В палату тоже теперь попасть не удастся – вход охраняет безумная любительница кофе. Вон она стоит.
Что же делать?
Подождать в сторонке. Вот здесь, у окна, за этой железной бандурой, то ли шкафом, то ли огромным закрытым электрогенератором. Кстати, в коридоре на окнах решетки. Наверное, во всем отделении решетки, только в ее палате их нет, потому что какие-то родственники договорились об особом положении.
Интересно, какие такие родственники? Вернулся Кирилл? Ему сообщили о том, что с ней случилось, и он срочно прилетел? Хорошо бы, только это маловероятно. Связь с ним односторонняя: сам Кирилл позвонить может, а ему куда звонить, неизвестно. Да и не успел бы он уже прилететь, а тем более о чем-то договориться.
Кто же тогда? Раиса Михайловна? Ей-то зачем договариваться о лучших условиях для Ани? Раиса Михайловна терпеть ее не может и, ее бы воля, наоборот, затолкала бы ее в какое-нибудь пятнадцатое-семнадцатое отделение с тюремным режимом, с глаз долой, из сердца вон – из сердца ее ненаглядного сына.
Но если не Кирилл договорился и не свекровь, тогда… Неужели Ирина? У нее ведь совсем нет денег, а это особое положение наверняка стоит недешево. И все же она пошла на это, заняла у кого-то и договорилась. Хорошая, добрая Ирина, а она-то на нее тогда так напустилась.
Женщины с полотенцами в руках скрывались в двери наискосок от окна, где стояла Аня. Они все шли и шли нескончаемым потоком.
Какой длинный коридор, и сколько дверей, отделение, судя по всему, огромное. Сколько же в городе сумасшедших? И ведь не одно оно, как минимум семнадцать таких вот отделений, а то и больше.
Нет, этот поток никогда не прекратится. Идут и идут. И что интересно: в душ входят, а из душа еще никто не вышел. Их там уже накопилась тьма-тьмущая. Интересно, где они там все умещаются?
Хлопнула дверь в конце коридора. Две женщины в белых косынках внесли огромный алюминиевый бак с крупной кривоватой надписью красной краской: «Хлеб». Они прошли мимо Ани и тоже почему-то скрылись в душевой.
Господи, все они, видно, тут сумасшедшие, даже обслуживающий персонал.
Снова хлопнула дверь в конце коридора. Мужчина в нелепом бледно-голубом халате с короткими рукавами с грохотом вкатил тележку, на которой помещались два бака. На боку одного из них было выведено: «Чай», на боку другого – «Завтрак». Значит, получается, по безумной логике больницы, чай и хлеб к завтраку не относятся, просто прилагаются?
Мужчина с тележкой прогрохотал мимо и тоже скрылся в душевой.
Нет, тут что-то не так. Это уже и для сумасшедшего дома перебор.
Аня подошла к душевой, толкнула дверь – и оказалась в столовой. Двумя длинными рядами вдоль стен теснились столы, приставленные вплотную друг к другу. Больные сидели, низко склонившись над пустыми тарелками. Полотенца они расстелили зачем-то на столы, под приборы, а некоторые положили себе на колени.
Аня нерешительно затопталась на пороге, не зная, куда ей сесть и стоит ли вообще оставаться на завтрак. Есть ей совершенно не хотелось.
– Новенькая из отдельной палаты, ее вчера привезли, – довольно громко сказала одна из женщин и указала на нее пальцем. – Молоденькая какая, совсем ребенок. И хорошенькая, прелесть.
– Иди сюда, деточка, – откликнулась старушка с приветливым, совершенно не безумным лицом из второго ряда.
– Нет, ко мне, ко мне иди, прелесть моя, – запротестовала та, что обратила на Аню внимание первой.
Аня растерянно улыбнулась старушке, кивнула женщине и отступила на шаг к двери, решив, что завтракать она не будет, но тут за спиной у нее раздалось:
– Я просила кофе, а мне дали чаю.
Дернувшись, как от удара, Аня обернулась. На пороге стояла любительница кофе, под руку ее держала медсестра-машинистка.
– Вот вы где, Аня. – Медсестра тронула ее за плечо. – А я уже начала беспокоиться: ушли в душ, а вас все нет и нет. Подождите немного, я сейчас больную Трубину усажу и покажу вам ваше место.
Она провела кофеманку в глубь столовой, устроила за столом и вернулась.
– Идите туда. – Медсестра легонько подтолкнула Аню к свободному месту во втором ряду возле старушки. – Скоро начнут разносить завтрак.
– Я не хочу есть, чего-нибудь бы попить. Какой-нибудь минералки или просто чистой воды.
– Здесь только чай дают, а на обед компот. Но поесть нужно обязательно, после завтрака прием лекарств, на голодный желудок нельзя пить таблетки. Вот уже и кашу несут. Сейчас раздавать будут.
Больные за столами оживились. Две женщины в белых косынках, наверное, те самые, которых встретила Аня в коридоре с баком «Хлеб», покатили по рядам тележку.
Пациенты больницы суетливо протягивали свои тарелки и кружки и придирчиво наблюдали за тем, как одна из раздатчиц накладывает большим половником какую-то полужидкую желто-серую массу, а другая разливает чай. Те же, до кого очередь еще не дошла, с нескрываемой завистью смотрели на счастливиц, получивших уже завтрак. Большинство ели жадно, неряшливо и очень быстро, некоторые же брезгливо возили ложками в мисках.
