– А ты откуда знаешь? – удивилась Галка.
– Так у меня мама, если помнишь, директором школы была, ей, между прочим, тоже досталось, хотя она про ваш поход была ни слухом, ни духом. Тоже переживала, конечно, но выдержала, а вот Ангелина устала от угроз и через год или два покончила с собой. Вены себе в ванне вскрыла.
– Серьезно?! – Галя была в настоящем шоке.
– Нет, вру, захотелось ужаса нагнать. Конечно, серьезно.
– А почему ты мне раньше не рассказывал? – возмутилась она.
– Во-первых, ты не спрашивала, а во-вторых, ты всегда замыкалась, когда я вдруг начинал вспоминать школу, я видел, как тебе больно, и потому не хотел делать еще больнее.
Галина понимала, что он прав. Когда они работали вместе, а потом и вовсе стали парой, периодически она заговаривала про Вальку и начинала хандрить, при этом отдаляясь от него на период своего уныния все дальше и дальше.
– Слышь, Галка, возьми меня с собой? – сказал Кондрат, быстро перепрыгнув с темы на тему.
– Куда? – не поняла Галя, пребывая до сих пор в состоянии шока.
– В поход. Ну прошу тебя, я же все равно уезжаю через месяц, и ты от меня отдохнешь. Обещаю к тебе не приставать больше никогда в жизни, вот прям забыть твой адрес. Клянусь.
– Свежо предание, да верится с трудом. Зачем тебе все это?
– Ну… – замялся Кондрат. – Говорят, все проблемы из детства. Так вот, у меня была детская мечта оказаться в вашей стае. Сейчас я могу ее осуществить, стало быть, детский гештальт закроется, и тогда у меня все пойдет по накатанной.
– Ой ладно, – засмеялась Галка. – Скажи лучше, отпуск перед командировкой и скучно, делать нечего.
– Так нечестно, ты слишком хорошо меня знаешь, – улыбнулся Кондрат, и Галя на минуту вспомнила, как они были когда-то счастливыми и, скорее всего, могли быть ими до сих пор, если бы не его дурацкие принципы.
Нет, Галя не любила его никогда. В ее сердце всегда был Валька, но Кондрат стал родным, возможно, единственной родной душой на всем белом свете, а самое главное, он помог ей в свое время, очень помог, и она этого никогда не забудет.
– Я поговорю с ребятами, но ничего не обещаю, – сказала она. – И запомни, что делаю я это лишь потому, что ты сейчас не стал меня шантажировать.
– До этого просто еще не дошло, – погрозил пальцем Кондрат. – Это было моим запасным планом.
– Дурак ты, – толкнула она его по-дружески в плечо. – Вот тридцать три года, возраст Христа, пора бы уже взрослеть, а ты?
– А я не хочу, – сказал серьезно Кондрат. – Я слишком долго в детстве был взрослым. В детстве единственное, что мне было доступно из спорта – это кружок стрельбы из лука, и то, потому что его вел мой дядя. Все остальное было под запретом, только учеба, ведь именно она, по мнению маменьки, могла сделать из меня человека. Сейчас, когда учеба не справилась с поставленной маман задачей, мне очень хочется побыть ребенком. Как сказал продюсер, который приглашает меня в Болливуд: Конти.
– Конти?
– Маменька же моя учудила, и не каждый русский, а тем более иностранец, может выговорить этот набор букв, которым является мое имя, – усмехнулся он. – Так вот, Конти, говорил продюсер, мы выбрали вас за ваше детское виденье – это очень подкупает. С камерой работать сейчас могут все, а вот сделать камеру глазами ребенка – единицы. Вот так-то.
Они в первый раз за много лет разговаривали и не злились. Это было что-то новое, словно бы они простили сейчас друг друга и отпустили в новую жизнь.
– Скажи мне честно, – спросила его Галя, – почему ты пришел именно сегодня? Ты не был у меня больше года, да и до этого пару раз по делу, забрать забытый объектив или поискать потерянную линзу. Почему именно сегодня, когда нагрянули эти все?
– Совпадение, – пожал плечами Кондрат, и его глаз дернулся, как всегда, когда он врал.
Разговаривая, ни Галка, ни тем более Кондрат не заметили повышенного внимания к собственным персонам. Хотя как бы они могли это сделать. Ведь сие внимание было тщательно скрыто от глаз.
Глава 10
Чувство вины Чепи
Красота – это дар и ее надо уважать, как любой другой талан, данный Богом.
Закон стаи
Амурская область, июнь 2014 год.
Вертолет гудел так, что казалось, весь мир просто растворился и нет больше никаких звуков, кроме этого, жуткого шума. Екатерина оглядела семерых пассажиров, летевших вместе с ней в вертолете. У всех были одинаково напряженные лица, словно они обдумывали одну и ту же мысль. Хотя, наверное, так бы оно и было. И скорее всего, это вопрос: зачем?
Что с ними происходит? Сначала они летели на частном самолете до Тынды, потом, прямо там же, в маленьком военном аэропорту пересели на вертолет. Обо всем договаривался Анатолий.
