Хеллман: „Я не думал, что на самом деле это кому-то причиняет вред. Это было унизительно, и это был мой собственный маленький эксперимент, я хотел понять, как я могу…“
Клей (недоверчиво): Твой собственный маленький эксперимент? Может быть, расскажешь о нем?»
Хеллман: «Я проводил свои собственные небольшие эксперименты».
Клей: «Расскажи мне о своих небольших экспериментах. Мне любопытно».
Хеллман: «Ладно. Я просто хотел посмотреть, до каких пор можно оскорблять людей, прежде чем они начнут протестовать, прежде чем они начнут отвечать тем же. Но, к моему удивлению, никто не пытался возражать, чтобы меня остановить. Никто не сказал: „Эй, прекрати меня оскорблять, ты переходишь границы“. Этого никто не сказал, они просто принимали то, что я говорил. Я говорил: „Пойди и скажи этому парню в лицо, что он — кусок дерьма“, и они послушно это делали. Они послушно отжимались, сидели в карцере, оскорбляли друг друга, хотя предполагалось, что они должны объединиться. Но они оскорбляли друг друга, потому что я велел им это делать, и никто ни разу не усомнился в моей власти. Вот что меня действительно потрясло. (В его глазах появляются слезы.) Почему никто ничего не говорил, пока я их оскорблял? Я говорил настоящие гадости, а они все равно молчали. Почему?»
Действительно, почему?
Глава десятаяЗначение и выводы Стэнфордского тюремного эксперимента: алхимия трансформаций характера
Мы — подопытные кролики в лаборатории Бога… Человечество — всего лишь незаконченный проект.
Стэнфордский тюремный эксперимент начинался как простой опыт по изучению влияния, которое оказывает сочетание ситуационных переменных на поведение людей, играющих роли заключенных и охранников в искусственно созданной тюремной среде. В этом экспериментальном исследовании мы не проверяли тех или иных гипотез, а скорее оценивали степень влияния внешних аспектов определенной среды на внутреннюю предрасположенность людей, оказавшихся в некоей ситуации. Мы хотели выяснить, что сильнее — хорошие люди или плохая ситуация.
Но потом эксперимент превратился в яркую иллюстрацию тлетворного воздействия плохих систем и плохих ситуаций, их способности заставить хороших людей вести себя патологическим образом, чуждым их природе. Хронология этого исследования, которую я попытался шаг за шагом восстановить в этой книге, ярко демонстрирует, как обычные, нормальные, здоровые молодые люди подчинялись давлению или уступали соблазну социальных сил, действовавших в этой поведенческой ситуации. То же случилось и со мной, а также с другими взрослыми людьми, профессионалами, которые так или иначе входили в контакт с этими силами. Граница между Добром и Злом, которая представлялась нам непроницаемой, оказалась весьма и весьма размытой.
Пришло время рассмотреть другие факты, собранные в ходе нашего исследования. Различные количественные источники информации проливают свет на то, что произошло в том темном тюремном подвале. Мы используем все доступные данные, чтобы осмыслить то, что проявилось в процессе этого уникального эксперимента, и установить способы, с помощью которых власть или ее отсутствие могут изменить человечество. В итоге мы сможем сделать важные выводы о человеческой природе и об условиях, влияющих на нее в лучшую и в худшую сторону.
Краткие выводы перед углубленным анализом данных
Как мы видели, наша тюремная среда оказалась психологически весьма достоверной и вызывала у многих участников эксперимента сильные, реальные и часто патологические реакции. Мы были удивлены и откровенным доминированием охранников и тем, как быстро оно возникло в ответ на бунт заключенных. Нас поразило, что ситуационные факторы, как, например, в истории Дуга-8612, смогли так быстро и так сильно подчинить своему влиянию почти всех этих нормальных здоровых молодых людей.
Переживание потери собственной идентичности, произвол и постоянный надзор, а также отсутствие личного пространства и сна вызвали синдром пассивности, зависимости и депрессии, напоминающий феномен, получивший название «выученной беспомощности»[169][170].
Половину студентов-заключенных пришлось освободить раньше времени из-за серьезных эмоциональных и когнитивных расстройств — временных, но весьма интенсивных. Большинство из тех, кто остался до конца, безропотно подчинялись требованиям и вели себя словно зомби. Они стали вялыми и апатичными, уступая любым прихотям охранников, власть которых становилась все более жесткой.
