— Аня, пошли…
— Господи! Но куда?..
Сретенский схватил девушку за руку и выволок в коридор. Он тащил ее за собой и торопливо объяснял по дороге:
— Я тут поговорил с одним типом… Он рассказал, как выбраться через кухню… Там, конечно, тоже охрана, но придумаем что-нибудь…
Аня хотела что-то сказать, но смолчала. Если они со Сретенским угодили в какую-то безумную игру, так то, что делает Андрей Иванович, не более и не менее безумно, чем любой другой поступок.
Уверенно, как у себя дома, Сретенский шагал по коридорам, отсчитывая повороты. Никто не встречался им на пути, что Андрей Иванович приписывал слепой удаче…
Никого не оказалось и в задымленной кухне на первом этаже. Сретенский открыл дверцу шкафа, сальную и грязную, выдернул оттуда подобие синего халата и бросил девушке:
— Накинь сверху. Лучше это, чем твой комбинезон.
Аня кивнула и напялила халат на ходу. За второй дверью из кухни тянулся узкий коридорчик. Сретенский заглянул туда и увидел вооруженного солдата возле деревянной будки, похожей на собачью.
— Так я и думал, — прошептал он, словно оправдывались его тайные чаяния. — А ну-ка…
Он изо всех сил пнул ногой большой пустой котел, который с грохотом покатился по полу. Солдат промчался по коридору и ворвался в кухню, где Сретенский упер в его затылок ствол пистолета.
— Тихо… Иди к уличной двери, открывай…
Команда была выполнена без слов. Сретенский оборвал шнур телефона, стоявшего на собачьей будке (которая только притворялась таковой, судя по отсутствию собаки). Снаружи он запер дверь отобранным у солдата ключом, и они с Аней кинулись наутек.
Опомнились они на городской улице, серой и унылой, застроенной в основном двухэтажными домами барачного типа. Редкие прохожие не обращали на Сретенского и Аню никакого внимания. Очевидно, сотрудник НКВД в компании девушки, одетой в синий рабочий халат, не представлял исключительного зрелища. Сами прохожие были одеты скудно, без выдумки, довольно однообразно. Преобладали почему-то пожилые люди. Мужчин было больше, чем женщин. Изредка по улице проносились на высокой скорости черные автомобили, похожие на тот, что привез Аню и Сретенского со станции Красный Путь.
— Ладно, мы сбежали, — выдохнула запыхавшаяся девушка. — А дальше что?
Сретенский пожал плечами. Его планы были весьма неопределенными.
— Первым делом, — неуверенно сказал он, — попытаемся установить, где мы все-таки находимся…
Аня фыркнула:
— Хорошая идея… Не спросить ли вон того дядю, как называется этот город, эта страна, эта планета, в конце концов? А заодно и который теперь год? Нас все равно поймают, но после таких расспросов — гораздо скорее.
— Минутку…
Наклонившись к обочине тротуара, Сретенский поднял невероятно грязный клочок бумаги. Это был обрывок газеты, настолько замусоленный и промокший, что разобрать на нем хотя бы несколько слов являлось непосильной задачей. Но здесь была дата, и она пострадала меньше остального текста. Сретенский счистил ногтем слой грязи, потом прочитал вслух:
— Первое октября тысяча девятьсот девяносто восьмого года…
— Девяносто восьмого года? — повторила Аня, как автомат.
— Так написано на газете.
— Получается, мы действительно переместились во времени… Но не назад, а вперед? — она тряхнула головой. — Пусть так… Но какая чертовщина случилась за этот год со старушкой Землей или хотя бы с нашей Россией?
— Аня, — сказал Сретенский, выбрасывая клочок газеты. — Ты помнишь тот фильм, «Зеркало для героя»? Там персонажи, чтобы вернуться в свое пространство и время, пытались использовать точку перехода…
— Кажется, безрезультатно…
— Так то фильм… Думаю, нам нужно возвратиться на станцию Красный Путь.
— Но как?! Мы даже не видели дороги, по которой нас везли.
Поступок Андрея Ивановича, которым он ответил на реплику девушки, был даже более импульсивным, в большей степени продиктованным интуицией, предельно обострившейся в этом странном мире, чем его плохо обдуманный побег из тюрьмы. Он шагнул на дорогу перед очередной черной машиной и растопырил руки. Аня только охнуть успела.
Со скрипом тормозов машина остановилась, но водитель не спешил выскакивать с проклятиями. Напротив, он вежливо осведомился, опустив оконное стекло'
— Чем могу помочь вам, товарищ?
Форма, сообразила Аня. Эта форма на Сретенском внушает им почтение… И страх.
— НКВД, — сурово произнес Андрей Иванович. — Мы выполняем важное задание. Если желаете помочь органам, отвезите нас в совхоз «Красный путь». Конечно, вы можете отказаться…
Последние слова Сретенский выговорил угрожающим тоном, и на лице водителя промелькнула тень испуга.
— Конечно, конечно… Садитесь, товарищи…
Андрей Иванович и Аня переглянулись и забрались на заднее сиденье машины. В отличие от спецфургона НКВД (или что у них там), здесь не было никаких перегородок, мешающих разговаривать с водителем.
Автомобиль тронулся, покатился по одинаковым улицам.
— Мы зададим вам несколько вопросов, — сказал водителю Сретенский.
