Вместо этого учитель показал им фильм о Нюрнбергском процессе; на экране появились призрачные образы истории Третьего рейха. «Свою вину должен признать каждый — никто не может утверждать, что не принимал участия». Это были заключительные кадры фильма и конец эксперимента. Джонс объяснил, зачем собрал всех в этом зале. Игра вышла за рамки первоначального намерения. Он предложил новый лозунг: «Сила в понимании». Он завершил свою речь следующими словами: «Вами манипулировали. Вы поддались манипуляциям и потеряли себя».
У Рона Джонса возник конфликт со школьной администрацией, потому что родители отвергнутых учеников начали жаловаться, что новый «режим» унижает и запугивает их детей. Тем не менее он пришел к выводу, что многие ученики извлекли из этого «эксперимента» важный урок, на собственном опыте убедившись, с какой легкостью можно манипулировать их поведением, если они будут бездумно подчиняться власти, основанной на фашистской идеологии. В своем более позднем эссе об «эксперименте» Джонс пишет: «После этого я еще четыре года преподавал в средней школе Кабберли. За все это время никто так и не признался, что посещал митинги „Третьей волны“. Нам всем хотелось об этом забыть». (Несколько лет спустя Джонс ушел из школы и начал работать с учениками специальных учебных заведений Сан-Франциско. По мотивам его эксперимента был снят впечатляющий фильм под названием «Волна» (The Wave). Он шаг за шагом описывает, как нормальные дети создали псевдогитлерюгенд [272].)
Власть авторитета не только заставляет подчиняться. Она способна определять реальность и изменять обычное мышление и поведение. Вот пример: эксперимент, который провела Джейн Элиот, скромная учительница третьего класса средней школы из небольшого городка Райсвилля в штате Айова. Учительница задумалась о том, как научить белых детей из небольшого фермерского городка, где почти не было представителей национальных меньшинств, тому, что такое «братство» и «толерантность». Она решила на личном опыте показать им, что значит быть «хуже» и «лучше» других, жертвой предрассудков или их носителем[273].
Учительница сказала детям, что одни ученики в классе лучше других, а другие хуже — просто из-за цвета их глаз. Она сказала, что люди с голубыми глазами «лучше» людей с карими глазами и подтвердила это заявление множеством «доказательств», иллюстрирующих этот факт, — например, что у Джорджа Вашингтона были голубые глаза, а у отца одного ученика (который, по словам этого мальчика, его ударил) — карие глаза.
С этого момента, сказала миссис Элиот, в нашем классе дети с голубыми глазами относятся к «высшей» группе, а дети с карими глазами — к «низшей». Дети с голубыми глазами, у которых якобы более высокий интеллект, получили особые привилегии, а дети с карими глазами, вошедшие в «низшую» группу, должны были подчиняться правилам, подтверждавшим их второсортность, — например, носить воротничок определенного цвета.
Голубоглазые дети, которые до этого были дружелюбными и открытыми, отказались играть с плохими «кареглазками» и даже сказали учительнице, что нужно предупредить директора школы, ведь «кареглазки» могут что-нибудь украсть. Скоро во время перемен начались драки, и один мальчик признался, что ударил другого «в живот», потому что «он назвал меня „кареглазкой“, как будто я черный, как будто я ниггер». Уже на следующий день кареглазые дети начали хуже учиться и стали подавленными, угрюмыми и агрессивными. Они говорили, что чувствуют себя «печальными», «плохими», «глупыми» и «ненужными».
На следующий день ситуация изменилось с точностью до наоборот. Миссис Элиот сказала детям, что ошиблась, — на самом деле это дети с карими глазами лучше, а дети с голубыми глазами — хуже, и привела новые доказательства, подтверждающие эту «цветную» теорию добра и зла. Теперь голубые глаза принадлежали не «счастливым», «хорошим», «добрым» и «милым» детям, а детям плохим, как вчера это было с кареглазыми. Старая дружба была на время забыта, и ее место заняла враждебность — до тех пор, пока этот эмпирический проект не был закончен. С детьми провели встречу, на которой объяснили его смысл, и все они вернулись в свой наполненный радостью класс.
Учительница была поражена мгновенной и тотальной трансформацией поведения учеников, которых она, казалось бы, так хорошо знала. Миссис Элиот приходит к выводу: «Прекрасные, отзывчивые, чуткие дети стали грубыми, злобными и стали проявлять дискриминацию к другим… это было ужасно!»
