ом... потом все дело в искусстве серфинга и удаче! Пилотажного мастерства Ивану не занимать, а удача - что ж, часто, очень часто, хотя и не всегда, она сопутствует отчаянным, но расчетливым начинаниям. Если Иван оседлает гребень ударной волны, она понесет его на себе словно щепку! Сохраняй передний фронт этой волны свою начальную скорость, пропорциональную кубу скорости света, на протяжении всей длины бега, он бы вынес "Перун" к проливу Персея в мгновение ока - в доли секунды. Но эту трудно вообразимую скорость ударная волна имеет лишь в первый миг формирования. А потом ее передний фронт начинает размываться, а скорость его стремительно падать по экспоненциальному закону. Как только она снижается до критического уровня, равного квадрату скорости света, ударная волна разрушается, серфинг прекращается. И корабль, заброшенный за сотни и тысячи световых лет, выходит на собственный маршевый ход. Иван утверждает, что на вспышке новой звезды оптимальной мощности до пролива Персея всего полчаса хода. Тридцать минут - и "Перун" вынесет по подпространственному рукаву Ориона на шестьдесят тысяч световых лет от Солнца! Конечно, на оптимальный серфинг рассчитывать трудно, можно и не доехать до пролива Персея на гребне волны, а можно и переехать, проскочив вместе с нею в загалактическое пространство. На корректировку серфинга могут потребоваться часы, сутки, а может быть, и недели. Но что значат эти сроки по сравнению с обычным, крейсерским ходом по рукаву Ориона, который затягивается на два-три года!
Мысли эти, пестрой лентой промелькнувшие в сознании Онегина и спутавшиеся в трудно читаемый клубок, и заставили его "попросить пардону" - сказать Лобову, что ему нужно очухаться, прийти в себя. Постепенно из вороха соображений сама собой выкристаллизовалась главная мысль: предложение Ивана и было тем недостающим стимулом, отсутствие которого тормозило введение программы искусственных вспышек новых звезд! Теперь искусственная вспышка новой становилась не только мерой безопасности, но и перспективнейшим в деле развития сверхскоростных и сверхдальних гиперсветовых полетов экспериментом. Риск? Во все исторические времена шаги человечества в неизведанное сопровождались риском. Так было и так будет! Секрет в том, чтобы сам риск сделать как можно меньшим, а пользу от рискованной операции - как можно большей. Решив, наконец, про себя весь комплекс проблем, который, точно иголка нитку, вытянул анализ, Снегин поднял голову и просто сказал:
- Предложение твое принимается.
Лобов шумно вздохнул:
- Спасибо, Всеволод. Спасибо, дружище. Век не забуду!
Снегин холодно усмехнулся:
- Ты еще добавь, моритурите салютант. Идущие на смерть приветствуют тебя, - так говорили гладиаторы, шедшие на арену Колизея.
Лобов пожал литыми плечами:
- Не собираюсь умирать. Я только хочу побыстрее добраться до пролива Персея.
- Собираешься, - отрезал Снегин и после паузы спросил: - Какова вероятность успеха твоей операции?
- Половина, - неохотно ответил Иван и улыбнулся своему хмурому собеседнику. - Но мне приходилось бывать и в худших переделках. Ты знаешь, Всеволод, сколько раз.
- А если у тебя будет напарник за вторым штурвалом? Для страховки, подчистки и вообще - на всякий случай. Тогда какова вероятность успеха?
- Тогда - семьдесят процентов, - еще более неохотно проговорил Иван.
- Вот видишь. Совсем другое дело! На такой вероятности Юрий Гагарин взлетел в космос. Это уже не дурацкое фифти-фифти. На семидесяти процентах можно и рискнуть!
- Я не могу рисковать чужой жизнью по личным мотивам!
- При чем тут личные мотивы? Речь идет об операции службы безопасности и об эксперименте сверхскоростного и сверхдальнего полета!
Лобов упрямо покачал головой:
- Все это - вторичная надстройка. Я иду на это дело по личным мотивам ради Лены. Об этом знают Клим и Алексей, именно поэтому они дали мне свободу действий.
- Они дали тебе свободу потому, что ты упрям как козел! Знали, тебя не переспоришь. Еще неизвестно, как они поведут себя в дальнейшем.
Но Иван не дал сбить себя с мысли и продолжал так, будто и не было реплики Снегина:
- Об этом знаешь ты. Скоро об этом будет знать весь космофлот. Об этом, наконец, знаю я, понимаешь, я сам! И я не могу кривить душой - знать одно, а говорить другое.
Снегин кивнул в знак понимания:
- Ясно, мотивы у тебя сугубо личные, и ты даже гордишься этим. Орфей в гордом одиночестве отправился за своей Эвридикой в царство мертвых, а ты, такой же гордец, хочешь в одиночку отправиться за Леной в царство Уикты.
- Хочу.
- Но ты забыл о том, в какое время жил Овидий. И в какое время живешь ты!
- При чем тут Овидий?
- При том, что именно Овидий изложил эту историю с Орфеем и Эвридикой, и ты об этом отлично знаешь. Но когда жил Овидий? На закате Римской империи, во времена Нерона.
Лобов улыбнулся горячности товарища, он даже любил эту его черту.
- Положим, Овидий жил на полвека раньше. Во времена Октавиана и Тиберия.
