А я же все размышлял. Как мне выйти из этой ситуации, разобраться со скелетами и отправить матушку в лагерь, чтобы не мешалась.
Я внутренне облегченно выдохнул. Но шестеренки завертелись в голове с невероятной скоростью.
— Мама, ну какой я некромант? — нашёлся я. — У меня даже кожа не бледная. И кровь красная, а не зеленая. Я, кстати, проверял.
— Да не оправдывайся ты, — махнула рукой Изабелла. — Говорю же, некромант — это не так страшно, главное сам не становись личем.
Дивясь переменам, я продолжил, чтобы сменить тему.
— Что касаемо артефактов, я нашел вот этот кинжал, — я достал обсидиановый клинок и показал Изабелле. Вот после этого ко мне и приходят такие скелеты.
Женщина кивнула.
— Возможно, это как-то связано, — произнесла она, изучив оружие, при этом стараясь держаться на расстоянии от оружия. — В общем, постарайся впредь не хватать всякие древние артефакты, а то в следующий раз не чужой язык выучишь, а превратишься сам в скелета. Понял? — произнесла она. — Проклятых артефактов на свете гораздо больше, чем обучающих, — сказала она таким будничным тоном, будто это было нечто само собой разумеющимся.
— Обучающие артефакты? — протянул я.
— Ну а как ты еще мог выучить новый язык? — хмыкнула она. — Кстати, Кроули, уверен, что твою душу поработили твари тьмы, — произнесла Изабелла таким тоном, что у меня мурашки по спине побежали. — Но я тебя проверила — тьмы в тебе нет. Возможно, ты теперь некромант. Но, как по мне, это такая же школа магии, как и все остальные. Пускай и не самая приятная и светлая. По крайней мере неспроста ты, общаешься с мертвецами, и тебя тянет в такие склепы.
— Знаешь, а ведь этот баронишка появился в тот самый момент, когда я нашел этот кинжал. — ухватился я за удобную тему. — Может, это как-то связано? Может, это он некромант?
Глаза Изабеллы стали серьезными, она поморщилась и сама перевела тему.
— Ладно, давай не будем распыляться на версии, что тебе говорит этот скелет? Чего он хочет? Древние личи, тоже нежить довольно опасная. Они наделены разумом и не будут переть на божественные заклинания просто так. Вероятнее всего, он здесь заключен каким-то древним проклятием. И хочет освободиться, ведь так? — спросила она.
Я тяжело вздохнув, кивнул.
— Он говорит, что служит какому-то древнему темному лорду, который был заключен в этих тоннелях, и просит, чтобы его освободили. — произнес я.
— Освободили, значит, — повторила за мной Изабелла. — Ты же понимаешь, что делать этого ни в коем случае нельзя? Мы не знаем, что это за тварь и чего от нее ожидать. Этот-то трехголовый может нам проблем создать. А чего уж говорить о его хозяине, который явно гораздо сильнее.
— И часто ты, матушка, с личами дело имеешь? — спросил я, подозрительно прищурив глаза. — Очень уж ты опытная, как по мне.
— Приходилось, — дёрнула она головой. — Одно радует, что нежить везде одинаковая, вне зависимости от того, в каком мире мы оказались. В любом случае, этот страхолюд наш единственный способ выбраться отсюда живыми. Я ведь чувствую, сколько там скелетов за защитой. Сами мы здесь не разберемся. И они не отступят, пока мы не подохнем или пока они до нас не доберутся. Поэтому давай, сынок, веди переговоры.
Она испытующе поглядела на меня.
Что-то мне подсказывает, она не так легко относится к переменам во мне. Всё же, лучше бы её спровадить и заняться личем самостоятельно…
И тут у меня появилась одна не совсем хорошая идея.
— Матушка, а кто следит за отцом?
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— Ну, ты говоришь, Кроули сказал тебе, что я некромант. Ведь так?
— Так, — произнесла матушка.
— А когда он тебе это сказал?
— Сегодня днем. Сказал, что ты обязательно пойдешь в катакомбы, — произнесла она.
— Вот, и ты конечно же пошла за мной следом. А кто за отцом следит? Может он специально тебя выслал, чтобы отца убить.
Мать побледнела, поглядела в сторону выхода. За пеленой божественного света раскачивалась орда скелетов. Магический барьер их сдерживал, но это пока. Опять же, трёхголовый стоял в этой комнате, и что-то мне подсказывает, в его силах преграду снять.
Изабелла решительно посмотрела на меня.
— Если с Людвигом что-то и случилось, я с этим уже ничего не поделаю. Худшее, что я могу сделать тогда — потерять ещё и сына, — твёрдо произнесла она. — Зато я здесь с тобой, я могу тебя прикрыть в случае чего. А сейчас не теряй времени. Давай-ка, надо понять, зачем этот скелет сюда пришел. И как мы можем отсюда выбраться. Не забывай, что на тебе лежит ответственность за наших подданных. И уж постарайся вытащить нас отсюда живыми, Дерек, — твердо произнесла она.
— Удивительное существо, — услышал я бормотание золотокожей девушки. Но старался не смотреть в ее сторону, чтобы не вызывать у матушки еще больше подозрений.
Существом она назвала мою мать. Очень любопытно, все-таки, видимо, она различает не столько телесную оболочку, сколько духовную. И для нее человек так же чужд, как дракон или как лич.
Тем временем я повернулся к трехголовой образине.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Тристан Оукинвальд, о повелитель неба! — произнес скелет и выпрямился. Три его головы повернулись на костяных шеях, а пустые глазницы, сияющие зеленым, уставились на меня.
