Ей хотелось схватить лейтенанта за рубашку и трясти до тех пор, пока он не объяснит, как мог Олег так поступить! Как мог предать ее?! Послал вместо себя этого несчастного матроса, чтобы тот ей вещи помог собрать?!
– Из уважения к Олегу Васильевичу я согласился на должностное преступление. Если вы уедете сейчас же… – Савчук посерьезнел. – Вот прямо сию секунду – и куда-нибудь в другой город, то я… Меня тут не было. И вас я не видел. Ясно? Дело, конечно, на вас есть, но по такой мелочи никто не станет поднимать кипеш на федеральном уровне. Будете себе жить спокойно где-то еще. Я знаю, у вас есть и документы левые… Я просто закрою глаза и промолчу. Но по-человечески прошу вас: не дайте ему загубить карьеру.
Лейтенант поднялся, оставив на столе визитку, и взглянул на наручные часы.
– Я не буду вас принуждать, – добавил он. – Звоните, если решите прийти с чистосердечным. Но через три часа закончится рабочий день, и тогда мое предложение потеряет силу. Я доложу полковнику, что старший следователь Горовой укрывает вас у себя дома.
– Вы что, угрожаете мне?
– Я никогда не угрожаю, Крюкова, – тихо ответил Савчук. – Я просто хочу помочь вам обоим. Подумай, как следует.
Он ушел, даже не попрощавшись, и Айя, заперев за ним дверь, обессилено прижалась к ней лбом.
На день-другой она поверила, что ее жизнь изменилась. Что появилась стабильность, которой не было много лет. Стабильность, в лице Олега… Но, кажется, вышла ошибка. Снова. Нет, он не предавал ее… Он делал свою работу. И все равно не бросил Айю на улице. Она же… Выходит, это она навредила ему, а не наоборот. Точно знала: Олег не смог бы выгнать ее сам. Может, Савчук приперся к ней, потому что сам захотел. Скорее всего, даже приврал. Но в одном он был прав: от нее Горовой огреб неприятностей. Поэтому он не взял ее с собой на работу, не хотел, чтобы она слышала, как его отчитывает начальство. Поэтому прятал в пятницу… Она – преступница, в конце концов. Мошенница. Да она сама не пустила бы к себе в дом такую пройдоху, а он – пустил! Накормил, обогрел, помог. Утешил. А что дальше? Нарушит закон и свою несчастную инструкцию? Отмажет ее, чтобы потом первое же внутреннее расследование обернулось для него полной задницей? А ей – жить спокойно на свободе, зная, что она сломала жизнь самому доброму и честному человеку из всех, кого она встречала? Или пойти в тюрьму, чтобы потом, если повезет, он пару раз ее навестил?.. А Джек?
К черту все. К черту.
Айя снова взялась за телефон и набрала номер человека, которому больше никогда не собиралась звонить.
– Миша… – тихо сказала она. – Миш, выручай.
Видно, по ее голосу он понял, что на сей раз произошло что-то серьезное, потому что не стал гнусавить свое коронное «слу-у-ушай», а просто коротко спросил:
– Что стряслось?
– Можно я приеду? Мне некуда идти.
– Конечно. Забрать тебя или сама доберешься?
– Сама. А капитан Джек?..
– Бери, ладно уж. Хозяйка к сестре в Тюмень улетела, так что все нормально.
Айя смертельно хотелось разреветься, но она сумела взять себя в руки. Сборы были быстрыми: бросить пару вещей, которые выстирал Олег, в рюкзак, припрятать заначку и вызвать такси. Ехать в метро с клеткой в руках было бы все равно, что позвонить Вазифу лично и предупредить о выходе в люди.
Выключила свет, проверила, что ничего не забыла… Хотя что она могла забыть? Может, ключи? Телефон? Или достоинство? Не-а. Не водилось у нее ни того, ни другого, ни третьего.
Устроившись на заднем сиденье в обнимку с клеткой, Айя еще долго с тоской смотрела в окно. Даже когда такси выехало со двора на улицу, а с улицы – на третье кольцо. Ей все казалось, что вот сейчас откуда-нибудь появится машина Олега, он заметит ее, остановится, позовет обратно… И вместе они придумают выход. Но автомобили мелькали один за другим, и знакомых номеров ей так и не попалось.
Миша уже ждал ее на лестничной клетке: входная дверь нараспашку, улыбка, приветствия… Гостеприимство перло из него, как сбежавшее молоко из кастрюли. Даже клетку с Джеком выхватил из рук. Словом, сразу было видно, что квартирной хозяйки нет дома.
– Я курочку запекаю, – довольно сообщил Миша и по-джентльменски принял ее куртку. – Думаю, даже Джек не откажется от белого мяса.
– Какие перемены… – Айя давно не видела друга в таком хорошем настроении. – Ты на что-то подсел?
– Тьфу на тебя! Балда! – улыбнулся он. – Пошли есть.
– Так рано вроде еще ужинать…
– Рано, поздно… Есть надо, когда захочется.
– И что, даже можно на кухню?
– Можно все, что угодно! Только в хозяйскую комнату не ходи. Да и она заперта все равно, – Миша забрал у нее рюкзак, отнес в комнату и снова появился.
Чистая футболка, свежий запах нового дезодоранта… Если бы не очки, ни за что бы его не узнала. Айя прищурилась.
– Ты что, еще и подстригся?
– Ага, – он крутанулся, демонстрируя прическу. – Аж тысячу спороли!
– Ну ты красавчик… Никак, девушку завел?
