Там, где Ловкачам не хватает принятия, Мосты сталкиваются с другой основной «слепой зоной» – очевидным недостатком внутренней силы. Они обычно принимают ситуацию такой, какой она им представляется, считая, что изменить ее невозможно, по крайней мере для них. Не имея своей власти, они оказываются во власти других людей, которые могут злоупотреблять своим доминированием. Или же они подставляют друзей и партнеров, чтобы те защищали их, создавая дисбаланс власти, который неудобен для всех.
Их талант заключается в совместной работе, наведении мостов между людьми и поддержании гармонии в отношениях. Но без власти их собственные потребности могут быть упущены, и они ограничивают свой потенциал, чтобы пробиться через конфликт к более честной и значимой связи. Мосты приходят на терапию, чтобы найти свой голос, и им есть что сказать.
Пример из практики
Эймон: Мост
Эймону не хватало адекватной самооценки, но вместо того, чтобы перекладывать вину на других или искать виноватых, как это делают «славные парни», он считал, что виноват только сам. Всякий раз, когда в жизни Эймона что-то шло не так, он корил себя за это. На работе, если он не укладывался в сроки или получал негативные отзывы, то начинал искать новую работу, смотреть вакансии. Если он был раскрепощен на вечеринке с друзьями, то весь следующий день переживал из-за глупостей, которые он мог сказать.
«Дело всегда во мне, – сказал он мне. – Например, в прошлую субботу я потерял удостоверение личности и не смог попасть в бар, куда мы должны были пойти, поэтому все просто сдались и разошлись по домам. В общем, я испортил всем вечер». Похмелье, которое Эймон испытывал все воскресенье, стало последней каплей, и он записался ко мне на сеанс, чтобы выяснить, чего ему не хватает.
Когда он более подробно рассказал о «катастрофическом» завершении вечера, то добавил, что к этому моменту было уже три часа ночи и они с друзьями уже успели оттянуться, как и планировали. Они направлялись к бургерной, и кто-то предложил «одну на дорожку» в каком-то сомнительном баре, в котором они никогда раньше не были, где вышибалы прогнали их.
«Похоже, вы оказали всем услугу, – сказала я. – Не уверена, что это то место, в котором вы хотели оказаться. К тому же, судя по вашим словам, ночь уже закончилась?»
Разумом Эймон понимал, что я права, но это не мешало ему рефлексировать и винить себя. Это был еще один пример того, как именно он облажался и подвел людей.
Мы вернулись немного назад и поговорили о школе. Это была похожая история – Эймон находился где-то на обочине дружеских компаний, пытаясь наладить отношения с другими детьми. На уроках он пытался укрыться от взгляда учителя. Его дислексия долгое время оставалась незамеченной, и он вспомнил, что был готов на все, лишь бы не читать вслух на занятиях. Он рассказал мне об одном учителе, который доставлял ему особенно много хлопот:
«Всякий раз, когда он просил меня произнести слово по буквам, я машинально поднимал глаза к потолку. Думаю, я пытался вообразить слово или что-то в этом роде, но мистер Хемминг смеялся надо мной и говорил: „Ты не найдешь ответ там!“ А потом все смеялись, и я помню, как мне хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила меня».
Эймон рассказал мне, что на работе ему до сих пор нелегко дается последовательность выполнения заданий и что он просто не может упорядочить свои мысли так же, как другие люди. Он мог это делать, если у него было пространство для размышлений и обработки информации, но, если кто-то ставил его в определенные рамки, он путался в словах, заикался и снова становился семилетним.
«Что вы чувствуете, когда это происходит?» – спросила я его.
«Стыд, – быстро ответил Эймон. – Я чувствую стыд».
Стыд
Стыд – это чувство, которое скрывается в тени и которое бывает трудно определить. Это первобытное чувство, его мы все испытываем время от времени, и оно призвано удерживать нас на стороне стаи, мотивируя избегать неправильного поведения. Мосты (и Ловкачи) часто испытывают больше стыда, чем представители других профилей, потому что они больше озабочены реакцией окружающих и тем, чтобы нравиться или хотя бы не вызывать неприязни.
