Глава седьмаяВласть даровать свободу
С технической точки зрения наша Стэнфордская тюрьма больше похожа на окружную тюрьму, где заключенных, арестованных в воскресенье утром городской полицией Пало-Альто, содержат под стражей до начала судебного процесса. Очевидно, ни для кого из этих мнимых уголовников еще не назначена дата судебного процесса и ни у кого из них нет адвоката. Однако, следуя совету тюремного священника отца Макдермота, мать одного из заключенных собралась пригласить адвоката для сына. После общей встречи сотрудников тюрьмы, где присутствовали начальник тюрьмы Дэвид Джаффе и «психологи-консультанты», аспиранты Крейг Хейни и Керт Бэнкс, мы решаем провести заседание комиссии по условно-досрочному освобождению, хотя в реальности на такой ранней стадии уголовного судопроизводства этого не бывает.
Это позволит нам понаблюдать, как заключенные используют неожиданную возможность выйти на свободу. До сих пор каждый из них был только одним из актеров в ансамбле. Заседание будет проходить за пределами тюрьмы, и заключенные смогут немного отдохнуть от подавляющей тесноты подвала. Возможно, они почувствуют себя свободнее, и им будет легче выражать свои мнения и чувства в новой обстановке, в присутствии людей, не имеющих отношения к тюрьме. Кроме того, эта процедура добавит их тюремному опыту реалистичности. Заседание комиссии по условно-досрочному освобождению, как и свидания с родными, визиты тюремного священника и ожидаемый визит государственного адвоката, добавит эксперименту достоверности. Наконец, я хотел посмотреть, как с ролью председателя комиссии по условно-досрочному освобождению Стэнфордской тюрьмы справится наш тюремный консультант, Карло Прескотт. Как я уже говорил, последние 17 лет Карло много раз подавал прошение об условно-досрочном освобождении, но лишь недавно был освобожден за «хорошее поведение» после того, как отбыл почти весь свой срок за вооруженное ограбление. Будет ли он сочувствовать заключенным, встанет ли на их сторону, потому что сам был на их месте, не раз пытаясь убедить комиссию, что достоин условно-досрочного освобождения?
Заседание комиссии по условно-досрочному освобождению проходит на первом этаже здания факультета психологии, в моей лаборатории, большой комнате с коврами на полу, оборудованной односторонними ширмами для скрытой видеосъемки и наблюдения. За шестигранным столом сидят четверо членов комиссии. Во главе стола — Карло, рядом с ним — Крейг Хейни. С другой стороны сидят аспирант и секретарша, они оба почти ничего не знают о нашем исследовании и помогают нам добровольно. Керт Бэнкс выступает в роли офицера, сопровождающего заключенных из тюрьмы в мою лабораторию и обратно. Мне предстоит вести видеосъемку из смежной комнаты.
В среду утром в тюрьме остается восемь заключенных — после того, как мы отпустили № 8612. Сотрудники тюрьмы сочли, что право на условно-досрочное освобождение имеют четверо — те, кто ведет себя лучше всех. Им предоставили возможность подать просьбу о рассмотрении дела и подать официальное заявление с объяснениями, почему они заслуживают досрочного освобождения. Остальные могут предстать перед комиссией в другой день. Но охранники настояли на том, что заключенный № 416 не может претендовать на УДО, потому что систематически нарушает второе правило: «Заключенные должны есть только в отведенное для этого время».
Шанс вернуть себе свободу
Охранники дневной смены выстраивают четверых «счастливчиков» во дворе, точно так же, как во время последнего вечернего посещения туалета. Цепь на ноге каждого из них присоединена к цепи на ноге следующего, на головах — большие бумажные мешки. Так они не узнают, как добрались из тюрьмы до комнаты, в которой заседает комиссия, и вообще в какой части здания она находится. Их сажают на скамейку в коридоре у двери. Цепи снимают, но они сидят неподвижно, в наручниках, с мешками на головах, и ждут, когда Керт Бэнкс выйдет из комнаты и назовет их номер.
Керт, наш начальник конвоя, вслух читает прошение заключенного, а затем — заявление кого-то из охранников с возражениями против условно-досрочного освобождения. Затем он вводит заключенного в комнату и сажает его справа от Карло, который руководит процессом. Первым идет заключенный Джим-4325, затем — Глен-3401, Рич-1037 и, наконец, Хабби-7258. После общения с комиссией каждого из них снова сажают на скамейку в коридоре, надевают наручники, цепь и мешок на голову. Здесь все ждут, пока заседание не завершится. Потом всех заключенных уведут обратно в тюремный подвал.
Пока не появился первый заключенный, я проверяю оборудование для видеозаписи, а Карло, самый бывалый член нашей команды, начинает рассказывать новичкам, как на самом деле действует комиссия по условно-досрочному освобождению. (Этот монолог см. в примечаниях[104].) Керт Бэнкс чувствует, что Карло готов разразиться очередной длинной речью, которые мы так часто слышали от него во время курса летней школы. Он авторитетно заявляет: «Пора приступать, время идет».
В комнату вводят заключенного Джима-4325; с него снимают наручники и предлагают сесть. Это большой крепкий парень. Карло тут же бросает ему вызов: «Почему ты в тюрьме? Ну-ка, расскажи нам».
