– Насчет хулиганья и наркоманов мы поговорим потом, – оборвал старушку Алексей, – а сейчас меня интересуют Осинцевы.
– Осинцевы? – Женщина в недоумении посмотрела на Булатовича и пожала плечами.
– Или вы таких не знаете?
– Да знаю, как не знать? Я всех здесь знаю. Но, – Галина Васильевна в грусти развела руками, – эти-то ничего. Ольга, она в больнице для ненормальных работает, но женщина порядочная, вежливая, всегда здоровается. А Егор… Пришибленный он какой-то малость, нелюдимый, а так… Значит, правда: в тихом омуте черти водятся, натворил Егор что-то? Убил? Изнасиловал? Я знала, знала, что когда-нибудь еще наплачется Ольга с ним. Он не родной у нее, вы знаете?
– Знаю.
– Вот. – Галина Васильевна победно посмотрела на Булатовича. – Чужой он и есть чужой, всего от него жди. Вот и отблагодарил мамочку, вот и порадовал. Значит, потому они вчера… А что Егор натворил?
– Ну почему сразу натворил? Просто…
– Просто так милиция никем не интересуется. А раз вы пришли, а не участковый, значит, дело серьезное. Что он сделал? – Женщина впилась в него любопытным взглядом.
– Да… – Булатович замялся. – Пока ничего не известно, может, Егор ни в чем и не виноват. Вы мне лучше вот что скажите: Ольга Валентиновна уезжала в командировку…
– Да, я знаю, видела ее с сумкой, поинтересовалась, куда и зачем, она мне сказала, что уезжает в командировку по области на неделю. Ольга – председательница какой-то комиссии по… ну, в общем, они там детей дефективных отбирают для спецшкол…
– Так вот, вы, может быть, знаете, из командировки она вернулась?
– Вернулась. В субботу, вечером, почти ночью уже. Мы поговорили минут пять.
– В субботу? Вы это точно помните?
– Я еще из ума не выжила, конечно, помню, позавчера это было.
– А сегодня вы ее видели?
– Сегодня? Нет. Вчера видела. И, – Галина Васильевна вдруг чему-то обрадовалась, – при очень странных обстоятельствах видела. Сейчас расскажу, решайте сами, связано это с Егором или нет. Я на балконе была. Смотрю, Ольга на своей машине подъехала.
– У нее есть машина?
– Да, вон та, серая, видите? Это ее. Ну вот, приехала она не одна, а с какой-то странной девушкой.
– Странной? Почему странной? – Булатович напрягся.
– Да пьяная она была в зюзю, и это с утра-то, одета не по-человечески, в халате и туфлях. Но главное, что меня удивило, молодая совсем, а наклюкалась как сапожник. Еле ноги переставляла. Ольга ее почти на себе тащила. Вошли в подъезд, я скорее к глазку, посмотреть хотела, как они по лестнице-то пойдут. Я живу как раз под Осинцевыми, на третьем. Ничего, дошли. Ступенька за ступенькой, по стеночке, по стеночке и дошли. Ольга ее все уговаривала: «Ну давай, Анечка, совсем немного осталось».
– Анечка? Вы ничего не путаете? Она ее именно так называла?
– Чего путать-то. Так и называла. Это утром было, часов в двенадцать. А вечером у них в квартире шум был.
– Какой шум?
– Скандал. Я почему внимание обратила, у них раньше всегда тихо было, а тут расшумелись: кричали, топали. Я даже хотела подняться, узнать, в чем дело. Теперь понимаю, Ольга о делишках темных своего сынка узнала.
– Вы видели, как эта девушка, с которой Ольга Валентиновна приехала, выходила?
– Нет, чего не видела, того не видела, врать не стану. Я и Ольгу больше с того вечера не видела. А вот Егора вчера, вскоре после скандала, встретила, он из подъезда выбежал, даже не поздоровался. Мы с Софьей Викторовной из шестнадцатой квартиры здесь, на скамейке, сидели, она подтвердить может. Я ей как раз про скандал у Осинцевых рассказывала. Выскочил он из подъезда и побежал через двор. Я ему вслед: «Чего там у вас вышло-то, что за шум?» – а он и не обернулся. А сегодня, когда на лестнице мы с ним встретились, поздоровался, как обычно, как всегда, вежливо.
– Вы и сегодня Егора видели?
– Ну да. Я как раз спускалась во двор, а он поднимался.
– Когда это было?
– С час назад где-то.
– Вы спустились во двор и все это время сидели на скамейке?
– Да, все время. А что?
– Так, получается, он сейчас дома?
– Дома. Мимо меня он точно не проходил, я бы знала.
«Знала бы, кто же сомневается? – усмехнулся про себя Булатович. – Значит, Егор дома, и, может быть, Ольга тоже дома. Затаились и не открывают. И Соболева, вероятно, у них. Зачем им понадобилась Аня? Сумасшествие какое-то. Получается, Ольга действительно его сообщница. Странно это, в больнице ее охарактеризовали как весьма благопристойную женщину. Ладно Егор, но ей-то зачем? Хотя… если столько лет проработать с психами, то и самой немудрено свихнуться. Возможно, этим-то все и объясняется. Но есть вероятность, что Аня жива, очень даже немаленькая вероятность. И потому нужно срочно во что бы то ни стало проникнуть в квартиру Осинцевых».
