А вот насчет вчерашнего убийства ни Ирина, ни Антон ничего толком сказать не могли.
– Какое-то дурацкое убийство. – Ирина налила себе джин-тоника. – Ума не приложу, кому и зачем все это понадобилось. Откуда вообще взялась старуха? Кто она такая? Ну просто дурдом какой-то.
«Дурдом, точнее и не скажешь», – подумал Булатович и поболтал с сожалением опустевшей баночкой из-под джин-тоника.
– Вот вы, Ирина, немало общались с Аней, знаете ее неплохо. Как вам кажется, могла ли она убить? Нет, нет, я не обвиняю, я просто хочу для себя понять. Могла ли она в испуге, в истерике, в… да просто чтобы наконец прекратился этот кошмар, выстрелить? Могла ли? Как вы думаете?
– Ну… не знаю. – Ирина пожала плечами и тяжело вздохнула. – Анечка – она ведь, как бы это сказать… Немного не от мира сего. Чистенькая, умненькая девочка, но… Способная на…
– На убийство? – брякнул вдруг Булатович.
– Нет, нет, что вы! Она просто все воспринимает… слишком неистово, что ли. Если любовь, то, – Ирина грустно улыбнулась, Антон хмыкнул, – до последней клеточки, до полного погружения, до полного растворения, до… И потом, она абсолютно не приспособлена к жизни. Да у нее и жизни не было! Из одной золотой клетки – родительской, где с нее пылинки сдували, попала в другую золотую клетку – кирилловскую. Для нее обычный поход в магазин – это целое испытание. Спросить, сколько стоит хлеб, – мука адская. Сказать продавщице, что та ее обсчитала, – проще вены вскрыть. И потому нельзя было Кириллу оставлять ее так надолго, – неожиданно горячо заключила Ирина.
– На три недели? Разве это надолго? – Булатович даже не понял.
– Для нее надолго, смертельно надолго. Если уж посадил птичку в клетку, будь добр не бросай, она погибнет. Больше чем на день, на два нельзя было ему от нее уезжать. Мог бы взять ее с собой, – зло проговорила она и нервно размяла сигарету, выуженную без спроса из булатовичевской пачки. – А эта старуха… Не знаю, чего здесь было больше: фантазии, страха одиночества, истерики? Помните, Анютка все кричала: «Старуха реальна, я не сумасшедшая, посмотрите в гостиной!»? Так вот, реальным могло во всей этой истории быть только наличие пожилой женщины, а все остальное…
– Я вас не совсем понимаю, что вы имеет в виду?
– Эта женщина могла быть кем угодно: шантажисткой, мошенницей, сумасшедшей, наконец. Она встречает Аню, заговаривает с ней. Может быть, угрожает, может, о чем-то просит, ну не знаю. А Аня воспринимает это по-своему, ужасно пугается, выдумывает то, чего и не было, верит в свои фантазии, боится собственных вымыслов. И вот уже в ее восприятии обычная, реальная шантажистка превращается в монстра, ужас, кошмар. Дальше больше – и, как естественный результат, нервный срыв. В последние сутки Аня совершенно была не в себе.
– Шантажистка, мошенница – все это может быть. Но ведь кто-то же ее убил. Кто убил?
– Я не знаю.
– Нервный срыв, вы говорите? А в последние сутки была не в себе? Так, может, Аня и убила? Будучи не в себе?
– Нет, нет! Я… не знаю. – Ирина горестно вздохнула. – Бедная девочка! Что она пережила! Нельзя было оставлять ее одну.
– А как вы можете объяснить тот факт, что у убитой оказались в кармане ключи от квартиры Соболевых?
– У нее оказались ключи? Значит, тем более это доказывает, что убитая мошенница или воровка, не сумасшедшая, а обычная преступница. А ключи могли оказаться как угодно. Украла, сделала слепок замочной скважины, да мало ли способов подобрать ключи? У меня однажды что вышло. Стали пропадать из квартиры вещи. И не то чтобы что-то ценное, а так, всякие мелочи: ложки, тарелки, продукты из холодильника, мыло из ванной, дезодорант и все в таком роде. И долго это продолжалось, месяца два. Я ничего понять не могла, думала, с ума схожу. А однажды все выяснилось: соседская девчонка (ей четырнадцать) украла у меня ключи. Я ее в своей квартире как-то застукала с моим феном в руках. После этого случая я железную дверь поставила. Так что, видите, как оно бывает: совершенно нереальным, на первый взгляд, вещам нашлись вполне реальные объяснения. А представьте, что бы на моем месте Аня нафантазировала.
Ну да, ну да, нафантазировала бы и, как знать, не шлепнула ли бы сгоряча и девчонку-воровку, и мать ее, и отца в придачу. С перепугу. Будучи не в себе.
Ладно, пора откланиваться. Из Ирины, переполненной под завязку жалостью к бедной девочке Анечке, больше ни капли информации не выжмешь. Да и Димка наверняка уже ждет.
Прощание вышло скомканным. Ирина и Булатович понимали, что главный вопрос: убийца ли Аня? – так и остался открытым, и чувствовали досаду. Он, Булатович, оттого, что не смог получить утвердительного ответа, а Ирина оттого, что не смогла категорически дать ответ отрицательный. На том и расстались, недовольные друг другом, а главное – самими собой.