Заключенный отвечает со всей серьезностью: «Сэр, меня обвиняют в вооруженном нападении. Но я хочу заявить, что невиновен»[105].
«Невиновен? — Карло изображает искреннее удивление. — То есть ты утверждаешь, что офицеры, которые тебя арестовали, не знали, что делают, что произошла какая-то ошибка, какая-то путаница? Что люди, которых учили охранять закон, имеющие многолетний опыт, просто случайно выбрали тебя из всех жителей Пало-Альто? Что они не знают, о чем говорят, что они не знают, что ты сделал, а что — нет? То есть они лгуны? Ты хочешь сказать, что они лгуны?»
№ 4325: «Я не говорю, что они лгуны, должно быть, есть достоверные доказательства. Конечно же, я уважаю их профессиональные знания и все такое… Я не видел никаких доказательств, но я думаю, они задержали меня справедливо». (Заключенный подчиняется авторитету; когда он видит властное поведение Карло, его первоначальная уверенность тает.)
Карло Прескотт: «В таком случае ты только что подтвердил, что они, наверное, знали, что делали».
№ 4325: «Ну да, они знали, что делали, когда меня задержали».
Прескотт начинает задавать вопросы о прошлом заключенного и его планах на будущее, но хочет больше знать о его преступлении: «С кем ты общался, чем ты занимался в свободное время, из-за чего тебя арестовали? Это серьезное обвинение… Ты ведь знал, что мог убить человека, когда на него напал. Что ты сделал? Ты стрелял в жертву, ударил его или что?»
№ 4325: «Я не знаю, сэр. Офицер Уильямс сказал…»
Прескотт: «Что ты сделал? Выстрелил, ударил, бросил бомбу? У тебя была „пушка“?»
Крейг Хейни и другие члены комиссии пытаются разрядить обстановку и спрашивают заключенного, как он адаптировался к тюремной жизни.
№ 4325: «Ну, по характеру я, скорее, интроверт… кажется, первые несколько дней я думал об этом и решил, что лучше всего вести себя…»
Прескотт снова берет слово: «Отвечай на его вопрос, нам не нужна вся эта интеллектуальная болтовня. Он задал тебе простой вопрос, отвечай на вопрос!»
Крейг перебивает его и спрашивает об «исправительных» аспектах тюрьмы, и заключенный отвечает: «Ну да, в этом есть какая-то польза, я, конечно, научился быть послушным, иногда с нами обращаются слишком жестко, но сотрудники тюрьмы просто делают свою работу».
Прескотт: «Комиссия по условно-досрочному освобождению здесь не поможет. Ты говоришь, что тебя научили слушаться, научили сотрудничать, но на свободе за тобой никто следить не будет, ты будешь сам по себе. Как ты думаешь, каким гражданином ты станешь, с такими серьезными обвинениями? Вот, я читаю, в чем тебя обвиняют. Это немалый список!» Совершенно уверенно и авторитетно Карло смотрит в чистый блокнот, как будто это «дело» заключенного, где указаны обвинения против него и сведения о его предыдущих арестах. Он продолжает: «Знаешь, ты сказал нам, что сможешь стать хорошим гражданином благодаря той дисциплине, которой тебя здесь научили. Но мы не можем за тебя поручиться… Почему ты считаешь, что достоин выйти на свободу уже сейчас?»
№ 4325: «Я знаю, что буду делать. Я очень хочу поступить в Калифорнийский университет в Беркли. Я хочу изучать физику, я жду этого с нетерпением».
Прескотт перебивает его и меняет тему: начинает спрашивать о религиозных убеждениях, а потом — о том, почему он не воспользовался тюремными программами групповой терапии и профессиональной переподготовки. Кажется, заключенный совершенно растерян, он говорит, что сделал бы это, но ему никогда не предлагали никаких программ. Карло просит Керта Бэнкса проверить, правду ли говорит заключенный, в чем лично он сомневается. (Конечно, он знает, что в нашем эксперименте нет таких программ, но в прошлом на заседаниях реальных комиссий по условно-досрочному освобождению его всегда об этом спрашивали.)
После нескольких вопросов других членов комиссии Прескотт просит одного из надзирателей отвести заключенного обратно в камеру. Заключенный встает и благодарит комиссию. Он автоматически вытягивает руки, ладонями друг к другу, и охранник защелкивает наручники. Джима-4325 выводят, надевают ему на голову мешок и оставляют молча сидеть в коридоре. Приходит очередь следующего заключенного.
Когда заключенный выходит, Прескотт замечает для видеозаписи: «Ну, этот парень так гладко говорит…»
В моих заметках сказано, что «заключенный № 4325 был достаточно собран и в целом контролировал себя — до сих пор он был одним из „образцовых заключенных“. Кажется, он смущен агрессивным допросом Прескотта о преступлении, за которое его арестовали. Его легко удалось заставить признать себя виновным, хотя его преступление абсолютно вымышлено. В ходе встречи с комиссией он послушен и покладист. Такое поведение способствует его относительно успешной адаптации и выживанию в тюремной обстановке».