Проблема возникает, когда наш мозг неверно определяет то, что является постыдным поведением, и более правильные интерпретации оказываются в «слепой зоне». Если вернуться к истокам стыда, когда наши предки боролись за свое выживание, то преступления, от которых мозг защищал, были теми отвратительными, антисоциальными поступками, которые могли угрожать безопасности группы, подстрекать к насилию или порождать анархию. «Мы говорим об убийстве первенца вашего соседа – пещерного человека. Это, наверное, очень плохо, – шучу я с клиентами вроде Эймона, пытаясь проиллюстрировать требуемые крайности. – Это не то чувство, которое мы должны испытывать, когда забываем отправить открытку на день рождения тетушке Глэдис».
Если вы думаете, что тетя Глэдис расстроится из-за отсутствия поздравлений, вы можете почувствовать вину – как я уже говорила в главе о семье. Это разумная реакция, которую мы можем испытывать, когда сделали что-то «не так». Даже в этом случае «неправильный» поступок должен быть объективно вредным, а опоздание с поздравительной открыткой таковым, скорее всего, не является, но я готова допустить, что вы можете чувствовать себя плохо из-за этого, и в любом случае действие, которое производится в этом случае,– просто исправление. Когда мы делаем что-то, что не в порядке, мы чувствуем вину, и когда мы прилагаем усилия, чтобы исправить это, вина уходит. Проще простого. Извини, тетя Глэдис, вот тебе букет цветов или телефонный звонок – дело сделано: живи дальше.
Стыд требует других действий, и нам нужно снова вспомнить наших пещерных предков, чтобы понять почему. Если вы совершили что-то действительно отвратительное, вам не нужно исправлять ситуацию извинениями или жестом доброй воли. Вместо этого вы должны спрятаться, отрицать все, что вам известно, надеяться, что все улики тоже исчезнут, и молиться, чтобы вам все сошло с рук. Если это не сработает, вам придется смириться с изгнанием из стаи, спрятаться и избегать всех, кто вас знает. Именно поэтому стыд и сегодня является таким мощным и защищающим первобытным чувством – последнее, чего хочет любой из нас, это быть отвергнутым всеми, кто нас знает. Это довольно сильный стимул не вести себя недостойно.
Согласно работе по эмоциональной толерантности в рамках диалектической поведенческой терапии [2], в которой изложены эти и другие чувства и побуждения к действию, чувство вины побуждает к действию, направленному на исправление, а стыд – к действию, направленному на сокрытие. Однако эти чувства и побуждения к действию работают и в обратном направлении, и действие может вызвать ответное чувство, вот почему стыд становится таким липким. Возникает замкнутый круг: когда мы чувствуем стыд, мы прячемся, а когда мы прячемся, мы чувствуем стыд.
Эймон находился в этом замкнутом круге столько, сколько себя помнил, и все же его поведение не должно было вызывать стыд у него самого. Если кто и должен был испытывать стыд, так это учитель, который унизил его на глазах у друзей, раскрыл его уязвимые места и нарушил понятия педагогической этики. Но Эймон был ребенком и поэтому не стал искать виноватого во взрослом; вместо этого он принял позор так, как его передали ему. Он пытался спрятаться, и, в соответствии со связью между чувствами и побуждениями к действию, чем больше он прятался, тем больше стыдился, пока в конце концов не поверил, что он корень любой проблемы и любой неудачи, даже такой незначительной, как потерянное в три часа ночи удостоверение личности.
На следующем занятии он рассказал мне о своей семье, о том, как сильно родители за него переживают и хотят, чтобы он переехал поближе к их дому, где они могли бы за ним присматривать и убедиться, что с ним все в порядке.
«Они знают, что я волнуюсь, но они тоже волнуются. Если я говорю им, что у меня что-то не получается, они говорят, что мне не стоило уезжать. Если я делаю что-то, что им не нравится, они рассказывают мне обо всех вариантах, согласно которым дело может пойти не так, а потом говорят: „Ну, мы тебя предупреждали, так что пусть будет по-твоему“».
Оказалось, что терапия была одной из тех вещей, с которыми не соглашались его родители.
«Они считают, что перебирание проблем только усугубляет ситуацию. А теперь они говорят, что я должен бросить работу, если она меня напрягает».
Когда мы находимся в тревоге, мы склонны делать все, что в данный момент поможет нам чувствовать себя в безопасности, даже если в долгосрочной перспективе это противоречит нашим интересам. Тревога Эймона заставляла его искать временные гарантии у друзей и работодателей, а беспокойство его родителей говорило ему не расстраиваться и забить на всю эту терапевтическую чепуху.
