– Короче, – перебила их Галя, – мне тоже твои деньги не нужны. Но я в деле. Хочу разобраться, кто с нами так шутит, и вдруг ты прав и есть шанс узнать о Вальке.
– Бери деньги, Галка, – засмеялась Алла. – Купишь абонемент в спорт зал и одежду хорошую.
– Нам бы остановиться где-нибудь, выспаться и все обдумать хорошенько, – сказал Анатолий, быстро взяв на себя роль лидера.
– Так добро пожаловать, – хохотнула Алла. – Чувствуйте себя как дома, только не забывайте, что вы в гостях.
– Прости, Алка, но у тебя жить я не буду, – тут же отказался Анатолий.
– Надо же, какая цаца, – усмехнулась та в ответ, но не обиделась. – А что, есть другие предложения?
– Нас шестеро, надо снять квартиру большую или дом? – предложил он – Сейчас посмотрю, есть ли объявления на сайте. Лучше, пока собираемся, пожить вместе, чтоб все обмозговать.
– Поехали в нормальное место, – отрезала Галя. – У меня домик есть, там все и расселимся, все обговорим и подготовимся.
– Я могу вас подвести, – предложил Гоша, до сих пор молчавший.
– Спасибо, но нас шестеро, и, боюсь, все в одну машину мы не поместимся, – отказался Толя.
– Так у меня буханка, – первый раз улыбнулся Иркин брат, показывая ямочки на пухлых щеках.
Денис выглянул в окно и увидел буханку, окрашенную в цвета полиции.
– Ты что, из органов? – обрадовался Ден.
– Участковый, – гордо ответил Гоша.
– Коллега! Вот ты-то мне и нужен. Вот, кто все нам узнает.
Тот опять немного испугался, но Денис по-дружески хлопнул его по плечу:
– Не переживай, сработаемся. Ну, Галка, где твоя избушка на курьих ножках? Показывай, жуть как хочу жрать, спать и кое-что узнать. Почти стихи получились, – захохотал Денис в голос.
– Учти, Чуа, – сказала Алла Анатолию, переодеваясь в яркий сарафан прямо при своих гостях, совершенно не стесняясь, – терплю все это исключительно из-за тебя. А конкретней, из-за уже моих миллионов. Кстати, если этим не надо, я могу их часть забрать себе, я мать-одиночка, мне пригодится.
– Я, кстати, тоже, – сморщился Федор от хохота Дениса.
– Тоже мать-одиночка? – подхватил Ден радостно.
– Тоже терплю вас, – огрызнулся Федя.
– Я, может, вас тоже терплю, но деликатно молчу, – обиделся в ответ Ден, и Екатерина подумала, как он, такой простой и бесхитростный, может работать в полиции, или это сейчас маска.
– А ты? – спросил Толя Катю, когда они вместе спускались по лестнице к машине.
– Что я? – удивилась она вопросу.
– Ну, ты терпишь все это, пойдешь в поход искать детский клад на Сонькином пупу и все такое, из-за чего?
– Я… – она взглянула в глаза Толе. – Я чтоб почувствовать себя живой. Меня твои деньги не спасут и сойка, кстати, тоже. Меня уже нельзя спасти.
Сказала и продолжила спускаться по лестнице.
Катя не услышала, как повзрослевший Чуа-змея, по факту оставаясь все тем же мальчиком, умевшим ужалить, но с возрастом мечтавший своим ядом кого-то спасти, тихо сказал:
– Это мы еще посмотрим.
Глава 8
Фальшь воспоминаний
Чрезмерная честность граничит с глупостью.
Закон стаи
Хабаровск, июнь 2014 год.
– Хорошо у тебя, – сказала Алла Галине, когда все москвичи от усталости и смены часовых поясов уснули после обеда.
Они вдвоем устроились на веранде, выходившей в красивый сад. Было видно, что он стал таковым с помощью модного ландшафтного дизайнера.
