а обогатительную фабрику вольфрамовых рудников. При этом сама Евгения Андреевна оказалась сперва в эвакуации в Ейске, откуда добралась потом на Алтай.
Яков Щедровицкий вспоминает о том, как война пришла в Запорожье: «На заводе было заблаговременно построено бомбоубежище, забронированы от мобилизации основные кадры, существовал план действий по воздушной тревоге. С 22 июня 1941 г. события развивались бурно. Уже в первых числах августа эвакуируются семьи работников ДАЗа в Ейск (Краснодарский край).
Славский появлялся умытым, побритым, в галстуке; вытирал пыль со стола, следил за очинкой карандаша; на связи с Москвой по ВЧ не показывал волнения» [40. С. 7].
Все начало августа шли оборонительные бои в окрестностях Запорожья. А 18 августа 9‐я и 14‐я танковые дивизии вермахта прорвали оборону советских войск на узком участке фронта, выйдя к плотине Днепроггэса и создав плацдарм на острове Хортица.
И в этот же день вышло секретное постановление ГКО СССР об эвакуации днепровских алюминиевого, магниевого и электродного заводов.
Здесь надо прямо сказать: оно было бы физически невыполнимо, если бы не героизм защитников города, «подаривших» для эвакуации более полутора месяцев. А также если бы такие директора заводов, как Славский, не продумали заранее демонтажные работы и эвакуационные планы, причем скоординировав их между собой. Повезло и в том, что немцы надеялись захватить заводы целыми, иначе накрыли бы массированными бомбардировками.
Правый берег в районе Запорожского трансформаторного завода защищали артиллеристы батареи 16‐го зенитного полка ПВО. Из единственного оставшегося орудия били по немецким танкам прямой наводкой. В это время на левом берегу в районе проспекта Металлургов немецких десантников сбрасывали в Днепр бойцы истребительных батальонов и ополченцы. А через мосты, соединявшие Хортицу с двумя берегами, на восток в страшной давке ломились военные и гражданские…
Взорванная плотина Днепрогэса. Фото с немецкого самолета.
[Из открытых источников]
Оборонявшиеся на Хортице подразделения Красной Армии, выполняя приказ Ставки, переключили генераторы ГЭС на «самосожжение». А вскоре раздался мощный взрыв: заложенным динамитом был разрушен участок плотины Днепрогэса. Из водохранилища вниз хлынула мощная волна, смыв несколько немецких переправ, потопив немало вражеской силы, сидевшей в плавнях. Позже некоторые «свидомые» украинские писатели станут разгонять страшную сказку о «запорожском цунами», которым-де «циничное большевистское командование» смыло в тот день не только близко находившиеся немецкие подразделения, но и якобы сто тысяч (!) мирных жителей вместе с огромным количеством их хат и домашнего скота. Историки давно опровергли этот бред, но он продолжает тиражироваться до сих пор на разных, в том числе российских, интернет-сайтах.
Отряды народного ополчения под руководством городского штаба, бойцы истребительных батальонов, отряды чекистов и милиции до 21 августа держали оборону, пока на подмогу не пришли части Красной Армии. И после этого еще 45 суток совместными усилиями сдерживали наступательный порыв гитлеровцев, дав необходимое время для эвакуации заводов. Третьего сентября части 274‐й стрелковой дивизии 12‐й армии вместе с ополченцами под прикрытием танков форсировали Днепр и в жестоких трехдневных боях уничтожили вражескую батарею на Хортице. После этого артобстрел заводов и города, о котором вспоминал Славский, несколько поутих, предоставив дополнительные шансы «эвакуаторам».
Это была поистине героическая эпопея. После взрыва плотины ГЭС уровень воды в Днепре упал ниже труб насосной станции, но рабочие цеха водоснабжения «Запорожстали» умудрились соорудить насосную станцию на плоту, откуда шла вода в город и на предприятия. Немцы постоянно били по ней, но за ночь насосы восстанавливали.
В сентябре из Запорожья каждые сутки уходили на восток по 620 вагонов, а в некоторые дни – и все 900. Были вывезены 22 завода союзного значения, 26 предприятий легкой и пищевой промышленности. Кроме того, эвакуированы запорожские вузы, Театр имени Заньковецкой, Кинофильмофонд, часть областного краеведческого музея и многое другое. Запорожские железнодорожники героически, нередко жертвуя жизнью, «сбивали» в сцепки по нескольку составов, которые уходили из города в основном ночью.
