1962 г. – удостоен звания Героя Социалистического Труда за разработку и испытания самой мощной в мире 50-мегатонной термоядерной бомбы.
1963–1965 гг. – председатель Государственного производственного комитета по среднему машиностроению СССР (после этого – вновь Министерство среднего машиностроения).
1966 г. – второй орден Трудового Красного Знамени.
1980 г. – присуждена Ленинская премия.
1982 г. – смерть жены Евгении Андреевны.
21 ноября 1986 г. – отправлен в отставку с должности министра МСМ.
28 ноября 1991 г. – скончался Москве, в Центральной клинической больнице.
Некоторые итоги деятельности Е.П. Славского на посту главы Министерства среднего машиностроения с 1957 до 1986 г.:
ядерный арсенал страны, сравнявшись в середине 1970‐х с американским, достиг к 1986 г. 40 тысяч ядерных боеприпасов (ЯБП);
объем промышленной продукции за 30 лет вырос в 36,5 раза, составив 16,6 млрд рублей, из которых 5,5 млрд рублей приходилось на гражданскую продукцию;
объем строительно-монтажных работы вырос в 5 раз – до 2,7 млрд рублей;
обогатительные мощности превысили 40 % от мирового уровня;
производство плутония и обогащение урана выросло соответственно более чем в 12 и в 127 раз;
было построено 246 атомных подводных лодок с реакторами, спроектированными в МСМ, а всего 441 реакторная установка для флота общей мощностью 90 Гвт;
на космических аппаратах работали более 30 ядерно-энергетических установок;
мощность АЭС на территории СССР достигла 37 ГВт – вырабатывавших более 215 млрд кВтч;
производство особо чистого золота (пробы 99,99) предприятиями Минсредмаша достигло показателя более 50 тонн в год;
78 % работников отрасли имели отдельные квартиры.
Заслуги Ефима Павловича Славского были по достоинству оценены государством: тремя из десяти орденов Ленина он был награжден за работу на предприятиях Наркомцветмета (1942–1945 гг.), остальные ордена Ленина он получил за работу в Минсредмаше. Е.П Славский стал трижды кавалером «Золотой Звезды» Героя Социалистического Труда, был награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Октябрьской Революции, орденом Отечественной войны I степени, медалью «За трудовую доблесть», а кроме того, орденами и медалями ГДР и ЧССР.
Славский – дважды лауреат Сталинской премии I степени, Ленинской премии и Государственной премии СССР.
Памятники и бюсты Ефиму Павловичу Славскому установлены на его родине в Макеевке, на площади перед проходной завода «Электроцинк», во Владикавказе, в Усть-Каменогорске (Казахстан), в Краснокаменске (Читинская область) в Москве перед зданием госкорпорации «Росатом». Памятные стелы Славскому имеются во множестве других городах и курортах, которые он строил. Его имя носят улицы, набережные, парки и скверы. В Москве имя Е.П. Славского присвоили короткой неприметной улице в Москворечье-Сабурове.
Часть перваяДонецкие истоки
Глава 1В родные пенаты
В эту поездку он собрался, как привык за всю жизнь, быстро и энергично. Но и с особым чувством: ведь он ехал на свою малую родину – в шахтерскую Макеевку, где не был уже десять лет. Скоро ему стукнет девяносто, он два года как на пенсии. И вот на юбилей порадовали земляки – пригласили на открытие его бюста в центре города. От волнения Ефим Павлович забыл прицепить к пиджаку три звезды Героя Соцтруда – оставил дома в наградных футлярах. Но и без них «иконастас» орденов и медалей на груди впечатлял.
До Донецка из Внукова долетели быстро за разговорами и воспоминаниями. Летели с новым замминистра Юрием Тычковым, с секретарем парткома Виталием Насоновым, председателем профкома Еленой Назаровой. Сперва планировали большой делегацией на министерском самолете, но у того оказались более важные полетные задания, чем возить бывших министров на юбилеи. Пусть и такие знаковые…
В аэропорту уже ждала обкомовская черная «Волга». То, что встречал не первый, а второй секретарь, не удивило и не расстроило. Понимал: он теперь не министр, а всего лишь пенсионер, хоть и «всесоюзного значения». Перестройка на Украину, особенно на рабочий Донбасс, доходит с некоторым отставанием, но все же доходит. И такие, как он, «зубры» – не самые модные ныне персонажи. О прохладном, мягко говоря, отношении к нему нынешнего генсека и других «прорабов перестройки» в партийных кругах не знает только ленивый: в Киеве и местном обкоме все взвесили… Да и сам здешний первый, как говорят, на волоске висит – вот-вот снимут: до встречи ли ему московского «бывшего»? Хорошо, хоть не референта позвали, а впрочем, кой чёрт разница! Он едет на родину… На ро-ди-ну!
«Волга» доставила в Макеевку с ветерком – за полчаса не успел даже толком рассмотреть родные просторы с нагромождением терриконов и отвалов. Весенний ветер из открытого окошка доносил, волнуя и пьяня, родной дух зацветавшей степи с чуть уловимым и тоже родным привкусом угольной пыли.
