческом хоккее, но на статистику он не смотрит. Что он старается сосредоточиться на более взрослых игроках, на женщинах из профессионального спорта, у которых больше опыта на мировой арене.
Такой подход имеет смысл, но вслух я этого не говорю. Она слишком расстроена, чтобы слышать подобное.
Она страдальчески стонет:
– Поверить не могу, что не попала в команду! – Голос Джиджи срывается.
Я ласково глажу ее по волосам.
– Мне жаль. Правда, мне ужасно жаль.
Она откидывает голову назад. Нижняя губа у нее мелко дрожит, и она явно пытается подавить подступающие слезы.
– Я потерпела поражение, – слабым голосом произносит она.
– Никакого поражения.
– Я что, в сборной США, Люк? Потому что пока не похоже, черт возьми! – тяжело дыша, она принимается ожесточенно тереть ладонями лицо.
– Ты не в сборной США. Пока, – ласково поправляю я. – Ты еще очень юная.
Она по-собачьи трясет головой, отказываясь со мной соглашаться.
– Это поражение.
И внезапно она снова заходится слезами, еще горше. Все ее тело сотрясают сдавленные прерывистые рыдания. Ей не хватает воздуха. Такой я ее еще не видел. Я видел, как она плачет над грустными фильмами. Видел слезы раздражения. Видел, как наворачиваются слезы гнева, как в тот раз, когда она выгнала меня из общежития после ссоры.
Сегодня все совершенно иначе. Это агония. Страдальческие рыдания вырываются из глубины ее души.
Я же совершенно беспомощен. Только и могу, что крепко сжимать ее дрожащую фигурку в объятиях.
– Все в порядке, выпусти эмоции, – советую я.
Не знаю, долго ли она плачет, но, когда слезы иссякают, голос у нее совершенно охрипший, глаза опухли и покраснели, и мое сердце разрывается от сочувствия.
Господи, как я люблю эту женщину. Когда она плачет, мне хочется найти того, кто причинил ей боль, и проломить его головой стену.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы как-то облегчить ее боль.
– Ты не попала в команду, – говорю я наконец. – Я знаю, что тебе очень больно. Но это не значит, что ты никогда в нее не войдешь.
Она тоже пытается выровнять дыхание, но пока не слишком успешно.
– Какой средний возраст нынешней команды? Лет двадцать шесть? Двадцать шесть, Джи. У тебя впереди еще столько времени, ты успеешь.
– Но Олимпиада в феврале следующего года, – несчастным голосом возражает она. – Теперь придется ждать еще четыре года, и к тому моменту я буду старухой.
Я позволяю себе фыркнуть.
– Их нынешнему капитану тридцать два. Ты старухой не будешь, гарантирую. Слушай, может, на этой Олимпиаде ты и не выступишь, – соглашаюсь я, и она снова сдавленно всхлипывает. – Но ведь у сборной страны и других важных игр много. Чемпионат мира проводится каждый год. Есть Кубок четырех наций. Может, на следующий год у Фэрли появится свободное место. А может, через год.
– А может, я никогда не попаду в команду.
Она снова начинает плакать, и, хотя я не желаю делать еще больнее, мы обещали друг другу всегда говорить честно.
– Может, и никогда не попадешь, – тихо соглашаюсь я.
Джиджи откидывается назад, издав нечто среднее между смешком и всхлипом.
– У тебя ужасно выходит.
– Может, ты вообще никогда не попадешь в команду, – повторяю я. – Это не меняет того, что прямо сейчас ты – лучшая в женском студенческом хоккее. Фэрли сам так сказал. Он не смотрит на статистику, потому что, если бы он судил по ней, ты сразу бы попала в команду.
– Так почему же у меня нет других качеств, которые ему нужны? Чего, черт возьми, мне не хватает?
– У тебя есть все. Абсолютно. Ты идеальна – такая, какая есть. Даже со всеми недостатками, включая, например, острую потребность всегда быть лучшей. И ужасный вкус в музыке.
В ответ она смеется – сквозь слезы, но уже что-то.
– Джи, никто не любит поражения. Но я уверен, что это не поражение, а просто очередной момент из твоей жизни.
– Момент из жизни, – тихо повторяет Джиджи.
– Да. Прямо сейчас удача тебе не улыбнулась, но все нормально, потому что я здесь, и я помогу тебе встать на ноги.
– Всегда? – шепчет она, уставившись на меня серыми глазами.
– Всегда. Падай – я поймаю. Всегда.
Слезы Джиджи постепенно высыхают, дыхание выравнивается. Она обвивает мои плечи руками и прижимается лицом к моей шее.
– Спасибо тебе.
Глава сорок восьмаяРайдерТот самый человек
И мужская, и женская команды выходят в финал регионального этапа. Впервые за последние десять лет обе программы Брайара сыграют в апреле в «Замороженной четверке».
Разгромив наших соперников на региональном турнире, мы стремительно наращиваем темп к выходу на арену с остальными финалистами. Кроме нас, вышли команды Университета Миннесота Дулут[56], Университета Нотр-Дам[57], но настоящей катастрофой в плей-оффе стал Университет штата Аризона[58], которому удалось победить главного дракона этого сезона – Коннектикут, – и вырваться вперед. К счастью, им предстоит сразиться с Нотр-Дамом, и я молю бога, чтобы мы не столкнулись с ними в финале. В последний раз мы с моим бывшим товарищем по команде Майклом Клейном встретились на катке в восемнадцать лет, и в тот раз я сломал ему челюсть.
До игры осталось две недели, и в этом году нам повезло: «Замороженная четверка» пройдет в Бостоне. У женщин соревнования за неделю до наших, и вот Джиджи, до этого спокойно лежавшая в моей постели, вдруг поворачивается и спрашивает:
– Не хочешь поехать со мной в Вегас?
– Это предложение руки и сердца? – вежливо уточняю я.
– Нет, это предложение поехать со мной в Вегас и посмотреть, как мы сыграем. Там будут мои родители. И мой брат тоже.
– Вот здорово. Жду не дождусь встречи с ними.
Она легонько толкает меня.
– Да ладно. Они стали гораздо лучше к тебе относиться.
– Только твоя мама.
На самом деле Ханна Грэхем умудрилась стать мне практически лучшим другом. Джиджи вечно подкалывает меня насчет того, как часто мы с ее мамой переписываемся. Началось это еще на зимних каникулах, и сначала я делал вид, что мне от этого неловко. Отмахивался. Говорил, как странно, что Ханна все пытается связаться со мной.
Это, конечно, пустые слова. Каждый раз, когда ее мать проверяет, все ли у меня в порядке, в душе разливается тепло, и это совершенно незнакомое мне ощущение.
Но приятное.
Так что несколько дней спустя мы с Джиджи садимся в самолет. Поскольку у меня есть свободное время и мы оба хорошо учимся, мы решаем пропустить один учебный день и поехать пораньше, как настоящие туристы. Она никогда не была в Вегасе.
Впрочем, она, судя по всему, успевает об этом пожалеть уже через несколько часов после прилета. Мы идем по Стрипу[59], и она, осматриваясь по сторонам, начинает тревожно причитать:
– Господи, какое жуткое освещение. Мне огни в глаза бьют, зачем столько света? Сейчас же середина дня! Я будто на космический корабль попала. – Она мрачно косится на золотой фонтан, стреляющий водой на десять футов в высоту, будто он лично оскорбил ее. – И ничего веселого в этом нет. Я не настолько расточительна.