рассказы Бабеля о Конармии – это пасквиль на 1‐ю Конную армию. В рассказах нет ни одного положительного бойца или командира, которому бы подражали другие. Бабель, взявшись писать о Конармии, не мог, не имел права умолчать о том, что эта армия – армия революции, ее бойцы – верные сыны Советской Республики, им дороги свобода и независимость, и поэтому они решительно громили врага» [42. С. 399].
Так, по воспоминаниям Будённого, комиссар Славский поучаствовал в критике Бабеля, которую позже назовут «травлей». Для кого-то это, наверное, станет «тёмным пятном» на его биографии. Впрочем, Ефим Павлович был не из тех, кто приспосабливался к мнению начальства. Значит, и на том собрании, ругая писателя, говорил то, что думал. Для бывших будённовцев Конармия была не литературой, а их жизнью…
Комиссар Ефим Славский. 1926 г.
[Семейный архив Славских]
Летом 1927 года состоялись большие маневры РККА на Кавказе, в которых приняла участие и Особая бригада. Конным маршем кавалеристы вышли из Тифлиса, прошли через Сурамский перевал. Фоном этих маневров стала так называемая «военная тревога двадцать седьмого»: 27 мая того года правительство Великобритании разорвало дипломатические и торговые отношения с СССР. Беспокойно было на границе с Польшей, на Дальнем Востоке. Маневры на Кавказе в этом контексте преследовали демонстративную цель «охладить пыл» затаившегося в горных аулах бандподполья, от которого ожидали возможных выступлений по наущению британско-турецких «засланцев».
В память кавалерийского перехода на маневры Тифлис— Самтредия через Сурамский перевал. 1927 г.
Лицевая и обратная сторона фото.
[Семейный архив Славских. Публикуется впервые]
Вернувшись же в Москву, к месту расквартирования, осенью того же года Особая бригада пережила несколько тревожных дней, находясь в повышенной готовности к возможному подавлению вооруженного мятежа. И теперь уже не в кавказской «глубинке», а в самой столице!
Это были последние содрогания «троцкистско-зиновьевского блока», впрочем, довольно опасные для Кремля. К тому времени Сталин отстранил «левую оппозицию» от большинства руководящих должностей в армии, партийных и хозяйственных органах. И тогда Троцкий и его сторонники решились на открытое выступление, можно сказать, восстание против сталинской линии, которую разделяло большинство в партии.
В сентябре в Москве и Ленинграде ими были организованы нелегальные рабочие сходки, в которых участвовало до 20 тысяч человек, создана подпольная типография, выпускавшая прокламации против «узурпатора Сталина».
В годовщину Октябрьской революции 7 ноября 1927 года оппозиционеры вышли на демонстрации: в Москве под руководством Смилги и Преображенского, а в Ленинграде – Зиновьева и Радека. По воспоминаниям очевидцев, их забрасали «льдинами, картофелем и дровами» и стащили с трибун под крики «Бей оппозицию», «Долой жидов-оппозиционеров!». Попытки захвата боевиками Троцкого административных зданий, телеграфов и так далее – по «рецепту» 1917‐го – были в зародыше «купированы» частями ГПУ. Помощь Особой кавалерийской бригады не понадобилась – и ее командиры, что называется, «выдохнули».
Интересно, что через несколько лет Ефим Славский, никогда не испытывавший особых симпатий к Льву Давидовичу, чуть не пострадает за «связи с троцкистами». Впрочем, это уже будет совершенно новый этап его жизни. А тогда, в 1928‐м, он резко поменял свою судьбу, фактически начав все «с нуля».
Часть третьяПо новой стезе бытия
Глава 1Из полковников в школяры
В одной из киносъемок Славского в пожилом возрасте он проникновенно читает начало стихотворения «Прощание с саблей» полузабытого поэта-романтика XIX века Владимира Бенедиктова:
Прости, дорогая красавица брани!
Прости, благородная сабля моя!
Влекомый стремлением новых желаний,
Пойду я по новой стезе бытия.
Ты долго со мною была неразлучна,
Как ангел грозы все блестела в очах;
Но кончена брань, – и с тобою мне скучно:
Ты сердца не радуешь в тесных ножнах…
При этом Ефим Павлович держит в руках свой знаменитый золочёный палаш с красной звездой в рукояти, именной гравировкой, подаренный ему лично Семёном Михайловичем Будённым по окончании военной карьеры.
Смотря и слушая это, понимаешь, насколько личными через полтора века оказались строчки Бенедиктова для этого человека. Ведь его никто не гнал из Красной Армии – он мог служить и дальше – получить высшее военное образование, выйти в генералы. В конце концов – пойти по политической руководящей линии. Но комиссар Славский осознанно выбирает «новую стезю бытия» – инженера.
В этом повороте – очень много потаенной сути его личности, возможно, одна из разгадок души этого необычного человека – романтика, профессионала, крепкого хозяйственника и государственного деятеля в одном лице.