– Нет, хотя… Погоди, секунду… – он наклонился к духовке, с важным видом заглянул туда и выключил огонь.
В кухне и без того было жарко, окна запотели, а тут на Айю дохнуло раскаленным воздухом, и она утерла со лба испарину.
– Знаешь, я тут весь извелся, когда ты пропала, – продолжил Мишаня. – На письма не отвечала, звонить некуда… Короче, зря я тогда тебя не послушал. Поступил, как слизняк… Простишь? Теперь сделаем, как захочешь. Уедем вместе, найдем жилье… Что скажешь?
– Да ладно… – неловко отмахнулась она. – Иди сюда.
Айя стиснула его в объятиях: долго злиться на Мишу она все равно не умела. Странно, но вдруг ей стало зябко. Вроде, и духовка до сих пор источала жар и дразнящий запах курицы, и Мишино тело всегда было теплым и мягким, он ведь даже глубокой осенью мог ходить в одной толстовке…
– Ты чего? – удивился он, почувствовав, как ее передернуло.
– Замерзла что-то…
– Не заболела? У меня даже очки запотели! – он снял их и принялся вытирать стекла краем футболки…
– Фиг его знает! Вчера весь день торчала на улице, может, и расклеилась слегка…
Миша поднял на нее сочувственный взгляд, и Айя увидела, как расширяются его зрачки. То ли бабушка была права, и теперь ей не нужны были свечи, то ли воздух в кухне был слишком горячим… Но в эту самую секунду Мишины глаза превращались в осколки черного зеркала. Рыжей вспышкой мелькнул в них уличный фонарь, с трудом Айя различила в его свете голые ветки деревьев, очертания домой и, наконец, сугробы…
– Что с тобой? – взволнованно спросил Миша
Но ответить Айя была не в силах, потому что видела в его глазах, как по заснеженной дорожке ковыляет, прихрамывая, чья-то сгорбленная фигурка.
19. Нет человека - нет проблемы
Утро Олега пронеслось бешеной собакой: он торопился, стараясь все успеть скорее, и при этом постоянно зависал над простейшими действиями, забыв, как они вообще делаются. Все казалось несущественным: он торопился поскорее вернуться домой и сообщить Айе главные новости. Во-первых, Климов разыскал в Москве жену Алиева и без особых проблем разговорил. Женщина с чудовищными шрамами на руках готова была дать показания против мужа. А это значило, что физиотерапевт с утюгом сбежать уже не сможет: дело Раскольникова еще не закрыли, зато открыли дело Алиевой.
Во-вторых, на руках у Горового было свеженькое, еще теплое после принтера постановление на обыск у вуайериста-свидетеля, Потапкина Константина Федоровича девяносто второго года рождения. И Климов, надо отдать ему должное, готов был рвануть вместе с майором на этот обыск, хотя и без того славно потрудился с утра.
Единственным препятствием был очередной поход к Калинину. Узнав, что Горовой засветился на больничных камерах перед тем, как всеми уважаемый доктор вдруг кинулся под колеса, полковник впал в немилость. И вовсе не из сочувствия к медикам, а потому, что полиция сочла внезапную истерику травматолога странной и посмела заявиться в следственный комитет с допросом. Собственно, Олег уже все уже объяснил коллегам из Лефортовского района и препроводил, довольных, восвояси, однако полковник буйствовал и жаждал крови.
Стоило Олегу только ступить в начальственные палаты и увидеть, как нетерпеливо Калилин стучит пальцами по столу, как взгляд сам собой взмыл вверх к потолку, на решетку вентиляции. Нет, Горовой, не выйдет. Даже Айя не сумела туда пролезть…
– Ты вообще думаешь, что творишь? – с самой первой фразы полковник набрал в легкие столько воздуха, что Олег понял: речь будет долгой. И громкой. – Я тебя предупреждал, майор. Ты приволок ее сюда, нарушил УПК с допросом Алиева… Еще и ввязался в этот бардак с травматологом… Что с тобой происходит в последнее время, а? Ты скажи: так мол и так, Сан Саныч, дайте отпуск… Я же всегда готов пойти навстречу! – полковник покачал головой и будто сдулся. – Нет, я в упор тебя не понимаю, Горовой. И скажи спасибо, что Алиеву назначили сопливого адвоката, и до сих пор нет жалобы на тебя. А если бы была?! – Калинин хлопнул руками по столу и встал. – В общем, так, майор. Только из-за того, что раньше к тебе не было никаких претензий… По старой дружбе, можно сказать. Ты сам передашь дело своей свидетельницы в прокуратуру. Тогда все будет чисто и ясно.
– Или? – коротко спросил Олег.
– Что «или»? Ты что думаешь, я тут с тобой в бирюльки играю?! – полковник хватанул ртом воздух, и свекольный багрянец разлился по его щекам. – Ты сию же секунду идешь и все оформляешь.
– Или? – с нажимом повторил майор.
– Или ты отстранен от этого дела. Все готово, только закрыть, подписать и получить пряника за поимку серийника! Ты с ума сошел? Иди немедленно и пиши на нее, пока я не передумал.
– Алиев – не убийца, – сказал Олег. – Я должен выехать на обыск, потому что всплыли новые обстоятельства…
– Пусть Савчук едет, нечего заниматься оперативной работой.
– Это важно, Сан Саныч, – в эту короткую фразу Олег вложил все доверие, всю надежду на помощь и понимание. Обратился к полковнику не как к начальству, а как к человеку, который тоже когда-то вел расследования и болел за исход своих дел.