Представьте себе, что вы — студент вечернего колледжа Гавайского университета (кампус Маноа). Вместе с 570 другими студентами вы посещаете один из нескольких вечерних курсов по психологии. Сегодня вечером ваш преподаватель, с его датским акцентом, читает необычную лекцию, посвященную угрозе национальной безопасности, к которой может привести демографический взрыв (эксперимент проходил в начале 1970-х гг., и тогда это была горячая тема)[274]. Этот авторитетный преподаватель описывает, какие проблемы ждут общество, если в нем станет слишком много людей с физическими или психическими недостатками. Эта угроза убедительно обоснована в серьезном научном проекте, разработанном учеными ради пользы человечества. Затем вас просят помочь в «создании научных процедур, позволяющих устранить людей, имеющих психические и эмоциональные недостатки». Преподаватель приводит аргументы в пользу определенных методов решения «проблемы неполноценности» и проводит аналогию с высшей мерой наказания. Этот фактор, говорит он, сдерживает преступность. Он говорит, что ваше мнение очень важно, потому что вы, студенты колледжа, разумны, хорошо образованны и следуете высоким этическим стандартам. Вам приятно думать, что вы — член группы избранных. (Вспомните искушения «Внутреннего круга» К. Льюиса.) Если кто-то высказывает осторожные опасения, преподаватель заверяет аудиторию, что применению к этим неполноценным человеческим существам каких-либо мер будут предшествовать обширные и тщательные исследования.
Сейчас он хочет просто услышать ваше мнение, рекомендации и личную точку зрения. Для этого всем присутствующим нужно заполнить простую анкету. Вы беретесь за дело, потому что вас убедили, что это — новая и очень серьезная проблема, а ваше мнение действительно важно. Вы добросовестно отвечаете на каждый из семи вопросов анкеты, и оказывается, что ваши ответы почти полностью совпадают с ответами остальных студентов.
90 % студентов согласились с тем, что выживание одних людей всегда будет важнее выживания других.
По поводу устранения «неполноценных»: 79 % хотят, чтобы один человек нес ответственность за убийства, а совершал их другой; 64 % предпочли неизвестность: чтобы «палач» нажимал на несколько кнопок, и только одна убивала жертву. 89 % решили, что самый эффективный и гуманный метод убийства — фармацевтические средства, вызывающие безболезненную смерть.
Если требуется вмешательство закона, 89 % захотели помогать в принятии решений, а 9 % предпочли быть ассистентами во время убийств или в обоих случаях. Только 6 % студентов отказались отвечать.
И что самое невероятное, 91 % всех студентов согласились с заявлением, что «в чрезвычайных обстоятельствах совершенно справедливо устранять тех, кто представляет опасность для блага общества»!
Наконец, самое удивительное: 29 % поддержали бы «окончательное решение», даже если бы его нужно было применить к членам их собственных семей![275]
Итак, эти учащиеся американского колледжа (студенты-вечерники, т. е. люди более старшего возраста, чем обычные студенты) оказались готовы ввести в жизнь смертоносный план: убивать всех тех, кто, по мнению каких-то авторитетов, менее «приспособлен к жизни», чем они сами. Для этого оказалось достаточно всего лишь короткой презентации авторитетного преподавателя. Теперь становится понятно, как получилось, что не только обычные немецкие граждане, но и интеллектуалы охотно поддержали изобретенное Гитлером «окончательное решение» еврейского вопроса, которое разными способами оправдывали система образования и систематическая политическая пропаганда.
Одна из самых показательных иллюстраций моего исследования того, как обычные люди начинают участвовать в злодеяниях, не имеющих аналогов в их прошлом и чуждых их моральным ценностям, — замечательное исследование историка Кристофера Браунинга. Он подсчитал, что в марте 1942 г. около 80 % всех жертв Холокоста были еще живы, но всего 11 месяцев спустя около 80 % из них уже были мертвы. За этот короткий промежуток времени Endlosung («окончательное решение») начало проводиться в жизнь с участием мобильных отрядов массового уничтожения в Польше. Геноцид потребовал мобилизации огромной машины смерти, и это происходило в то время, когда для восстановления позиций отступающей немецкой армии в России фронту нужны были новые силы. Поскольку большинство евреев в Польше жили в небольших городах и деревнях, Браунинга заинтересовал следующий вопрос: «Где в такое сложное время немецкое верховное командование находило людей для массовых убийств в тылу?»[276]
Ответ на этот вопрос дают архивы военных преступлений нацизма. В них содержатся документы о действиях резервного батальона 101. В нем служило около 500 солдат из Гамбурга. Это были пожилые отцы семейств, не попавшие в армию по возрасту, выходцы из рабочего класса, весьма скромного достатка, и у них не было никакого опыта службы в военной полиции. Это были новобранцы, их отправили в Польшу без всякого обучения, и они ничего не знали о предстоящей им секретной миссии: полное истребление всех евреев, живущих в польских деревнях. Всего за четыре месяца эти резервисты расстреляли как минимум 38 000 евреев, а еще 45 000 были отправлены в концентрационный лагерь в Треблинке.