– Вот и к нам кашка подъехала, – противно просюсюкала медсестра. – Давайте свою тарелку. – И сама протянула раздатчице Анину посуду.
– Знаете, я действительно совершенно не хочу есть.
– Надо бы…
– Нет, нет, я просто не смогу.
– Ну тогда хоть чайку попейте. Я понимаю, вам пока непривычно здесь, но вы скоро освоитесь. А больных опасаться не нужно, все они в основном женщины мирные. Еще бы! Если бы были не мирные, у нас бы не лежали. В нашем отделении «легкие» только, небольшие психические расстройства, вот вроде вашего случая. Ну, покушайте немножко, ну хоть ложечку.
За маму, за папу, за весь медицинский персонал. Странно все-таки, чего это она так суетится? Тоже заплатили? Какие-то мифические родственники договорились с ней непосредственно и заплатили?
Аня ковырнула кашу, осторожно попробовала и с возмущением отодвинула тарелку.
– Нет, я не могу это есть. Честное слово, совершенно несъедобно.
Жадно выпив чай, тоже мало пригодный к употреблению, пахнущий пареной соломой и каким-то жиром, Аня встала из-за стола. Старушка рядом с осуждением на нее посмотрела, но промолчала.
– Ладно, если ничего больше не хотите, пойдемте. – Медсестра взяла Аню под руку и повела из столовой.
Так и будет, видно, всюду за ней таскаться, ни на минуту не выпуская из виду. Новые, что ли, ей указания поступили? Но от кого? Сначала-то она спокойно ее отпустила в душ, объяснила, где столовая, значит, предполагала, что туда доберется Аня самостоятельно, без надзора. Что ж потом спохватилась? Или это была только ловушка? Нет, проверка: что станет она делать, в бега бросится или будет вести себя смирно? Скорее всего. А теперь глаз с нее не спустит, каждый шаг станет контролировать.
– Как вас зовут? Я ведь так понимаю, нам теперь придется жить бок о бок? – насмешливо спросила Аня.
– Да, некоторое время. – Медсестра улыбнулась заискивающе, не замечая насмешки. – Простите, забыла представиться. Зовут меня Светлана Николаевна… Да нет, зовите просто Светлана.
– Просто Светлана, значит. – Хорошо хоть не просто Наташа. – Вы медсестра?
– Да. На ставке. Но приходится так и эдак крутиться. Зарплаты у нас сами знаете какие.
– Не знаю, – резковато ответила Аня.
– Маленькие, в общем, копейки. На зарплату никак не проживешь. А я еще одна ращу… мать-одиночка я.
– Девочка? Мальчик? – отчего-то совсем уж резко спросила Аня.
– Мальчик, девять лет, Женечка, – нарочито умиленным голосом проговорила медсестра.
Они вошли в палату. Аня села за стол, где стояла печатная машинка, ткнула пальцами в клавишу.
– Что это вы все время печатаете?
– Выписки оформляю, истории болезней, анкеты разные.
– Никогда не видела печатающую медсестру, – зло рассмеялась Аня.
– Подрабатываю как могу, тяжело одной с сыном. Секретарша у главного в отпуск уехала, ну а я печатать еще в школе научилась, в профцентре. Здесь печатаю, что-то на дом беру, у соседки машинка. Верчусь, кручусь.
Медсестра Светлана улыбалась жалко, противно. Чем дальше, тем больше она начинала ее раздражать.
– А шпионить за мной – это тоже подработка?
– Шпионить? Что вы! Я просто… – Светлана совсем растерялась. – Я просто присматриваю, мало ли что?
– Мало ли – это что? Боитесь, сбегу?
– Ну, сбежать отсюда не так и просто.
– А как же ваш хваленый свободный режим? Вы же сами говорили.
– Смотря что с чем сравнивать. Вот в семнадцатом, например, отделении, там даже прогулки только организованно, строем, под присмотром санитаров, да и то не всем разрешают. Все за решетками, все на запорах, очень строго там, а у нас…
– Зачем вы все-таки за мной следите? – перебила Аня медсестру. – Кто вас приставил?
– Да не слежу я, просто присматриваю.
– Какая разница?
– Как какая? Очень даже большая. Вы к нам поступили вчера в таком состоянии…
– В каком состоянии? Я вообще спала. Скрутили, обкололи и приволокли сюда. Какую дрянь мне, кстати, вкололи?
– Я не знаю, что-то успокоительное. Вы такой нервный стресс пережили, оно и немудрено, что так себя повели. Эта бабушка – ваша родня? Которая… погибла?
– Да вы что?! Она… Она шантажистка, она… Все было подстроено. Для того чтобы меня довести до вашей чертовой больницы.
– Подстроено?
– Это неважно. Вам-то уж точно не интересно.
– Ну почему не интересно? – Светлана с любопытством уставилась на Аню. – Вы расскажите, – попросила она тихо и наклонилась к самому ее лицу. – Может, я могла бы что-нибудь узнать для вас и… помочь.
– Как вы можете помочь? Вы что, частный детектив? А, опять подработать хотите? Тяжелое материальное положение?
– Зачем вы так?
– А знаете, я бы вас наняла, только, во-первых, толку не будет, вы же, кроме как за психами смотреть и печатать, ничего не умеете, а здесь квалификация соответствующая нужна. А во-вторых, опасно иметь дело с такими вот материально зависимыми. Кто поручится, что вы не станете на двух хозяев работать? А что? Там подработка и тут подработка, жить как-то надо. Да ведь вы и так уже работаете на кого-то против меня. Не правда ли? Ну признайтесь, работаете?