У меня останавливается сердце. Просто перестает биться, и все тут, превращается в бесполезный сгусток чистого страха.
– Ее просто закрутило, – произносит Уайатт, не сводя взгляда с катка. Голос у него такой, будто он сам себя в этом пытается убедить. – Она в порядке…
Закончить он не успевает, я бросаюсь по проходу вниз, расталкивая людей и не извиняясь. Отец Джиджи несется следом.
Мы практически сносим стену, отделяющую проход к трибунам от самого катка.
– Пропустите меня! – орет Гаррет на сотрудника, стоящего возле дверей, ведущих к скамейке запасных. – Это моя дочь.
Я по-прежнему не свожу глаз с катка, а сердце мое так толком и не бьется, потом что Джиджи ни разу не пошевелилась. Над ней склонился судья, тренер Эдли и несколько подруг по команде. Наконец терпение покидает меня. Я двигаюсь вперед и пытаюсь оттолкнуть сотрудника, загораживающего выход на лед. Кажется, это один из помощников тренера «Брайара», но на вежливость мне сейчас плевать.
– Вам туда нельзя, – настаивает он, снова преграждая мне путь.
Даже массовое шествие не помешает мне добраться до Джиджи, а уж этот мужик – тем более.
– Да черта с два! – реву я, с силой отталкивая его с дороги. – Там моя жена.
Глава сорок девятаяДжиджиМы поженились
– Что ж. Э-э-э… Да. Мы поженились.
В женской раздевалке такая тишина, что в ушах звенит. И врач нашей команды, и фельдшеры уже ушли, удостоверившись, что сотрясения мозга у меня нет. Как бы мое падение ни выглядело для толпы, головой я на самом деле не ударилась – шлем спал, уже когда я приземлилась на лед. Но из меня совершенно вышибло дух. Я лежала на катке лицом вниз, в ушах звенело, легкие горели огнем, и на минуту я забыла, как дышать.
Сейчас Райдер сидит рядом со мной на скамейке, а родители и брат стоят в дверях. Слов им определенно не подобрать. Теперь, когда врачи ушли, мы наконец-то можем разобраться с тем, что поведал им Райдер. Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы, и бомбу эту уже не обезвредить. Взрыв состоялся в тот самый момент, когда он открыл правду моим родителям. Правда, я надеюсь, что последствия этого взрыва будут не слишком разрушительными.
Тревожно закусив губу, я жду, когда кто-нибудь из них заговорит.
– Джи, я люблю тебя. Ты моя сестра. Но ничего более банального я в своей жизни не слышал. Мы поженились в Вегасе. Это такое клише, что даже песню не сочинить.
– Уайатт, – одергивает его мама.
Папа пока не произнес ни единого слова. Лицо его ничего не выражает. Даже злости нет. Ничего. Прямо сейчас оно напоминает скорее кирпичную стену, или картонную коробку, или какой-то еще неодушевленный предмет, едва ли способный на эмоции.
– Слушайте, я понимаю, что это неожиданно, – признаю я. Так оно и есть. Совершенно неожиданно, не поспоришь. Но не бездумно.
Что бы там ни думал мой брат, предсказуемого безвкусного побега в Вегас у нас не было. Нас не венчал развеселый двойник Элвиса, в крови не бушевал алкоголь. Мы были абсолютно трезвыми. Мы подали заявление уже после окончания рабочего дня, потому что в Вегасе и такое возможно, и у нас была целая ночь, чтобы все обдумать и, раз на то пошло, передумать. Мы не обязаны были возвращаться в здание суда на следующее утро, но все же вернулись.
Райдер по-прежнему суетится около меня: то и дело взволнованно прикасается ладонью к моему лбу, будто до сих пор не верит, что я не ударилась головой. Это мило. Я касаюсь его щеки, пытаясь успокоить, и при первом же прикосновении моих пальцев к его коже его тревога отступает. У нас одна сверхспособность на двоих: я умею успокоить его, а он – меня.
Так произошло в тот вечер, когда я рыдала в его объятиях после встречи с Фэрли, когда мои мечты были разбиты вдребезги, и казалось, будто с ними разбилось и мое сердце. Всего один снайперский выстрел, и все. Бац – мечта мертва. В тот вечер Райдер помог мне прийти в себя. И помогает каждую ночь с тех пор. И каждый день. И каждую минуту.
Мы помогаем друг другу.
– Я знаю, что вы скажете, – продолжаю я, когда становится ясно, что мои родители и дальше будут молчать. – Вы считаете, что мы слишком молоды. Что слишком торопимся. И да, я осознаю, что тысячи глупых идеалисток до меня говорили то же самое, сбежав со своими парнями. Уайатт прав: это банально. Но мы с Райдером не глупы. – Я пожимаю плечами. – И, если вы еще не поняли, идеализма в нас обоих не наберется и капли.
Мой брат тихо фыркает.
– Мы точно знаем, во что ввязываемся. Идеальных отношений не существует, у нас будут проблемы. Жизнь нас еще потреплет, причем самыми разными способами, и этому не будет конца. Но мы выбрали жизнь вместе. Мы согласились на брак, осознавая свой поступок.
Я замечаю у мамы не ресницах проблески слез и на мгновение снова чувствую себя ребенком.
– Пожалуйста, не злись на меня, – умоляю я ее, хотя в глубине души знаю, что, даже если она будет злиться вечно, мне просто придется с этим смириться.
