И это я пока принадлежу к категории одиночек. А если обзаведусь женой, как мой коллега Антон, то и домик отдельный, может быть, выделят. Как минимум, отдельную комнату в общежитии дадут точно. Получается, что семейным тут условия создают, чтобы плодились и размножались. Вот как! Не то что у нас там было со всякими ипотечными заморочками… Правда, коррупция в распределении благ тоже уже есть. Вон у главврача госпиталя какой терем-теремок! Но, несмотря на весь примитивизм окружающей действительности и неопределенность ситуации, какие-то социальные льготы здесь все-таки имели место…
Потому меня, в принципе, все пока устраивало. И даже не важно, как все это называлось: не то социализм, не то военный коммунизм. Но, хоть и не имелось тут ни компьютеров, ни интернета, ни сотовой связи, а в каверне официально утвердили календарь 1941 года, все прекрасно понимали, что война с Германией грохотала по другую сторону точек пробоя. То есть, где-то в другом мире, оставшемся за гранью времени. А здесь просто налаживали свою собственную жизнь, как умели, люди, которым посчастливилось уйти от немцев в каверну, которая, как я подозревал, была на самом деле никакой не каверной, а самым настоящим дохристианским русским миром эпохи викингов. И находились мы все на Псковщине. Просто сам Псков еще даже не основали, да и само название страны еще не утвердилось. Пока здесь Русью звались только варяги, а местные звались кривичами…
Мои рассуждения о местных реалиях прервал какой-то шорох за кустами. Мы замерли.
— Кто там прячется? Выходи или стрелять буду! — резко крикнул Григорий, скидывая с плеча винтовку.
И на дорогу с поднятыми руками выскочил человек спортивного телосложения в такой же одежде, как у меня, тоже в джинсах и футболке, только порванных и грязных.
— Стойте! Не стреляйте! Я тоже попаданец! — прокричал незнакомый мужчина лет тридцати на вид.
Мы остановились. Затем Григорий спросил, не убирая винтовку:
— Попаданцы тоже разные. Ты из каких будешь? Из какого года?
— Я Коля Полонский. Из 1997-го.
Вдруг что-то еще зашуршало в кустах.
— С кем ты? — спросил Григорий. — А ну выходи, кто там есть! Не то по кустам пальну!
Второй человек выбрался из зарослей. То была женщина, брюнетка с бледным лицом и с острыми чертами, лет под тридцать, одетая тоже в рваные и перепачканные глиной джинсы и футболку.
— Лиля Розанова из 1995-го, — представилась она.
Григорий нахмурился, снова задав вопрос:
— И что вы тут делаете?
— Мы… просто гуляем, — неуверенно сказала Лиля.
— Гуляете? — спросил уже я, не поверив своим ушам. — В такую погоду? Всю вторую половину дня лил дождь, а кончился минут десять назад, не больше. И что же, вы все время гуляли под дождем по сельской местности, где можно запросто нарваться на синелицых?
Они оба выглядели не только грязными и оборванными, но и полностью промокшими. И что-то меня настораживало в их выражениях лиц. Но, я не понимал, что именно. «Какие-то они подозрительные, держатся как-то нервно…», — подумал я. Но, додумать мысль не успел, как Николай внезапно ударил ногой снизу-вверх по винтовке, отчего ствол оружия подпрыгнул в руках Григория и выстрел, который он произвел, не причинил никому вреда, поскольку пуля улетела в небо.
А Коля Полонский с другой ноги нанес удар Григорию отработанным движением явно из какого-то карате или иного хитрого единоборства, сразу сбив моего напарника с ног. И только я хотел кинуться на помощь, как Лиля стремительно оказалась возле меня, уперев мне в шею отточенную полоску металла. И я скосил глаза, пытаясь рассмотреть самую настоящую заточку. А Лиля зло предупредила:
— Не вздумай дергаться! Глотку перережу!
А Николай в этот момент выхватил у упавшего Григория винтовку и оглушил его, ударив прикладом по голове. Потом наставил ствол на меня, отчего мне сделалось по-настоящему страшно. И я понял, что они, хоть и попаданцы, но разбойники не лучше варягов или синелицых чудиков, а то и хуже, раз оба из девяностых. Судя по всему, они как раз из тех попаданцев, которых сослали на лесозаготовки…
— Ребята, да вы что? Я такой же попаданец, как и вы! — решил я сыграть под дурачка, чтобы выиграть время, надеясь на то, что винтовочный выстрел должны были услышать в военном лагере, расположенном неподалеку. Звук от выстрела действительно разнесся далеко по округе, и я надеялся, что часовые обязательно поднимут тревогу. Но, пока помощь не спешила подходить, а передо мной стояли двое совсем недружелюбных попаданцев, один из которых держал меня на прицеле винтовки, а вторая не опускала заточку у горла.
— Такой же попаданец, значит? — Николай недобро усмехнулся. — Да мы тут уже неделю по лесам шарахаемся, пока вас, красноповязочных и прочих красноперых, обходим. А ты, значит, с ними заодно?
— Я не по своей воле в дружину записался, — поспешно соврал я, понимая, что правда сейчас мне только навредит. — Меня тоже заставили. В НКВД.
— Врешь, — резко сказала Лиля, прижимая лезвие так, что я почувствовал, как холодный металл впивается в кожу. — Ненавижу коммуняк, всех бы прирезала! А ты в красной повязке и с жетоном на шее! И с патрульным разговоры вел, как свой. Мы все слышали из-за кустов.