— Значит так, Тристан Оукинвальд, рассказывай подробнее кто ты и что от меня хочет твой господин? — приказал я.
Лич немного помолчал, затем принялся отвечать.
— О, величайший повелитель Ардалгор, ныне ты в ином теле, но дух твой мне ясен и прозрачен. Возможно, ты не помнишь, но когда-то ты отдал нашему народу и нашему повелителю эти земли. Но вышло небольшое недоразумение, и наш повелитель оказался в ловушке. И только ты сможешь его освободить своим голосом.
— Любопытно, — протянул я, похоже лич попытался схитрить. — Ой, не ври мне, Тристан. Меня, быть может, и подводит память, но разума я не лишился. И я прекрасно знаю, что в прошлом заключил твоего господина и, возможно, тебя в этих подземельях, чтобы вы не шастали по округе и не жрали моих подданных почем зря. Это я заточил вас здесь. И абсолютно не по ошибке, а совершенно справедливо.
Я говорил максимально уверенным тоном, хотя, по сути-то все, что я знал об этих умертвиях, лишь то, что когда-то выяснил из книги архимага Сая. А еще, кажется, там были какие-то описания, что архимаг ослабил влияние тюрьмы его господина. После чего он и стал отправлять сюда посланников и насылать орды мертвяков. Ничем другим такую активность нежити объяснить не могу. Но в любом случае, как ни странно, этот лич хоть и разумен и жил очень долго, но не скажу, что прямо-таки блещет хитроумностью.
Что же касаемо того, что они здесь хозяйничают, как у себя дома. Что ж, самозахват — дело житейское. Ну, до тех пор, пока не пришел истинный хозяин этих земель. А он вернулся и спешит восстановить порядок, таким, каков он был до этого. А это значит, что тюрьму лича надо будет восстановить, чтобы он больше не хозяйничал на моих территориях.
Тем временем ко мне подлетела золотокожая девушка.
— Не ходите туда. Вы не готовы к разговору с Королем Личем.
Лич тем временем поспешил оправдаться.
— Да, много минуло с тех пор. Даже в моей памяти могут быть пробелы. Однако, правда в том есть, мы с вами действительно сражались: с вашими армиями, с вашими слугами и с вами лично. Было время, когда и я скрещивал с вами клинок, — произнес Лич. — Но стоит ли вспоминать о том, что было столь давно?
— Мертвяки ничего не забывают! — услышал я голос золотокожей девушки. — Не поддавайтесь на хитрые слова этого пройдохи. Они здесь такое устроили. Хотя вы, похоже, этого не понимаете и не видите истинного ужаса, что они сотворили с вашими землями.
Я же решил удостовериться.
— А о чем, твой господин, хочется поговорить? — спросил я.
— Об освобождении и отпущении, — произнес Лич. — Мы все молим вас освободить нас, освободить наши души на волю, дать нашим костям оказаться вне этих подземелий и катакомб, продолжить существование такое, которое даровано нам нашей природой. И он готов обещать вам, что никогда больше не будет претендовать на ваши земли. А если ваши интересы пересекутся, то мой господин отступит, отдав вам все, что вы захотите. Так он просил меня молвить перед вами, — произнес трехголовый.
— И этим речам я бы не доверяла. Эти мертвяки только выглядят тупыми, а на самом деле похитрее многих будут. Не ходите к нему, господин Ардалгор! — нашептывала золотокожая. — Он слишком умен и хитер, а на его стороне тысячи лет опыта. А вы ещё…
— А у меня — я молодец, — выдохнул я.
— У вас нет тысячи лет опыта. У вас вообще ничего нет! Я вижу вас насквозь. Я сначала не понимала, теперь знаю — вы лишь человеческий мальчишка, отпрыск вон той человеческой женщины. И ничего в вас нет: ни силы, ни ума, ни магии. И король лич очень быстро это поймет. Он просто сделает вас одним из своих скелетов. И хитростью добьется снятия всех проклятий. А вы будете скелетиком у него на побегушках: безмозглым и бестолковым. Такая судьба вас ждет, если вы пойдете к личу.
Я взглянул на золотокожую.
— А ты будто не хочешь, чтобы я к нему ходил? — прищурился я. — Что это ты меня переубеждаешь? Боишься, что я что-то узнаю о тебе? — искоса глянул я на нее.
— С кем вы говорите? — тут же переполошился трехголовый.
Я перевел глаза с эльфийки на трехголового лича.
— Прежде чем я дам тебе ответ, — произнес я, — я хочу спросить, слышал ли ты когда-нибудь имя Эльвинель?
Я раньше не думал, что на оскале скелета может проявиться какое-то выражение, вполне осознанное, выражающее столь сильную эмоцию. Хотя, казалось бы, это же просто кость.
— Это эльфийское ничтожество! Это тварь без рода и племени, это прогнившая душонка.
— По сути, пожалуйста, — попросил я.
Скелет ненадолго умолк, будто собираясь с мыслями.
— Да, господин, — произнес он, склонив голову. Притом, это его господин прозвучало так, будто это ругательство, и от моих ушей это не скрылось. — Эльвинель — эльфийская принцесса, убитая, но неупокоенная, не ставшая нежитью. Не захотела она переходить в высшую форму существования. Так и осталась, лишь блеклой душой. Но ваш гениальный ум, ваша величайшая сила удержала ее на этом бренном свете. И с тех пор она служила вам. Вернее, делала вид, что служила. Лишь мешала, сбивала вас в толку, господин Ардалгор. Подавала плохие советы: именно из-за неё вы принялись сражаться с моим господином. Именно из-за неё мы страдаем столько тысячелетий, из-за этой твари с обманчиво невинными глазками, пусть гниют они вечность!