Я сделала выбор. Райдер – тот самый.
Мама садится рядом со мной, приобняв одной рукой.
– Я не злюсь, нет. Ты понимаешь, что жизнь не всегда будет радужной, и меня это радует. – Она ласково касается моей щеки. – Кроме того, здесь не время и не место обсуждать… все это… более подробно. – Она встает. – Ты уверена, что тебе не надо в больницу?
Я качаю головой.
– Я совершенно не хочу туда ехать. Фельдшер сказал, что мне даже не надо следовать протоколу при сотрясении.
Играть я сегодня уже не могу, что само по себе несправедливо. Фельдшеры, кстати, сказали, что я могла бы выйти на лед, но врач нашей команды не согласился. Так что меня отстранили. Осталась еще где-то половина периода, и я должна быть на льду, кататься вместе со своей командой. Или хотя бы сидеть на скамейке запасных и болеть за девчонок. Однако тренер Эдли заставил меня переодеться, так что теперь я не гожусь даже для этого.
– Я возвращаюсь на трибуны, – решительно заявляю я, вставая. – Хоть на катке я с ними быть и не могу, но это не мешает мне покричать что есть силы.
Райдер берет меня за руку.
– Там будет очень громко.
– Но голова-то у меня не болит, – ворчу я. – Клянусь. Я не сразу встала, потому что из меня дух вышибло.
Я снова кошусь на своих родных. На своего отца, успешно изображающего кирпичную стену. Его молчание наконец выводит меня из равновесия. Не знаю, что я чувствую. Нетерпение. Раздражение. Может, отчасти и злость.
– Ты скажешь хоть что-нибудь? – Я подхожу к нему вплотную, вынуждая посмотреть мне в глаза. – Хоть что-то? А то ты меня уже пугать начинаешь.
Он пристально смотрит на меня серыми, такими же, как у меня, глазами, а потом произносит:
– Это поистине самый глупый поступок из всех, что тебе доводилось совершить.
Я вздрагиваю так, будто он меня ударил.
– И такого разочарования в тебе я еще не испытывал, – заканчивает он.
– Гаррет! – резко одергивает его мама, но уже слишком поздно.
Говоря образно, первую пулю, ранившую меня в самое сердце, выпустил Фэрли, когда не взял в сборную США. А вторую всадил мой собственный отец.
Глава пятидесятаяРайдерПроблема отцов и дочерей
Через несколько дней после победы женской сборной Брайара в «Замороженной четверке», благодаря чему заветный трофей вернулся к нам в колледж спустя три года, меня навещает моя новоиспеченная теща. Она заранее звонит, так что, открывая ей дверь, я не удивлен.
– Здравствуйте, проходите. – Я приглашаю ее внутрь, вешаю ее пальто. – Выпьете что-нибудь? Кофе? Воды? Литр спиртного, чтобы как-то компенсировать последние три дня?
Ханна смеется.
– Давай начнем с воды, а шоты оставим на потом.
Мы проходим вглубь дома, в кухню, и она с явным любопытством оглядывается по сторонам.
– Тут чище, чем я думала, – ухмыляется она. – Я ожидала увидеть холостяцкую берлогу.
– Ну мы же не совсем варвары. – Тут я осекаюсь и после паузы неловко добавляю: – Мама Шейна дважды в месяц присылает сюда даму из клининговой службы.
Ханна снова смеется. В кухне она садится за стол, пока я достаю из холодильника воду.
– Джиджи собирается к тебе переезжать? Она сказала, что еще не решила.
Я оглядываюсь через плечо.
– Думаю, пока она неофициально поселилась здесь до конца семестра. А потом мы вместе подыщем что-нибудь в Гастингсе.
Шейн с Беккеттом до сих пор причитают. Когда я только вернулся из Вегаса и сказал, что женился на Джиджи, их обоих это здорово повеселило. Они часами надо мной потешались. Шейн целый день называл меня мистером Грэхемом. Беккетт советовал, как провести медовый месяц, и преподнес виагру.
Веселились они до тех пор, пока не осознали, что поженились мы не ради хохмы, что брак наш действителен не только на бумаге. Что в конечном счете я съеду, и на последнем курсе мы уже не будем жить под одной крышей. После этого они слегка сникли.
Передавая Ханне бутылку с водой, я замечаю, что она поглядывает на серебряное кольцо, которое я теперь ношу на безымянном пальце левой руки. Мы с Джиджи купили кольца сегодня утром в маленьком ювелирном на Мейн-Стрит. Я до сих пор поражаюсь всякий раз, когда смотрю на свои руки.
Не помню даже, кто из нас предложил пожениться. Вроде я. Помню, мы, держась за руки, шли по Стрипу в первый вечер в Вегасе, и я подумал, что хотел бы держать ее за руку до конца своей жизни – ее и никого другого. И по какой-то невероятной причине Джиджи согласилась.
– Женатый человек, – говорит ее мама, улыбаясь одними глазами.
– Женатый человек, – киваю я.
Если задуматься, это все довольно забавно. Мы были вместе меньше года.
– Знаю, вы, наверное, считаете, что мы спятили, – говорю я, пожимая плечами.
– Вообще-то нет. Я так не думаю. Я знаю свою дочь. Она не совершает серьезных поступков, не поразмыслив хорошенько. И я начинаю подозревать, что ты такой же. Ты не импульсивен.