Тогда, пятнадцать лет назад, на такие роскошества у них денег не было. На поезде до Тынды, причем с пересадкой в Белогорске, а оттуда уже своим ходом. То на байдарке по Гилюй-реке, то пешком по тайге. Ангелина тогда под настойчивым обаянием Вальки все-таки решилась на экспедицию на Сонькин пуп, разработав маршрут по своим картам. Она была молодой и увлеченной учительницей географии, ей самой стало интересно найти это место, о котором твердил ее ученик.
Дело было в том, что их совместная туристическая история подходила к концу, все уже начали строить планы на дальнейшую жизнь, и получалось, что стая распадается навсегда. Поэтому хотелось поставить какую-то красивую точку, вот Валька и решил организовать нечто запоминающееся. Ему мечталось, чтоб их поход был не просто путешествием по тайге, а странствием по истории их края, чтоб друзья, разбежавшись в разные стороны, вспоминали и гордились местом, где прошло их детство.
А еще он был упертым. Не найдя ничего интересного в открытых источниках, Валька пошел в региональный архив Хабаровска и попросил дать ему материалы девятнадцатого и начала двадцатого века. Как он выразился, что-нибудь эдакое, не банальное, с секретом. То ли женщина попалась тогда хорошая, то ли Валькино врожденное обаяние опять подействовало, но его не прогнали, а наоборот, выдали несколько десятков увесистых папок. Именно там, в пыльном хранилище он и нашел ту самую историю. Толстенная серая папка была посвящена преступнице, жившей на рубеже веков – авантюристке Ольге фон Штейн, частенько копировавшей почерк Соньки Золотой ручки, и ее гастролях в Хабаровске.
Из допросов свидетелей, допросов самой Ольги, записок следователей, в разное время ведущих дела этой матерой преступницы, он и узнал про Вольно-старательную артель, Сонькин пуп и побег в Америку. История же была интересная еще и тем, что следователь зачем-то приложил сюда очень занимательный рассказ одного местного эвенка, датированный 1920 годом. Он утверждал, что был проводником для очень представительной дамы в поездке к пустующей к тому времени Вольно-старательной артели на реке Гилюй. Данная дама представилась Ольгой фон Штейн и просила не просто свозить ее туда, но и провести кое-какие работы. Рядом прилагался рисунок со слов эвенка, где и что просила сначала раскопать, а потом закопать представительная дама. Отдельно молодой эвенк рассказывал, куда он спрятал небольшую черно-голубую заколку в виде птицы, сделанную из драгоценных камней, которую сама барышня называла черноголовой сойкой, исполняющей любые желания, стоит лишь подержать ее в руках. Вверху страницы была короткая рецензия, видимо, от начальства: «отклонить». Валька понимал, что не до того тогда было, время тяжелое, власть менялась, и посему волшебная сойка может до сих пор лежать там. Подключив свое врожденное обаяние, он начал уговоры. Они ехали искать сойку Ольги фон Штейн, которая исполнит все их желания.
Катя помнила, как он заливисто смеялся, произнося: «И все ваши, ну, то есть наши желания исполнятся, вот увидите».
Как ни странно, несмотря на не вполне подходящее время, в последний поход согласились идти все, хотя у многих, что называется, горело – институт, поступление, переезды. У Кати мама тогда и вовсе попала в больницу с сердцем, но даже она, заручившись согласием родительницы, уверявшей ее, что ничего страшного с ней не случится, тоже пошла в тот ужасный «последний» поход.
Есть такая примета: нельзя говорить «последний», надо говорить «крайний». А Валька, не веря в приметы, уговаривая стаю пойти, постоянно повторял это злополучное слово, вот он и оказался последним, во всяком случае, для него точно.
Валька был жутко харизматичным и смешным. Когда он появлялся, все вокруг сразу приходило в движение. Люди становились приветливыми, улыбались, начинали верить в чудо. Он был магнитом для счастья… И как ей было в такого не влюбиться? Сейчас, конечно, Катя понимала, что это была никакая ни любовь, а всего-навсего юношеский пыл, влюбленность, но тогда казалось, что все по-взрослому. Они были действительно красивой парой и на выпускном вечере даже получили звание «король и королева бала», но именно тот такой желанный для Вальки «последний» поход показал, что все не так, как хотелось бы.
Валька. Первый раз Катя вспоминала о нем без боли, хотя, скорее всего, она в принципе вспоминала о нем в первый раз, ведь запретила себе делать это сразу после трагедии. Нет, не потому что больно, хотя и это тоже, а потому что было стыдно. Потому, что Катя считала, что это она виновна в той трагедии. Таким способом она жалела сама себя, стараясь не сойти с ума от горя и стыда, а еще от того, что уже ничего нельзя изменить. Но судьба не пошла с ней на сделку и делала каждый раз все больнее, хотя временами казалось, что хуже быть уже не может. Вторым ударом стала смерть мамы, а потом и Москва, даже не пытавшаяся принять ее, со своими еще более сильными ударами под дых.
Зачем они все туда едут?
Такой очевидный вопрос не давал Кате покоя. Ладно она, потерявшийся человек, не имеющий никакого смысла существования. Эта поездка для нее как способ продлить себе жизнь, как способ еще раз отговорить себя от самоубийства, найти хоть малейший повод зацепиться за этот мир. А они?