— Конечно, товарищ… Отвечу честно, как смогу…
Сретенский усмехнулся:
— Это не допрос. Вы когда-нибудь слышали о психологических тестах?
— Слышал…
— Ну вот. По причине, назвать которую я не имею права, сейчас вам будет задан ряд вопросов психологического теста. Имейте в виду, ответы на некоторые из них покажутся вам очевидными. Так надо. Не удивляйтесь. Отвечайте.
Аня восхищенно пихнула Сретенского локтем в бок. Ход Андрея Ивановича показался ей гениальным.
— Назовите ваше имя, — приступил Сретенский.
— Ковалев, Антон Ильич.
— Год и место рождения?
— Шестьдесят пятый. Москва.
— Москва? Гм… Вы имеете в виду город, где мы находимся сейчас?
— Ну да, конечно…
— Он всегда назывался Москвой?
— Нет, не всегда. Раньше он назывался Сталинадар… Настоящую-то Москву, столицу, где Кремль и все такое, разбомбили еще в шестьдесят втором, в самом начале войны. Водородная бомба. И Сталинадар переименовали в Москву. В честь, в память столицы.
— Какое сегодня число?
— Девятое октября… Среда.
— Какого года?
— Девяносто восьмого. — Ковалев заерзал на сиденье.
— Я предупреждал вас. Не удивляйтесь, это психологический тест. Отвечайте. Когда началась и закончилась война?
— В шестьдесят втором началась и закончилась. Меньше года шла.
— Какие страны воевали? Кто победил?
— Так все воевали, — растерянно ответил водитель. — Мировая война… А победитель… Какие в атомной войне победители… Мы за своими руинами укрылись, то, что осталось от Америки, — за своими… Так и живем. Ох! Что-то я не то ляпнул, товарищ…
— Все в порядке, — успокоил его Сретенский. — Как называется наша страна, какой у нас общественно-политический строй, кто управляет государством?
— Российская Федерация… Строй социалистический… Управляет великий вождь товарищ Тагилов…
— Тагилов?
— Да, сын генералиссимуса Тагилова, соратника товарища Сталина.
— Вы бывали за границей?
— Нет! Где же? Социалистические страны в руинах… Не в Америке же мне бывать!
— А кто вам сказал, что Америка не уничтожена полностью?
— Но ведь… Есть же телевидение… И потом, радио это ихнее поганое, прости господи, в которого я не верю. «Голос Америки». Покоя не дает. Они через спутники вклиниваются прямо в наши программы. Я-то их, само собой, не слушаю, сразу переключаю приемник, не подумайте чего. Но находятся людишки..
— Да, да. И о чем вещает их поганое радио?
— Христом богом, в которого не верю… Не слушаю, ни одной передачи не слышал. Куски только.
— Тогда почему вы уверены, что содержание передач враждебное?
— Так и по кускам понятно… И в газетах пишут, и по телевидению… Клевета на социализм, очернение вождей Советского государства, моральное разложение. Вообще, это всем известно.
— «Всем известно», — передразнил Сретенский. — Железный аргумент… Ладно, дальше. Какова численность населения Москвы?
— Это секретные данные.
— Вас спрашивает сотрудник НКВД.
— Я не знаю! Я простой человек, откуда у меня доступ к секретным сведениям?
— Действительно, откуда, — вздохнул Андрей Иванович. — Полагаю, так же бессмысленно спрашивать вас о площади Российской Федерации, географическом положении городов, транспорте и связи, местонахождении резиденции товарища Тагилова?
В зеркальце заднего обзора мелькнуло перекошенное, бледное лицо Ковалева.
— Почему вы спрашиваете об этом? Кто вы? Предъявите документы!
— Сейчас предъявлю.
Из кобуры Сретенский вытащил пистолет и сначала продемонстрировал оружие Ковалеву, сунув ему под нос из-за спины, а затем ткнул стволом под лопатку.
— Устраивает?
— Не убивайте меня, господа, — пролепетал водитель. — Я обыкновенный человек и не знаю секретов. Вы ошиблись…
— Будете вести себя хорошо, останетесь живы, — пообещал Сретенский. — Еще один вопрос. Кто такие Черные Стражники?
— Не знаю.
Сретенский нажал на пистолет, причинив Ковалеву боль.
— Клянусь, не знаю, — простонал тот. — Думаю, этого никто не знает… По крайней мере, из моего круга общения, людей моего уровня. Их никто не видел вблизи.
— А издали? На кого они похожи?
— Умоляю вас, не расспрашивайте меня о Черных Стражниках… Об этом не полагается говорить…
— Запрещено?
— Нет, не запрещено… Просто… Люди не говорят о таких вещах, вот и все.
В течение этой небезынтересной беседы Аня и Сретенский не забывали смотреть в окна. Девушка жадно впитывала приметы незнакомого мира, хотя впитывать-то было особенно нечего. Москва, бывший Сталинадар, выглядела угрюмым, серым, монотонным городом. Квартал тянулся за кварталом, и ничего в принципе не менялось. Те же однообразные дома от двух до четырех этажей, те же озабоченно спешащие люди. Может быть, так только на окраинах, а в центре все иначе?
Любопытство Андрея Ивановича было более практического свойства. Сретенский поглядывал в зеркала, часто оборачивался. Он заметил, что за ними постоянна следуют машины — разные, но едва исчезала одна, как сразу появлялась другая, и это при далеко не напряженном уличном движении.