Несомненно, у крутого поворота в судьбе был весомый внешний «толчок». Сам Славский вспоминает: «В 1928 году ЦК партии принял решение: отобрать квалифицированных рабочих на предприятиях и направить их на учебу, подготовить из них новых специалистов. Так как для народного хозяйства нужны были специалисты – старые занимались саботажем, иногда и вредительством (были даже процессы – Шахтинский, Рамзинский). В том числе и на армию выделили 20 мест. А у нас была одна тысяча коммунистов. В число этих двадцати я попал как парттысячник на получение высшего образования. Однако сначала нас дообразовывали за среднюю школу. Были организованы школы для нашего обучения.
И вот я, великовозрастный комиссар кавалерийского полка, тоже ходил в школу и учился. Таким образом, еще служа в армии, получил среднее образование» [85. С. 16]. В другом месте Славский поясняет, что эта «школа» была организована при Военной академии имени Фрунзе, «экзамены там были довольно примитивные».
Страна находилась на очередном переломном этапе. В том же 1928‐м партия большевиков практически свернула Новую экономическую политику, хотя формально ее и не отменяла. В октябре стартовал первый пятилетний план развития народного хозяйства, был взят курс на индустриализацию и коллективизацию. Все это требовало новых энергичных и при этом грамотных работников – квалифицированных рабочих, инженеров и техников, производственных управленцев. При этом желательно «классово близких» и «политически грамотных» – лучше всего партийных.
В руководстве ВКП(б) понимали – чтобы со временем получить новую технократическую элиту, необходимо сперва «закинуть широкий невод», то есть ликвидировать безграмотность в широких народных массах. А уже получивших среднее или близкое к тому образование нужно срочно и тоже массово вести дальше – в вузы и втузы.
Поскольку одновременно с 1922 года неуклонно сокращался личный состав Красной Армии, которую сперва перевели на милиционную основу, а потом – в систему территориальных округов, то напрашивалась переподготовка красноармейцев.
Копия шашки с гравировкой «Буденновцу Славскому Ефиму Павловичу».
[Портал «История Росатома»]
Еще в 1924‐м вышел «Кодекс законов о льготах и преимуществах для военнослужащих Рабоче-крестьянской красной армии и Рабоче-крестьянского красного флота Союза ССР и их семей». Он, в частности, гласил: «Красноармейцы в свободное от служебных занятий и нарядов время с разрешения начальства могут быть учащимися школ и курсов для взрослых, рабочих факультетов и высших учебных заведений, поступая в них в порядке и на льготных условиях, устанавливаемых народными комиссариатами просвещения союзных республик, с освобождением от платы за ученье» [3].
Напомним, Славский в это время проходил «политзанятия» в горкоме партии. И тогда же понял, что требуется все-таки более систематическое образование – для начала среднее.
«Подготовка новых специалистов превращается в важнейшую задачу всей партии», – декларировалось в резолюции пленума ЦК ВКП(б) в июле 1928‐го. И предписывалось: «Обеспечить дальнейшее повышение рабочего ядра во втузах и техникумах, с тем, чтобы для 1928 года рабочие составляли не менее 65 % общего приема во втузы» [56. С. 22].
А для подготовки к поступлению в них рабочих и их детей следовало организовывать курсы при втузах, через которые в 1926–1927 годах прошел и красноармеец Славский, уже нацелившись на Московскую горную академию.
Примеры подобного кардинального «профперехода» прямиком из военного комсостава в инженеры были, мягко говоря, нечасты – даже в ходе движения «парттысячников». Конечно, были рядовые красноармейцы, кто, отслужив, шли по призыву партии учиться техническим профессиям в вузы и втузы, были, наверное, и полковые комиссары. Однако никто, кроме Славского, не достиг таких командных высот, не остался в истории. Разве что Александр Шереметьев – «неполный» выпускник той же «Горняшки», бывший до этого секретарем партбюро 66‐го стрелкового полка и инструктором политотдела 22‐й стрелковой дивизии. И через должности поммастера – мастера – начальника цеха завода «Электросталь» дослужившийся в итоге в 1957‐м до министра чёрной металлургии СССР, «заработав» два ордена Ленина.
Здесь надо уточнить: никакого жесткого предписания «идти в инженеры» по типу «партия велела» комиссару Ефиму Славскому никто не давал. Возникла возможность, и он ею воспользовался. Разумеется, не без сомнений. Боевые товарищи посмеивались: «Ты что, Ефим, в студенты пойдёшь, в штафирки?»
Альтернативой обучения после получения среднего образования – и залогом дальнейшей – гораздо более «логичной» – военной карьеры была Академия РККА, куда партийного Славского с его боевым, командирским опытом наверняка бы взяли, выскажи он такое желание.
Правда, по его воспоминаниям, медицинская комиссия признала его негодным к дальнейшей строевой службе. При богатырском здоровье будённовца Ефима это было довольно странным вердиктом. Но, очевидно, здесь сыграли свою роль два его ранения. «Я начал сперва скандалить – я же еще молодой – туда-сюда, демобилизуйте, раз так. А потом сам задумался: а кто я такой? Сейчас большой военный начальник, бывший неквалифицированный рабочий – куда я пойду?» – вспоминал он.