— Мне сказали, чтобы общественную нагрузку нес, а то койку в общежитии не дадут. Еще пригрозили, мол, если откажешься, — сразу в штрафбат или на лесоповал отправят. Вы же знаете, как тут все устроено… Вот и пришлось соглашаться. А красную повязку мне они сами повязали. Вот, посмотрите, мне даже никакого оружия не доверили! — попытался выкрутиться я.
Николай нахмурился, словно что-то соображая, но винтовку не опустил.
— И почему тогда твой напарник тебя до сих пор не сдал, как скрытого врага народа? — спросил он, ухмыляясь.
— Потому что я не дурак и держу язык за зубами, — ответил я. — А вы… вы с лесоповала сбежали, да?
Лиля и Николай переглянулись.
— Мы не рабы, мы ненавидим всю эту гнилую систему совка, — прошипела женщина. — Нас загнали туда, как скот, за то, что мы «неблагонадежные», как им показалось. А там охрана — сволочи, которые людей за малейшую провинность избивают, а потом пристреливают. Мы с Колей сбежали, когда на наш конвой напали синелицые. Двое охранников погибли, а мы — в лес деру дали.
— Понятно, — кивнул я, стараясь не делать резких движений. — Но, теперь-то вы что собираетесь делать? Вас же все равно поймают.
— Нас? — Николай зло рассмеялся. — Так начальники решили там, в лагере лесозаготовок, что синелицые нас утащили. Потому, наверное, списали уже и не ищут. А мы скоро будем за рекой. Там нас уже не найдут. И мы выжидали несколько дней, одними ягодами в лесу питались, а теперь к реке шли, да тут на вас напоролись.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Если они считают, что именно мы им мешаем, то запросто могут избавиться от нас прямо здесь. Григорий лежал без сознания, а я был без оружия.
— Слушайте, — начал я, стараясь говорить, как можно спокойнее. — Я вам не враг. Если хотите — я вас не видел. Иду дальше, а вы — делайте что хотите.
— Очень смешно, — Николай покачал головой. — Ты думаешь, мы поверим, что ты нас не сдашь?
— А зачем мне вас сдавать? — пожал плечами я. — Мне от этого что, премию выдадут?
Лиля задумалась, но лезвие не убрала, проговорив сварливо:
— Нашел дураков! Если мы тебя отпустим, ты сразу побежишь за подмогой, — сказала она.
— А если вы меня прирежете, то через полчаса сюда придет очередной патруль, обнаружит трупы, и на вас объявят настоящую охоту, — парировал я. — Вам это надо, если вас уже списали, как вы говорите?
Николай стиснул зубы, но, кажется, начал сомневаться.
— Ладно, — резко сказал он. — Но, если ты нас продашь — мы тебя найдем. И тогда…
Он не договорил, но смысл был ясен.
— Договорились, — кивнул я.
Лиля наконец убрала заточку, но не спускала с меня глаз. Николай бросил взгляд на лежащего Григория.
— Он живой? — спросила Лиля.
— Да, я просто оглушил. Повезло ему, что башку не раздробил, — проворчал Коля.
Лиля и Николай быстро обыскали Григория, забрали его патроны, винтовку и штык к ней, я боялся, что они все-таки избавятся от нас. Но, они просто пошарили по карманам, а затем ушли в сторону реки, растворившись на лесной дороге в вечерних тенях наступающих сумерек. Я опустился на колени рядом с напарником, проверяя его состояние. Пульс был ровный, на виске уже наливалась большая шишка, но кровь не текла. Неожиданно Григорий застонал. «Повезло, что жив остался, — подумал я. — Еще бы чуть сильнее ударил этот здоровяк Коля, — и мог бы не очнуться». И я вздохнул:
— Эх, Гриша, не повезло же нам с тобой сегодня с дежурством…
А вдалеке уже слышались голоса и шаги — на выстрел, наконец, кто-то шел. Должно быть, солдаты из лагеря, обеспокоенные выстрелом, выслали дозор. И точно. Через несколько минут из-за деревьев показались трое военных с винтовками наперевес.
— Стой! Кто такие? Кто стрелял? — крикнул старший, узкоглазый сержант с монгольскими чертами лица.
— Мы дружинники! — поднял я руки, чтобы не спровоцировать выстрел. — Мой напарник ранен, нужна помощь!
Глава 20
Увидев наши красные повязки, солдаты подбежали, осмотрели Григория.
— Что случилось? — спросил старший дозора, пока двое других поднимали моего напарника.
— Напали двое. Беглецы с лесоповала, — ответил я. — Один ударил его ногой и отобрал винтовку, потом оглушил прикладом. А другой напал на меня и нож мне к горлу приставил.
— Почему не сопротивлялся? — сурово спросил сержант.
— Так я новенький, в патруле всего второй раз, да и оружия мне не выдали… — пробормотал я.
— А они куда делись? — задал он очередной вопрос.
— К реке побежали, — показал я направление.
Сержант резко свистнул, и из кустов выскочил еще один солдат, совсем молоденький, с винтовкой в руках.
— Беги, доложи лейтенанту: двое беглых с лесоповала обнаружены на дороге, не доходя до Пигиливки полкилометра, направляются к переправе. Пусть высылают группу на перехват.