Культура говорит нам, что дискомфорт – это плохо. Но это путь к исцелению. Это правда, что терапия может быть трудной, иногда даже болезненной, и у меня как у клиента было много недель, когда я предпочла бы делать что угодно, лишь бы не анализировать по часу свои чувства. Но я верю, что это того стоит и что перемены иногда могут быть болезненными. Терапия – это повышение нашей терпимости к эмоциям и ощущение силы, и приход к этому стал еще одной задачей Эймона.
Со временем Эймон больше рассказывал о своем детстве и о том, как настроение его матери задавало тон в семье. «По тому, как она мыла посуду, можно было определить, в каком она настроении, – сказал он мне как-то на сеансе. – Если кастрюли и сковородки стучали и громыхали, то нужно было держаться от нее подальше. Мама делала вид, что она несчастна, но, скажу я вам, у нее был еще и острый язык, и вы не захотели бы попасть ей под горячую руку».
Культура говорит нам, что дискомфорт – это плохо. Но это путь к исцелению.
Это беспокойство или забота?
Мама и отец говорили Эймону, что заботятся о нем, но он с трудом вспоминал, как они это показывали.
«Они определенно беспокоились обо мне всегда. Они не разрешали мне ходить на концерты и вечеринки, на которые ходили мои друзья; они не хотели, чтобы я переезжал в университет, говорили, что это пустая трата денег, поэтому я оставался дома и учился в местном политехническом институте. И они всегда ненавидели моих подруг!»
Эймон рассмеялся, вспоминая, как его мать называла его бывшую подругу не тем именем каждый раз, когда они встречались. «Ее звали Бекки, но мама всегда обращалась к ней как к Ребекке. Она говорила, что просто забыла, но я думаю, что моя девушка ей просто не нравилась. Мамин девиз всегда звучал так: „Кровь гуще воды“, то есть семья всегда рядом, а подруги приходят и уходят. Она никогда не давала шанса моей девушке, а мы живем вместе уже почти год».
Все это не показалось мне заботой, и я подумала, не скрывается ли в глубине его души праведный гнев, который мог бы помочь Эймону в будущем лучше владеть собой.
«Я слышала, что твои родители беспокоятся, – сказала я. – Но разве беспокойство – это то же самое, что забота? Я думаю, когда родители заботятся, мы знаем об этом, потому что это больше относится к нам, чем к ним. То, как беспокоятся ваши родители, говорит скорее об их чувствах, чем о ваших».
Эймон задумался над моими словами и вспомнил о чувстве вины, которое он испытывал из-за того, что не хотел переезжать в родной город или проводить Рождество с семьей своей девушки в этом году.
Он начал задумываться о том, что, возможно, это «проступки» не такого масштаба, как это представлялось его родителям, что, возможно, они не заслуживают вины или стыда и что «беспокойство» родственников было вызвано скорее их собственными переживаниями, чем желанием счастья для него. Мамина злобная черта проявилась в те выходные, когда Эймон набрался смелости и поделился своими планами на Рождество.
«Ну что ж, все прошло хорошо, – саркастически сказал он, входя в дверь на следующем сеансе. – Я объяснил, что мама моей девушки сейчас живет одна и мы подумали, что было бы неплохо провести Рождество с ней, а потом навестить моих родителей, и моя мама сказала: „Должна сказать, что раньше ты мне нравился больше“».
«До какого момента?» – спросила я, искренне недоумевая.
«Бог знает! – сказал Эймон. – Наверное, до того, как у меня появились смешные мысли о собственной жизни. Но это ее фирменная фраза. Мы с братьями шутим, что мама говорит: „Я должна сказать“ – перед тем, как оскорбить или обидеть кого-то, как будто у нее есть моральная прерогатива говорить нам такое, и это все оправдывает. Например, „Я должна сказать, что мне не нравится твоя новая стрижка“ или „Я должна сказать, что мне больше нравится твоя старая плойка“. Мне хочется сказать: „Нет, мама, вообще-то ты могла бы сделать это так, как делают все остальные, – подумать, прежде чем говорить, подумать о чувствах другого человека, а потом просто оставить это при себе!“ И тут папа вступает в разговор со своим привычным: „Ты же знаешь, что она это не всерьез; ты же знаешь, как сильно она тебя любит, это просто ее манера“. Но мне надоело, что мне говорят, как сильно она заботится, а как только я начинаю искать счастья, она тут же кусается в ответ! Я потратил годы, пытаясь избавиться от нее, и, честно говоря, с меня хватит».