- Какая разница? "Страдальцем кончил он свой век, блестящий и мятежный, в Молдавии, в глуши степей, вдали Италии своей", так, по-моему? Век был не только мятежный, но и дикий. Жизнь человека ничего не стоила. Овидию еще повезло - сослали на задворки империи - в Молдавию, а могли ведь угостить цикутой или вскрыть вены на ногах в ванне с теплой водой. Твой Овидий, вдали Италии своей, был страшно одинок! Поэтому и все его герои одиноки. Но теперь-то другое время. Да разве мы, твои друзья, допустим, чтобы ты отправился на встречу с ударной волной от звездного взрыва в одиночку? И чтобы ты один оказался на Уикте, в глуши степей, вдали родины своей?
Снегин помолчал, успокаиваясь.
- Твое предложение принимается. Но с одной оговоркой. Этот дальний патрульный корабль "Перун" рассчитан на экипаж из четырех человек, я не ошибаюсь?
- Не ошибаешься. Помимо штурмана и бортинженера там предусмотрен и помощник командира, второй пилот.
- Так вот, предложение принимается с условием, что вторым пилотом с тобой пойду я. Ну, а Клим и Алексей, как я надеюсь, разделят нашу компанию.
Несколько долгих, весомых секунд Иван молчал.
- Ты?! - выговорил он наконец.
- Я, - с некоторым самодовольством ответил Всеволод и, очень довольный произведенным эффектом, засмеялся.
- Ты? - все не верил Лобов.
- Я, - теперь уже с грустью подтвердил Снегин, но его синие глаза были не грустными, а сердитыми, - засиделся я в своих административных креслах. Обюрократился! Недавно поймал себя на мысли, что на живое летное дело, для которого мне когда-то и жизни было не жалко, смотрю вроде как сверху пренебрежительно. Как же, командующий всем дальним космофлотом, член Совета Земли! Осточертело!
Лобов молча смотрел на товарища, и веря и не веря его словам. Снегин усмехнулся углом рта и заговорщицки придвинулся к Ивану.
- Мне надо встряхнуться! Снова, как в молодости, подергать за бороду его величество случай. Лучше твоего проекта придумать для этого ничего невозможно! Ну, а потом можно будет подумать и о том, оставаться мне на посту командующего или настало время менять профессию. Желающие руководить - всегда найдутся.
- А как же твои далийские дела? - все еще сомневался Лобов.
- Неужто Земля оскудела дипломатами? Совет Земли найдет кому передоверить мои контакты с Таигом. Да черт с ним, с Даль-Геем, в конце концов!
Снегин засмеялся, и Иван разглядел в нем вдруг проглянувший облик лихого командира патрульного корабля.
- Ну, берешь меня в помощники?
- О чем разговор? Конечно, беру! - Но, судя по всему, сомнения еще не оставили Лобова. - Ты подумай еще раз. Подумай хорошенько! Стоит ли рисковать? Ведь пойдем не на прогулку.
Снегин долго молчал, прежде чем ответить.
- Хочешь начистоту? Совсем начистоту?
- Иначе в таком деле нельзя.
Снегин вздохнул, с некоторой снисходительностью поглядывая на товарища.
- Можно, Иван. Можно! В любом деле можно лукавить. Но с тобой я лукавить не хочу. Я иду с тобой не только по велению сердца, не только по дружбе и потому что мне надоело сидеть в кресле командующего. Хотя и то и другое в моем решении присутствует. Я иду еще и потому, что хочу поделить с тобой, Климом и Алексеем славу первопроходцев. Я честолюбив, Иван! Мне хочется, чтобы мое имя сохранилось в памяти человечества.
- Оно сохранится и без этой операции, - мягко заметил Иван. - Имя командующего дальним космофлотом второй половины двадцать третьего века.
Снегин пренебрежительно шевельнул бровью:
- Это не слава. Не та, настоящая слава, которая остается в памяти человечества навсегда. Я хочу славы Христофора Колумба, Юрия Гагарина, Андрея Дзю! И ты можешь подарить мне эту славу, если возьмешь на "Перун". Теперь я сказал тебе все как на духу. Вот и решай окончательно - берешь меня на борт "Перуна" или нет.
- Конечно, беру! И если хочешь, садись на левое кресло, за командира. Я не жаден до славы, Всеволод.
- Знаю. Но хоть я и жаден до славы, слева не сяду. Интересы дела прежде всего. - Снегин грустновато улыбнулся. - Как пилот, ты сейчас на голову выше меня. Да пожалуй, и всех остальных!
- Не преувеличивай, - поморщился Иван.
- Скромность - паче гордости. А вообще, ты прав. Как писал этот громкогласный поэт-трибун? Сочтемся славою, ведь мы свои же люди! - Снегин подсел к Ивану вплотную, приобнял его за плечи и спросил: - Сколько мы сидим здесь с тобой?
Лобов на секунду задумался.
- Минут тридцать - сорок, не больше.
- Тридцать - сорок. - Всеволод, морща в раздумье высокий лоб, покачал головой. - А через месяц-другой, когда на гребне ударной волны примет старт "Перун", за тридцать - сорок минут нас вынесет по рукаву Ориона за пределы Галактики в окрестности Одинокой Звезды! Можно ли верить в это?
- Тридцать минут - это в идеале, - практично заметил Иван. - Отдел астрофизики, выбирая звездную пару для вспышки, будет, конечно, к нему стремиться. Но вряд ли он достижим.