Когда я все же получил постоянный контракт, суть моей работы почти не изменилась: количество занятий и публикуемых работ осталось прежним, и прокрастинация в связи с просмотром бейсбольных матчей тоже никуда не делась. Однако теперь я иначе воспринимал самого себя – как одного из предводителей университета, которого другие считают человеком опытным и эрудированным. Да и сам университет из обычного места работы превратился в мой университет, став частью моей личности.
В подобные моменты проявляется тесная связь ритуалов с развитием идентичности, связь крайне важная для личностного перехода и процесса становления. Например, в России, чтобы стать космонавтом, необходимо выдержать годы насыщенных и даже суровых тренировок, которые готовят к физическим и психологическим испытаниям космоса. Когда обучение заканчивается и космонавты попадают на космодром Байконур в Казахстане, перед отправлением их ждет особый ритуал из трех элементов. Вечером накануне запуска они обязательно смотрят фильм «Белое солнце пустыни», затем перед самой отправкой пьют шампанское и оставляют автографы на дверях своих гостиничных номеров и, наконец, по дороге на стартовую платформу, выйдя из автобуса, все члены экипажа должны помочиться на левое заднее колесо.
Некоторые из этих действий – дань уважения Юрию Гагарину, который первым поступил точно так же с колесом автобуса. Как в случае с другими ритуалами перед выступлениями, его цель – добиться состояния спокойствия. И, что самое главное, такой ритуал показывает значимость личности при переходе от одного этапа жизни к другому. Автограф на двери номера помогает в буквальном смысле оставить свой след – да и с колесом то же самое. Животные ведь, как известно, метят свою территорию. Для космонавтов такие пометки означают, что они переходят от статуса стажера к статусу профессионала и готовы к отправлению в космос.
Наиболее эффективными в таких переходных ситуациях становятся ритуалы, дающие возможность оставить след и ощутить право собственности. О подобном мы уже говорили во второй главе, когда рассматривали эффект владения и наши исследования относительно эффекта «ИКЕА». Мне нравится эта кружка, потому что она моя, а если я еще и сделал ее собственными руками, тогда чувство принадлежности только усиливается. Это утверждение верно и для ритуалов: придуманные нами обряды перехода обладают поразительной ценностью. Они дают нам ощущение собственности, а также способ и средство, с помощью которых можно оставить след в мире. Посредством фирменных ритуалов мы выражаем свою личность, свои ценности и самих себя.
Ритуалы помогают сделать отметку о том, кто мы такие и кем хотим стать, поэтому неудивительно, что мы обращаемся к ним в поворотные моменты жизни – когда взрослеем, вступаем в брак, становимся родителями, теряем супруга. Однако здесь есть некоторые пробелы. Многие события остаются не охваченными «традиционными» обрядами перехода, и тогда в силу вступает наша способность придумывать новые.
В начале 1990-х социологи Ниссан Рубин, Кармелла Шмиловиц и Мейра Вайс опросили тридцать шесть страдавших от ожирения женщин, которые решились на еще малоизвестную на тот момент операцию по шунтированию желудка – хирургическим путем желудок сокращают до размера яйца, чтобы ускорить похудение. И как же пациентки отреагировали на такую операцию, которой предстояло изменить их личность? Одни с мрачным смехом упоминали «последнюю трапезу», намекая на ожидающих казнь. Другие выбросили всю старую одежду и готовились начать новую жизнь, некоторые же решили оставить прежние вещи как напоминание о прошлом. Эти два подхода кажутся противоречащими друг другу, однако оба проводят символическую границу между старым и новым, прошлым и настоящим. Именно такие «ритуалы личного самоопределения» и помогли этим женщинами принять себя в новом облике.
Независимо от культуры и эпохи люди чувствуют себя иначе после переходных обрядов – измененными, преображенными. Иногда обряды включают в себя комбинацию ранее существовавших и новых ритуалов, а иногда это традиционный ритуал, выполняемый в нетрадиционное для него время – например, проведение второй бар-мицвы. В день своей бар-мицвы, 23 апреля 1943 года, Марк Коллер из Маунт-Киско, штат Нью-Йорк, находился в плену в концлагере на территории Украины. На протяжении десятилетий он жил с ощущением, будто что-то упустил. После лагеря жизнь занесла его сначала в Израиль, а потом в США, где в восемьдесят три года он наконец-то устроил вторую бар-мицву. Его раввин искренне поддержал это решение, найдя ему обоснование в Торе: если средняя продолжительность жизни составляет около семидесяти лет, то дополнительные тринадцать как раз требуют повторного праздника. К этому событию по заданию раввина он выучил отрывок из Торы, в котором пророк Иезекииль рассказывает о безжизненных скелетах, возвращающихся к жизни, и это, по словам Коллера, стало для него своего рода bashert – «судьба» на иврите. Весь тот день, как он потом сообщал еврейскому изданию Forward, был для него «сбывшейся мечтой»: «Я почувствовал, что мне суждено остаться здесь и пережить этот опыт, означающий, что у меня все получилось. Церемонию назвали второй бар-мицвой, хотя для меня она была первой».