«Кто не успел, тот опоздал» – любимая присказка Замятина. Сейчас она так откровенно читалась на его лице, что Алексею стало обидно. А, судя по количеству пустых баночек из-под пива, которыми был заставлен стол, опоздал он намного, вполне возможно, навсегда.
– Димуль, – Булатович по-отечески потрепал подчиненного по плечу, – сынку, и это у вас называется чисто символически? – Он кивнул на баночную баррикаду.
– Да Алексей Федорович, это работа все проклятущая. Горю на ней, как грешник в адской топке. Надо же чем-то жар заливать. – Замятин улыбнулся и любовно погладил бок баночки, которую держал в руке. – С такой работой…
– С такой работой тебя наградят скоро. Посмертно. Как погибшего от цирроза печени во имя общего дела. Поделись-ка со старшим по званию. – Булатович выхватил из руки Димы почти полную баночку. – Давай, пока ты не набрался окончательно, о деле.
– Окончательно я не наберусь, вы же меня знаете.
– Еще бы не знать. – Алексей засмеялся. – Вот я про то и говорю…
– Ну а если о деле, то я вам скажу: бесценного работника вы видите перед собой. Здесь, – Замятин постучал по голове, – столько информации содержится и, заметьте, информации, собранной всего-то за несколько часов, что дай вам бог успеть переварить, пока мы с вами тут в баре заседаем. И если вы мне изволите вернуть так бесцеремонно отобранный сосуд, то я, так и быть, по доброте своей душевной поделюсь с вами.
– Не боись, солдат ребенка не обидит. Держи и не плачь. – Булатович вернул банку Диме. – Излагай, чего у тебя там. Только подожди, я сейчас себе тоже пива закажу, а то у нас неравноправие получается: ты блаженствуешь, а я облизываюсь, как кот на сметану.
Булатович заказал пиво и вернулся к столику.
– Так вот, пункт первый. – Замятин сделал глоток. – Преуспевающая газета «Криминальный город». Подскочил я в редакцию. Ну, я тебе скажу, что да, то да. Расположена редакция в отдельном старом особнячке. И такой там ремонт забацан! Такой пластической операции подвергся фейс здания, что это уже и не особнячок вовсе, а мини-дворец. Плечистый охранник при входе с налетом дорогостоящей крутизны на морде, а не какая-нибудь бабка-вахтерша. Собственная стоянка, собственный зал отдыха в дальнем крыле, собственный бар и прочие буржуазные извращения. Ты когда-нибудь видел такое в обыкновенной редакции?
– Ну, редакций я вообще немного видел. Но к чему ты клонишь? Что с финансами у них все тип-топ? – Булатович налил себе пива. – Это и так ясно.
– А вот и нет! – Замятин довольно рассмеялся. – С финансами у газеты не то что плохо, очень-очень плохо. Не сегодня-завтра все это великолепие придут и опишут банковские дяди в серых костюмах и белых воротничках.
– Что ты хочешь сказать?
– То и хочу. Долги у газеты огромные. Кредит никак выплатить не могут.
– Лихо!
– Вот и я о том. Пункт второй: разборки между авторитетом от уголовного мира Китайцем и авторитетом журналистского мира Соболевым.
– Ну да, ты мне уже это говорил по телефону. Соболевские статьи за «китайский» бензин и все прочее. По этому поводу я тоже навел справки. Разрулились они по-тихому.
– Разрулились и, более того, начали, видно, активно сотрудничать.
– В смысле, сотрудничать?
– С некоторого времени в газете «Криминальный город» стали появляться статьи за соболевской подписью о бесчинствах конкурентов Китайца. Очень обличительные статейки, между прочим. Так что Китайцу мстить Соболеву совсем не с руки, а вот его конкурентам вполне и вполне. Пункт третий: Анютка Соболева, урожденная Гартнер, белокурый ангелочек…
– Таки она? – Булатович удовлетворенно хмыкнул. – Я, в общем-то, так и думал.
– Что это вы, Алексей Федорыч, такое думали?
– Ну как что? Пистолет наконец-то нашли с ее отпечатками пальцев?
– Не в том направлении двигаетесь, товарищ майор. Я вообще не о том. Так вот, Анютка Гартнер, оказывается, в будущем богатая наследница. И не просто богатая, а очень богатая. Родители ее, проживающие под Ганновером, после смерти каких-то там своих родственников на сегодняшний день располагают более чем солидным состоянием. Анютка же – единственная наследница. Но и это еще не все.
– Не все?! – Булатович закатил глаза в комическом ужасе. – А по мне так более чем достаточно.
– Выпьем сначала, коллега. Такую новость на сухую переварить сложно. Как бы кондратий вас не хватил, гражданин начальник.
Булатович разлил по бокалам остатки пива. Они чокнулись и выпили.
– Закури. – Дима протянул ему пачку.
– Благодарствую. Свои имеются. – Булатович достал сигарету. – Ну давай, Димка. Что ты жилы на кулак мотаешь? Давай говори, добивай. Что еще не слава богу?
– А то не слава богу, что ни в какую Америку никакой Кирилл Соболев не улетел.
– То есть как это не улетел?
– А вот так. Не улетел, и все. Билет до Вашингтона у него действительно был куплен. И таможню наш друг прошел, и пограничный контроль, а вот в самолет не сел и, как ты понимаешь, в Вашингтоне из самолета не вышел. Да и нечего ему в той Америке делать. Потому как на самом деле никто его ни на какую конференцию не приглашал, да и никакой конференции-то и не было.