Как и отдельным «хорошим охранникам», лишь немногим заключенным удалось противостоять ситуации. Например, заключенные могли бы поддержать героический акт пассивного сопротивления, совершенный Клеем-416. Но они стали унижать и запугивать его — для них он стал просто «нарушителем спокойствия». Они безропотно приняли диспозиционную перспективу, которую внушили им охранники, и даже не попытались осмыслить голодовку Клея как символ и способ сопротивления слепому повиновению власти.
Иногда признаки героизма проявлял и Сержант — например, он отказывался обзывать и оскорблять других заключенных по приказу охранников. Но гораздо чаще он оставался примерным послушным заключенным. Джерри-486 оказался самым уравновешенным; однако, как он писал в своих заметках, он «выжил» только потому, что сосредоточился на своем внутреннем мире и старался как можно меньше помогать другим заключенным, которым, возможно, требовалась его поддержка.
Вначале у нас была группа людей, чьи данные почти не отклонялись от средних показателей образованного населения — по всем параметрам, которые мы измерили до эксперимента. Тех, кому случайным образом достались роли «заключенных», вполне можно было заменить теми, кто играл роли «охранников». Ни один из участников обеих групп не совершал преступлений, не имел никаких эмоциональных проблем, физических заболеваний и даже недостатков в интеллектуальной или социальной области, наличие которых обычно отличает заключенных от охранников и от других членов общества.
В силу такого случайного распределения и предварительного тестирования я могу утверждать, что эти молодые люди не внесли в нашу тюрьму никаких патологий, которые могли бы проявиться в роли заключенных или охранников. В начале эксперимента между этими двумя группами не было никакой разницы. Но не прошло и недели — и между ними уже не было ничего общего. Следовательно, можно сделать вывод, что их патологическое поведение стало результатом сочетания ситуационных сил, постоянно влияющих на всех обитателей мнимой тюрьмы. Далее, эта Ситуация была создана и поддерживалась силами определенной Системы, организованной с моей помощью. Я начал формировать эту Систему уже на предварительной встрече с охранниками, посвященной их психологической ориентации, а затем мы с коллегами выработали определенные политику и процедуры.
Ни охранников, ни заключенных нельзя было назвать «ложкой дегтя» до тех пор, пока на них не начала влиять «бочка». Комплекс сил, действовавших в этой «бочке», включал в себя ситуационные факторы данного поведенческого контекста: роли, правила, нормы, анонимность людей и места, процессы дегуманизации, конформизм, групповую идентичность и т. д.
Круглосуточное наблюдение за поведением заключенных и охранников, за взаимодействием между ними, а также за тем, что происходило во дворе тюрьмы, было дополнено видеозаписями (около 12 часов), скрытой аудиозаписью (около 30 часов), опросниками, собственными отчетами испытуемых и различными интервью. Некоторые из этих данных были подвергнуты количественному анализу, а некоторые были прокоррелированы с окончательными данными.
Интерпретация этих данных вызывает серьезные трудности в связи с относительно небольшой выборкой, выборочностью и неполнотой аудио- и видеозаписей, что объясняется ограниченным бюджетом, нехваткой людей и нашим стратегическим решением сосредоточиться на самых важных событиях (перекличках, приеме пищи, визитах посетителей и слушаниях комиссии по условно-досрочному освобождению). Кроме того, было крайне сложно выявить причинно-следственные связи из-за динамического взаимодействия между охранниками и заключенными в разных сменах охранников. Количественный анализ данных, связанный с индивидуальным поведением, затруднен очевидным фактом сложных взаимодействий между отдельными участниками, группами, а также влиянием фактора времени. Кроме того, в отличие от традиционных экспериментов, у нас не было контрольной, сопоставимой группы добровольцев, которые бы прошли те же самые тесты, но не участвовали в эксперименте и не играли роли мнимых заключенных или мнимых охранников. Мы не организовали контрольной группы, потому что считали эксперимент скорее демонстрацией определенного феномена, как в оригинальном исследовании Милгрэма о подчинении, и не собирались выявлять какие-то причинно-следственные связи. Мы предполагали провести сравнение контрольной и экспериментальной групп в ходе будущего исследования, если бы первый эксперимент принес какие-либо интересные результаты. Таким образом, наша независимая переменная была очень проста: общее влияние на личность статуса охранника или заключенного.
Тем не менее мы обнаружили некоторые явные паттерны, позволившие выйти за пределы качественного описания, которое я представил читателю в предыдущих главах. Эти находки предлагают некоторые интересные выводы о природе психологически необычной среды и о поведении молодых людей, которые в ней оказались. Детальное описание обработки этих данных и их статистический анализ изложены в научной статье[171] и на веб-сайте http://prisonexp.org.