Это я не в порядке или она?
Благодаря нашим разговорам Эймон наконец-то начал ощущать гнев, который давно был забыт. Он вырос с убеждением, что с ним не все в порядке и что он должен принимать вещи такими, какие они есть, но, как часто выясняется в ходе терапии, это было не так, и правда лежала в его «слепой зоне»: дело было не в том, что с ним не все в порядке, а в том, что поведение других людей было неприемлемым. Мать настаивала на подходе «мой путь», учитель лениво и жестоко пренебрегал ребенком – все это было неправильным. Грубое поведение вышибалы и неудачный выбор заведения его другом – это были проблемы того вечера, а не Эймона. Не нужно было ничего исправлять и ничего скрывать, потому что не было никакого преступления или правонарушения. Родители и учителя внушили парню, что все ошибки совершает он сам и ему следует довериться их мнению, и он по-прежнему надеялся на своих друзей и работодателей, чтобы те уверили его в том, что сегодня он не ошибся.
Эймон покинул терапию, испытывая меньше стыда. Он находился в том положении, которое позволило ему направить свой вновь обретенный и уместный гнев на принятие других решений. И это давало ему право выбора. Теперь он должен был изменить не чужое мнение, а свое собственное. Открытие того, что за его «слепой зоной» скрывался добрый и порядочный человек, на чьи суждения можно было положиться, позволило ему доверять своему мнению в дальнейшем.
Иногда мы подсознательно считаем, что проблема в нас самих, потому что ненависть к себе фиксирует нас на собственных недостатках и отвлекает от недостатков людей или ситуаций, с которыми мы сталкиваемся. Это может показаться неправильным выбором, но в молодости безопаснее искать виноватых в себе, чем признать, что в мире царит хаос, или смириться с тем, что те, кому поручено заботиться о нас, могут не справиться с этой задачей. Если виноваты мы сами, нам есть над чем работать, но, если вина лежит на других, на что нам надеяться? По мере взросления и ослабления зависимости мы, как правило, больше узнаём о том, кто мы такие и какие модели поведения приемлемы или неприемлемы для нас, и начинаем перекладывать ответственность на окружающих. Но если мы не сможем избавиться от этой психологической меры безопасности, мы можем вознести других на пьедестал, где им не место.
Как я уже говорила во введении, нейронаука говорит нам о том, что наш мозг подвержен влиянию ряда когнитивных искажений в нашем повседневном мышлении [3] (способы понимания событий, основанные на нашем индивидуальном опыте и убеждениях), которые могут привести нас как к адаптивному (полезному), так и к дезадаптивному (бесполезному) мышлению, основанному на субъективной реальности (это мышление и есть «слепые зоны», которые мы пытаемся выявить в этой книге). Например, ваш мозг с легкостью распознает знакомых людей в толпе, потому что в нас заложено стремление к взаимоотношениям. Очень важно, что он сканирует опасность, не замечая ее: дым ли это, который может сигнализировать о пожаре, или движение в высокой траве, где может скрываться хищник. В нескольких тысячах мыслей, которыми нас ежедневно бомбардируют, он отбирает те, которые возникают у нас чаще всего, быстро приходят нам на ум и движутся по проторенным нейронным путям. Мозг считает их наиболее важными, согласно «эвристике доступности» [4] и сокращает перегрузку в нашей голове, тем самым освобождая нас для дальнейшей жизни.
В зависимости от этих предубеждений мы можем отдавать предпочтение отношениям, а не риску. Это означает, что, если привязанность не связана с нашей безопасностью и даже если она несет в себе угрозу, наш мозг все равно может отдать предпочтение этой связи. Жертвы насилия могут годами бороться за то, чтобы уйти от своих обидчиков, потому что наш мозг все еще считает, что в отношениях нам комфортнее, чем в одиночестве, независимо от опасностей, которые существуют в этих отношениях. Связь с нашими родителями и ранними опекунами жестко закреплена, и нам кажется, что ее почти невозможно разрушить, даже если она приносит больше вреда, чем пользы, и мы больше физически не зависим от нее в плане выживания.