– Терраса просто бомбическая, – продолжала восхищаться Алла. – Мебель шик, поверь мне, я разбираюсь. Ты не смотри, что я живу в родительской квартире, там я всего год, до этого была исключительно в таких декорация. Откуда все? Признавайся. Ты здесь убираешься, что ли? Хозяева не нагрянут? Ну же, Толинка, колись! И про лицо рассказывай, на какое бабло свой ужасный шрам убрала.
Конечно, Алла понимала, что утрирует. На въезде в этот крутой закрытый поселок «Заимка», когда Галина вышла на проходной, чтоб выписать пропуск полицейской буханке, то охрана, кланяясь и по-лакейски улыбаясь, называла бывшую одноклассницу, самую веселую в компании и самую страшную из-за шрама на все лицо, Галина Васильевна и никак иначе.
Но характер, видимо, не изменить, потому Алке очень хотелось уколоть бывшую Толинку, неизвестно как превратившуюся в Галину Васильевну.
В школе, как ей казалось, Галя занимала место на ступеньку ниже Аллы. Хлопанье уха койота, не просто так приклеилось к худенькой девочке со страшным шрамом. Видимо из желания выделиться и попасть в стаю, Галина очень много и, надо сказать, удачно шутила, занимая место придворного шута. Она умела очень точно и смешно задеть самую больную тему человека, чем вызывала смех окружающих и боль того, над кем смеялись. Поэтому Толинку немного даже побаивались, стараясь не попасть ей на острый язык. Алла же была королевой, нет, не как шахматная королева, она была больше, как мачеха Белоснежки, красивая и злая, но вполне самостоятельная и вполне готовая за себя постоять с кулаками если надо. Место Белоснежки всегда принадлежало Кате. Алла так и не поняла, играла она в беспомощную, которой даже школьную сумку нести сложно, или так ловко использовала женские хитрости, но за возможность понести ее портфель пацаны сражались как рыцари. Алла же несла свой сама и немного завидовала ей. Инициативной и деятельной была Ирка, эдакая пионерка, всегда в первых рядах. Так и уживались четыре девушки в их стае. Белоснежка Катя, ее мачеха Алла, придворный шут Галя и активистка Ирка.
– Это дом одной моей хорошей знакомой, – сказала Галина, разливая холодный морс по стильным бокалам. – Она сейчас в отпуске и просила меня здесь пожить, так что прекрати желчью исходить.
Алла на это ничего не ответила, но подумала: «Ага, ври больше, не надо считать других дураками».
Алла сразу заметила домашний костюм, в который Галина переоделась на той части огромного дома, куда запретила всем заходить. Он был ей по размеру, а в ее случае это означало, что он покупался именно на ее нестандартную фигуру и стоил баснословных денег. Алла это знала наверняка, потому что по привычке все еще ходила по дорогим магазинам. Это был домашний костюм от известного итальянского кутюрье, причем из последней коллекции. На вид в нем не было ничего особенного, но, как говорится, знающий поймет, а Алла была знающим в этом смысле человеком.
– А ведь я тебя, Галка, не видела с того самого дня, когда умер Валька. Ты еще была стройная и со шрамом.
– Пропал, – поправила ее Галина. – Никто его мертвым не видел.
– Неужели ты до сих пор его любишь? – Едкая зависть, что накрыла Аллу только что, тут же спала, когда она услышала, с каким трепетом эта не юная уже женщина говорит о пропавшем однокласснике, и ей стало жаль ее. – Все знали, что ты была влюблена в парня своей лучшей подруги, но ведь это детство.
– А Катька его не оценила, она виновата в том, что с ним случилось, – сказала Галина без ярости, с той отболевшей злостью, с которой человек просто жил, как с родной, она уже была частью его. – Я думаю, все банально: психанул, ушел и в темноте не заметил что-то, сорвался с берега или еще что-нибудь. Но в любом случае, не поцелуйся тогда Катька с Толиком, ничего бы не было.