…Ему повезло, Димыч оказался на месте и обещал, что минут через двадцать обязательно подъедет. Алексей поблагодарил Галину Васильевну, попросил ее в ближайший час на всякий случай не выходить из дому и снова поднялся к квартире Осинцевых. Постоял, прислушиваясь, – тишина, ни единого звука. Затаились, голубчики? Делаете вид, что и нет вас там вовсе? Не учли вы одного, что от наметанного ока чекистки-любительницы, вашей соседки Галины Васильевны, не укрыться никак, бдительно сторожит она входы и выходы, мимо нее ни зверь не пройдет, ни птица не пролетит. Таитесь, не таитесь, а она, верный друг милиции, сдала вас с потрохами. Да и недолго прятаться вам осталось, с минуту на минуту Замятин подъедет, выхватим вас тепленькими-хорошенькими из норы и препроводим туда, где вам по всем статьям полагается быть. Наворотили вы делов. Интересно все же, зачем вам Анечка Соболева понадобилась? Ну да это мы скоро выясним, дай бог чтоб жива еще была, расскажете все, что уж тут, деваться-то некуда.
Булатович посмотрел на часы, закурил.
Хорошо, что соседи справа и слева на работе, не возникнет ненужных вмешательств и паники, когда дверь Осинцевых взламывать будут. И хорошо, что дверь не железная. Дерево прочное, и замок на вид надежный, но все же проще, чем железо вскрывать.
Дверь подъезда хлопнула, послышался громкий топот.
А вот и наша лягушонка в коробчонке приехала: Замятин и компания. Через пару минут все начнется.
– Привет, Федорович, – свистящим шепотом поздоровался Димыч. За ним следом, не поспевая, двигалась печальная фигура участкового.
«И как это они вдвоем такой шум умудрились произвести? – подумал Булатович. – Создавалось впечатление, что Замятин прибыл не с этим несчастным сержантом, а с группой ОМОНа, жаждущей крови».
– Ну и что ты теперь шепчешь, Димуля? Вы такой грохот устроили, что, думаю, даже младенцы догадались: вот она, родная милиция, в подъезд ворвалась.
– Спешили потому что. – Замятин обиженно засопел. – Ты один, а тут вооруженный, судя по всему, убийца. Мало ли что? Кстати, вот твой ствол. – Дмитрий протянул ему пистолет.
– Спасибо. А что это у тебя группа поддержки такая жидкая? – Он кивнул на участкового, маленького, кругленького человечка с красным хлюпающим носом и слезящимися, красными глазами.
– Ну прости. В следующий раз группу «Вымпел» захвачу. А сейчас… Ты же мне совсем времени не дал, действовал в спешке. За пять минут несильно кого найти можно, и так вот человека с постели поднял, от лечения оторвал.
Судя по запаху, который заполнил лестничную площадку, лечился участковый народным средством, именуемым перцовкой.
– Да ладно, что мы, втроем с одним психом не справимся? Справимся. Ну что, командир, командуй. Начнем?
– Давай.
Дверь поддалась при пятой попытке, не выдержав мощного натиска замятинского плеча. Оставив участкового на площадке, они ворвались в квартиру.
Кивком головы приказав Димычу обследовать ванную, туалет и кухню, Булатович двинулся к комнатам. Всего в квартире их было две, одна из другой.
В первой, большой, никого. Эй, где вы там, Егор Осинцев? Выходите, что толку теперь уж таиться. Или думаете, удастся прорваться? Стоите не дыша, стараясь слиться со стенами, сжимаете рукоятку пистолета и ждете удобного момента, чтобы напасть?
Качнулась тень. Булатович развернулся и отпрыгнул в сторону. Черт, всего лишь штора качнулась, светлая, полупрозрачная штора, за ней не спрячешься. Нет, в этой комнате его нет. Димыч наверняка уже обследовал кухню и прочие порученные ему подсобные помещения вкупе с кладовками, если таковые имеются. Если бы что, уже разъяснилось – выстрелами, шумом разъяснилось бы. Но выстрелов нет, шума нет. Значит, прятаться может Егор только в той, другой, комнате. Один он там или нет? Как бы не пришла ему в голову гениальная мысль прикрыться Анечкиным телом, в заложницы ее взять. Черт возьми, а ведь, наверное, он так и сделает. Больше-то рассчитывать ему не на что, если хочет прорваться.
Булатович приник к двери, стараясь услышать хоть звук, хоть намек на звук, на ползвука. Знать бы, один он или нет, – понял бы, как действовать.
Ничего, ни шороха.
Ну, богу помолясь, приступим.
Резким ударом ноги он распахнул дверь. Боковым зрением успел выхватить фигуру в кресле. Развернулся с пистолетом наизготовку и встретился глаза в глаза с сидящей в кресле женщиной. И чуть не выстрелил от неожиданности.
Больше в комнате никого не было, только она. Красться и осторожничать больше было незачем – женщина была мертва. Он понял это сразу. По брызгам крови на светло-сером костюме, по желто-синему опрокинутому лицу, по остекленевшим остановившимся глазам.
В бога душу мать!
Булатович спрятал пистолет и склонился над убитой. Вот и все. Егора нет, сумел-таки уйти. А это, судя по всему, и есть его приемная матушка Ольга Валентиновна, детский психиатр, отличнейший специалист, мир вашему праху.
Скрипнула половица. В проеме появился Замятин.
– У меня пусто, у тебя, я так понимаю, тоже… Фу ты черт! Еще один труп. – Димыч подошел к креслу. – А он просто стахановец, этот Егор Осинцев. Шустрый мальчуган. Огнестрел?