Ранние воспитатели Эймона заставили его поверить в то, что проблема заключается в нем самом. Из-за нейронной иерархии, которую я описала в разделе «Ментальные равнины», чем чаще он считал себя виноватым, тем охотнее мозг предлагал ему такой вывод. Только благодаря терапии мы начали обращать внимание Эймона на опасности, которые таят в себе эти мысли о ненависти к себе, и продвигать признание риска вверх по списку. Давайте узнаем, как он переучивал свой мозг, а в конце главы я покажу вам, как побороть негативные мыслительные привычки самостоятельно.
Распознавайте риски
Эймон рассказал мне, что ему советовали быть добрым, вежливым и уважать старших, но его не учили быть добрым по отношению к себе и уважать себя, и он стал плохо себя вести, не имея границ самооценки, которые могли бы его защитить. В детстве его не поощряли говорить в свою защиту, и он молчал до сих пор, даже когда ситуация требовала от него высказаться.
Эймон испытал гнев, который помог ему избавиться от окружавшего его стыда, но вслед за ним пришла печаль. Мой клиент скорбел о маленьком мальчике, потерявшем детство из-за эгоистичных действий других. Он скорбел о том, что смирился с мнением о себе как о недостойном, и об отношениях с матерью, чья забота порой была лишь имитацией заботы.
Если вы собираетесь отпустить болезненные мысли и негативные убеждения, чтобы вернуть себе силу, вы можете столкнуться и с печалью. Обвинение себя в прошлом, возможно, помогло вам избежать признания тех случаев, когда вас не замечали, подвели или плохо с вами обращались – пусть даже ненамеренно. Но если допустить возможность того, что с вами все в порядке, что вы всегда были таким, вам придется скорбеть о том, как все сложилось, как все могло быть иначе и как ваша жизнь могла бы быть проще. Это, безусловно, самая трудная часть терапевтического пути, но поймите: все, о чем вы грустите, уже произошло. Вы уже прошли через все это. Вы уже пережили все это. Закрывать книгу прошлого сейчас тяжело, потому что это подтверждает, что все так и было. Альтернативного счастливого конца или неожиданного поворота сюжета, который расставит все по своим местам, уже не будет, но завершение истории позволит вам двигаться дальше и начать новую, полную сил историю, которая может развиваться согласно вашим желаниям.
В прошлом, столкнувшись с такими болезненными эмоциями, как гнев и потеря, вы могли пойти по пути наименьшего сопротивления и принять на себя удары, чтобы сократить время конфликта, или терпеть дискомфорт, чтобы окружающие чувствовали себя комфортно. Возможно, вы поступились своей целостностью, чтобы избежать чувства вины и стыда, которое на вас ранее навалилось, и согласились с условиями, которые вам не подходят. Когда вы обретаете свой голос и говорите свою правду, вы раскрываете потенциал, который был похоронен в «слепой зоне», и обретаете власть, но не над другими, а над собой. Вы сохраните способность налаживать связи, но теперь, когда проявились и ваши нужды, вы обретете новое спокойствие в мире.
Что вы упускаете?
Вы в порядке, но это не так.
Если вам знакомо чувство, что вы «не в порядке», что вы бельмо на глазу или черная овечка в семье, если вы вините себя, когда что-то идет не так, или ненависть к себе – это то, что вам слишком хорошо знакомо, задайте себе тот же вопрос, который научился задавать себе Эймон: «Это я не в порядке или что-то с происходящим не в порядке? Это ситуация, мои ожидания или моя реакция не в порядке?»
Возможно, кто-то обошелся с вами плохо, но ваше программирование научило вас всегда винить себя. Никакое чувство вины или ненависти к себе не сможет исправить проблему, которая возникла не по вашей вине.
А может быть, и то и другое верно в той или иной степени, как это часто бывает. Может быть, вы не высказались на собрании, потому что чувствовали тревогу, и поэтому вам кажется, что вы не в порядке. Но более полный и точный анализ встречи может показать и другие вещи, которые также не были в порядке, – саму атмосферу встречи, нехватку времени на подготовку, присутствие авторитетных личностей за столом, которые часто подавляют других. Когда вы видите общую картину, вы понимаете, чего вам не хватало, и можете распределить ответственность за то, как исправить ситуацию. Если вы видите только свои недостатки, вы никогда не решите проблему, потому что она никогда не была полностью вашей.