Было видно, что она до сих пор не отпустила все эти школьные страсти и несет их в себе гордо, как трофей, как флаг поверженного врага.
– Так ты с того времени с ней и не разговаривала? – спросила насмешливо Алла.
– Я уехала сразу после получения аттестата к тетке в Биробиджан, работала в кафе официанткой, а когда вернулась через три года, Катька уже уехала в Москву, – ответила Галина. – Что мы все обо мне, ты лучше о себе расскажи.
– А что я? – захохотала грустно Алла. – Я как Золушка из сказки, только наоборот. Окончила школу, пошла в наш институт культуры, поступила совершенно без труда, между прочим, на актрису театра.
– И это меня не удивляет, – хмыкнула Галка. – Такую актрису еще поискать, скольких парней в школе за нос водила.
– Да ладно, – нисколько не обидевшись, пожала плечиком Алла. – Видела бы ты меня после школы, какие женихи у меня были, какие возможности.
– И ты все профукала? – хохотнула Галка.
Когда разговор ушел от ее персоны, она расслабилась и снова стала прежней хохотушкой-веселушкой.
– Не поверишь – нет. Выбрала себе самый жирный кусок и заставила пойти со мной ЗАГС. Мой муж – хозяин местных пивнух-разливаек. Деньги просто рекой лились на меня, да-да, никакие заводы не сравнятся с разливным пивом, а уж если ты монополист в большом городе, то все. Что ты ржешь? – Алла тоже улыбалась, глядя на хохочущую Галку. – Да я купалась в деньгах, как Скрудж Макдак, помнишь, в мультике. Два раза в день, утром и вечером.
Алла встала, закрыла глаза и начала грести руками, изображая пловчиху. Получалось у нее забавно, и Галка согнулась пополам. Именно сейчас в смеющейся Галине можно было без труда угадать ту Толинку. В детстве, когда она начинала звонко смеяться, шрам тут же становился невидимым. Смех как отпечатки пальцев – индивидуальная, не меняющаяся примета. Каждый человек смеется особенным образом, и если он продолжает смеяться и в зрелом возрасте, что редкость, то делает это так же, как и в детстве.
– Все, прекрати, – еле выдохнула Галка, – я больше не могу. Потом-то что с твоим богатством случилось? Пиво закончилось?
– А потом, – погрустнела Алла, – пробило двенадцать, и карета превратилась в тыкву. Муж нашел другую и оставил меня с голой пятой точкой, если сказать культурно.
– Почему ты не судилась? – уже не смеясь сказала Галка. – У тебя ребенок, вы могли бы побороться. Хочешь, я посоветую пару толковых адвокатов?
– Не хочу об этом говорить, – Алла вновь улыбнулась, но уже по-другому, не беззаботно, как только что шутила, а грустно. – Я как та старуха у Пушкина, осталась у разбитого корыта, правда, в отличие от нее у меня есть сын десяти лет, а это получше всяких богатств. Сейчас вот с родителями уехал на дачу, на велике катается, ему дед купил. Купается в Амуре, мама говорит, сгорел уже весь. У нас избушка недалеко осталась от материной бабки, деревня маленькая, запущенная, зато Амур рядом. Вот они подшаманили немного домик и летом там весь сезон пропадают, и он с ними. А что, хорошо, рыбалка, ягоды из леса, овощи с огорода – красота. Я бы тоже, да не могу. Меня взяли на испытательный срок в наш театр, правда шестым гномом и старшей горничной, так как примы у них свои, заслуженные, но вдруг в новом сезоне что-то обломится? Не славы хочу, денег. Поэтому приходится вести себя идеально и терпеть все унижения, с главрежем спать я не готова, самооценка не позволяет. Копейки получаю, но, как выяснилось, я больше ничего не умею. Почти год протянули на моих украшениях, единственном, что не забрал муж, а потом совсем туго стало.