В гостинице лишь наскоро пообедали, обменявшись дежурными фразами со встречавшими. И тут же: нет-нет, спасибо – позже пообщаемся – сейчас поеду, свое детство проведаю. Отпустил обкомовскую «волжанку» с секретарем, к его полному удовольствию, и на приданной ему уже макеевской машине полетел с двумя средмашевцами на Красную улицу на окраине – в ту, старую Макеевку – поселок, где родился за два года до начала ХХ столетия, откуда вышел в жизнь.
Там, в бывшей деревеньке, а ныне городском районе, произошли тогда у бывшего министра радостные и грустные встречи с родственниками – Славскими и Патанами – по второму мужу его матери. О приезде Ефима Павловича были уже наслышаны и встречали, что называется, хлебом-солью. А точнее – традиционным борщом, салом, стаканчиком горилки. От борща отказался, а стаканчиком родичей уважил. Выяснилось, что одному из родственников нужна медицинская помощь в Москве – обещал помочь.
Пока сидел в просторной горнице у внучатой племянницы, в хату набились люди: на Славского приходили «подывытися» соседи с детьми и внуками. Ослабевший слух «патриарха» все же улавливал в почтительном шепоте: «Секретный министр». Ефим Павлович улыбался: что земляки еще знают о нем? Шутки и смех застолья с острым донецким словцом под тост – все почти как всегда: здесь он свой. Но тут же и грусть: из тех, кого помнил смолоду, почти никого не осталось – пережил он всех сверстников!
Родовая хата-мазанка, к которой подъехали по проселку, еще стояла, но уже на одном честном слове: остались лишь стены. Поддерживать их было уже некому – того и гляди, завалятся совсем. Посмотрел из окна авто, выходить даже не стал, чтобы не расстраиваться больше. Просить родственников восстановить? Все трудятся не покладая рук: когда им еще руинами заниматься?! А обратиться в горисполком, в горком… Не любил он этого. Если для дела что просить, а чаще требовать, выбивать – тут уж без сантиментов. А для себя… Не было у него никогда – ни личного автомобиля, ни личной дачи. Если решат в Макеевке, что надо, – сами восстановят без его просьб!
Номер газеты «Макеевский рабочий» с сообщением об открытии бюста Е.П. Славского. [Портал «История Росатома» http: //elib.biblioatom.ru]
Примчался посыльный, запыхавшись, сообщил нервно, что ждут его уже в гостинице на ужин секретари горкома и исполкома, приехал и «первый» из Донецка, даже кто-то из Киева пожаловал. Улыбнулся опять: все же нашли время в республике для старика – опомнились, решили почтить «по высшему разряду».
Делать нечего – вернулся в гостиницу к богато накрытым столам. Поговорили – и о развитии области, и о новых и брошенных шахтах, и о том, что в мире делается. Меньше и осторожнее о «перестройке» и «гласности». Многим уже с тревогой виделось, что ведет эта генеральная линия партии куда-то не туда. Вот и на Украине зашевелились, начали откуда-то вылезать – пока исподволь – националисты-«руховцы». По старой аппаратной привычке придерживали языки на скользкую тему.
Дом на улице Красной в Макеевке, где родился Е.П. Славский и жила его семья. [Портал «История Росатома»]
А когда разъехались секретари, захотелось Ефиму Павловичу продолжить вечер. Посидели они еще в номере с коллегами под изъятую со стола бутылочку и закуску, попели застольных русских, украинских, казачьих песен, которых он знал великое множество и любил «спивать» своим сильным голосом. Здесь, на родине, он словно скинул пару десятков лет – еле уговорили его спутники пойти спать в два часа: завтра такой ответственный день!
Но полночи еще ворочался бывший глава Средмаша, вспоминая весь тот день и прожитую жизнь. А в раскрытую форточку веяло степным макеевским детством…
Глава 2Воля казацкая, доля шахтерская
Как сегодня над степью донецкой
Снова свист-пересвист молодецкий.
Голосят трубачи по излогам,
Завивается пыль по дорогам.
А по ним да во мгле полуденной —
То ли старый Богун, то ль Будённый.
Только стяги, да ветер, да слава,
Красногривая стелется лава.
Будто вижу – летят эскадроны,
А вдали, как холмы, терриконы.
Это отрывок из стихотворения Николая Тряпкина, положенного позже на музыку, изредка передавали по радио, и Ефиму Павловичу она запала в душу удивительным созвучием его характеру и судьбе.
Человек становится собой, неосознанно вбирая в себя прошедшие века и нравы отчего края. А непосредственные детские и отроческие впечатления остаются с ним на всю жизнь, иной раз определяя выбор на жизненных развилках. Вот и для Славского – большого человека большой страны – его малая донецкая родина всегда оставалась душевным «маячком». А с другой стороны – оселком, на котором выправил он свой характер и миропонимание.
Ефим родился в Макеевке, уже переставшей быть провинциальным казачьим и купеческим поселком, но еще не ставшей прославленным промышленным центром горняцкого Донбасса. К концу XIX века этот спутник Юзовки – будущего Донецка – уже имел не столь уж малую историю, свой стиль и «гений места».