Куда более простые ритуалы могут вызывать столь же сильные чувства, связанные с развитием, независимостью и зрелостью. В некоторых культурах использование макияжа становится одним из элементов перехода к совершеннолетию. В этнографическом исследовании привычек девочек-подростков во Франции отмечается удивительное развитие идентичности как результат использования косметики. «Когда я была младше, мама не разрешала мне краситься, – рассказала этнографу одна семнадцатилетняя девочка. – Я наложила макияж, чтобы позлить ее и чтобы показать, что я уже не ребенок». Ее ровесница Эмелин так описала эффект от макияжа: «С ним я чувствую себя женщиной». Помада, тушь, подводка для глаз и другие средства не только подчеркивают красоту, но и способствуют преодолению порога неопределенности на пути от девушки к женщине. Социолог Сара Лоуренс-Лайтфут в своем исследовании процессов завершения отмечает: «Возможность завершить что-то… это способность увидеть себя, сделать передышку, начать новую жизнь».
Как Макс Вебер сожалел об утрате ритуалов и традиций на рубеже двадцатого века, так и нынешние культурные обозреватели предполагают, что молодым людям не хватает осмысленных обрядов перехода из детства во взрослую жизнь. Сюзанна Гарфинкл-Кроуэлл, психиатр, работающая с молодежью в Нью-Йорке, отмечала в своей колонке в New York Times, что подросткам приходится нелегко по многим причинам, одна из которых – «хрупкость и переменчивость, как будто твой организм – человеческая стройка». Могут ли все эти «строительные» проблемы перейти и в зрелый возраст в отсутствие ритуалов? Некоторые психологи занимаются данным вопросом, изучая явление «продленного юношества», когда люди старше двадцати лет остаются эмоционально и финансово зависимы от родителей – и такое встречается все чаще. Для подростков это неопределенный период, в котором они словно застревают между двумя мирами. Возможно, они не прошли осмысленный ритуал, который обозначил бы переход к новой личности. Или же этот ритуал остался незавершенным: если студент задержался в колледже на шесть или семь лет, он не попадет на выпускной, да и если ты до сих пор спишь в той же комнате, что и в детстве, трудно совершить переход к взрослой жизни.
Необходимость завершения и подведения итогов – важный элемент многих ритуалов в самых разных культурах, ставший основой дополнительного исследования в рамках моей работы над эффектом «ИКЕА». Мы снова попросили участников собрать скучные коробки, однако условия изменились: некоторым позволили довести дело до конца, а других прервали на середине процесса. Испытуемые из второй группы не были готовы заплатить за коробку столько же денег, хотя им пообещали, что после приобретения можно будет окончить сборку. В незавершенном виде уродливая коробка осталась просто коробкой, а в собранном превратилась в нечто более ценное: в мою коробку.
Так же и с ритуалами, хотя ставки обычно более высоки. Как утверждает исследователь ритуалов Рональд Граймс: «Основная цель переходного обряда – дать нам возможность принять полноценное участие в подобных мероприятиях, то есть на духовном, психологическом и социальном уровнях. Без контроля переход к зрелой жизни может стать зияющей пропастью, лишающей человека психической энергии, а также порождающей замешательство и искажающей дальнейший ход жизни. Переходы, оставшиеся без надзора, становятся духовными воронками, вокруг которых витают голодные призраки, жадные олицетворения незавершенных дел».
В таких обрядах незавершенность означает, что переход не произошел, а следовательно, желаемая цель не достигнута. Когда в 2009 году Барак Обама был приведен к присяге в качестве президента, председатель Верховного суда Джон Робертс перепутал слова в тексте клятвы и вместо «Я буду добросовестно выполнять обязанности президента Соединенных Штатов» (как в Конституции) произнес: «Я буду выполнять обязанности президента Соединенных Штатов добросовестно». Вроде бы ничего серьезного, да? Смысл не поменялся, да и слова все те же. Однако что-то в церемонии пошло не так, и процесс перехода был нарушен. В итоге на следующий день присягу провели заново, и текст был произнесен в точности как надо. (В 2013 году с клятвой решили попрактиковаться накануне.)
Арнольда ван Геннепа – того самого ученого, придумавшего термин «обряд перехода», – обычно называют этнографом «франко-немецко-голландского» происхождения, и таким сочетанием личностей, возможно, и объясняется его интерес к промежуточной стадии, которую он называл лиминарной. По его словам, публикация книги «Обряды перехода» сама стала чем-то вроде такого обряда: «…это своего рода внутреннее озарение, рассеявшее тьму, в которой я бродил почти десять лет».
Ритуал может стать светом, к которому мы стремимся выбраться из момента (или десятилетия) темноты. Обряды перехода преобразовывают людей, помогая осуществить глубинное желание – стать кем-то или чем-то другим. Для самих себя и для всего мира мы оставляем след, показывая, кто мы на самом деле.