Немцы, получая подкрепления, давили на город все сильнее. В начале октября стало ясно, что его не удержать. Сумбурно, но ярко Яков Щедровицкий в своих воспоминаниях передает нервную обстановку того времени на Днепровском алюминиевом заводе:
«В начале октября немцы и румыны подошли к Днепру. Кто-то поджег заводоуправление и склад. Начальство работает и ночует в конторе электролизного цеха. Славского вызывают в штаб Южного фронта; для помощи в эвакуации завода временами появляется адъютант командующего фронтом… Нервничает довольно молодой сотрудник «органов», прикрепленный к заводу. Возможно, по его наущению был подожжен смолопек в хранилище электродного цеха. Дым потянуло через сборную трубу цеха. Казалось, цех работает. С правого берега фашисты в определенные часы дня били по заводу и этой трубе осколочными минами.
Начальник железнодорожного цеха Степанченко после двух пристрельных снарядов не спрыгнул с паровоза, приехавшего за трансформатором, и был убит прямым попаданием. А слишком смелая медсестра не спеша брела под постукивание осколков…
Заместитель директора Дашевский запаниковал, принял решение «смываться» на грузовиках. Маленькая колонна добралась до некой ж.-д. станции, которую как раз в этот час бомбила немецкая авиация. Здесь получили приказ вернуться.
Днепропетровск, эшелоны с техникой. 1941 г.
[Из открытых источников]
Славский и Гайлит (Андрей Гайлит – прибывший из Москвы главный инженер Главалюминия Наркомата цветной металлургии СССР. – А.С.) были на заводе, взятом под охрану коммунистами соседней Запорожстали. Дашевский у трибунала не попросился на фронт, был отправлен на Урал с заключенными в открытых полувагонах и в ноябре погиб. Директора завода ферросплавов Филатова за поджог трансформаторов трибунал отправил в штрафную часть, но он выжил и стал орденоносцем…
В двадцатых числах октября, перед отправкой последних вагонов с оборудованием и людьми Славского и Гайлита вызвали в Москву. Оставшиеся «ликвидаторы» обходили опустевшие квартиры. В квартире Славского заметили картонный ярлык: «Е.П. Славскому был вручен подарок как бойцу Конной армии» [40. С. 7–8].
Что за таинственный «картонный ярлык»? Не оставшаяся ли упаковка подаренного Будённым палаша? С самим клинком Славский, конечно же, не расстался.
Славский навсегда покидал Запорожье, но не кровно родной теперь алюминиевый завод. Он уже знал, что восстанавливать его придется на Урале. Он ехал в Москву через страну, охваченную великой войной, и сердце снова рвалось на фронт. Умом прекрасно понимал, что ему откажут, но попытку он все же предпримет.
Первопрестольная была не похожа сама на себя: с затемненными, крест-накрест заклеенными окнами, серебристыми, похожими на огромных рыб аэростатами в небе, с надрывным воем сирен воздушной тревоги. Посеревший осунувшийся город готовился к обороне. Москвичи от мала до велика с утра выходили на рытье траншей. Паникеров наравне с диверсантами и бандитами чекисты и милиционеры тихо «шлепали» без суда и следствия по московским дворам. Из Москвы бежали поодиночке и эвакуировались целыми учреждениями.
Из воспоминаний Е.П. Славского: «Приехал в Москву, она полупустая, настроение ужасное. Пришел в ЦК к своему шефу, заведующему отделом черной и цветной металлургии Ивану Васильевичу Архипову. Стал проситься отправить на фронт. И теперь, говорю, давайте пойду воевать, поскольку я – вояка бывший и в Гражданскую воевал, в армии был. Он позвонил Ломако в Свердловск. Тогда уже все основные наркоматы были эвакуированы в Куйбышев, а наш – цветной металлургии – в Свердловск. Ломако категорически потребовал: «Немедленно направь его ко мне заместителем, так как он утвержден в ЦК замом моим по алюминиево-магниевой и электродной промышленности». И я полетел в Свердловск. А что делать?» [29. С. 10].
Из нового, еще недостроенного аэропорта Внуково самолет уносил его и еще нескольких специалистов ДАЗа вместе с новыми сотрудниками с Волховского алюминиевого завода за «Камень», как звали издревле на Руси Уральский хребет.
Глава 4Крылатый металл – фронту!
Свердловск встретил холодной осенней моросью на грани снега. Машина быстро докатила до жесткой многоэтажной коробки Дома промышленности, где располагался теперь наркомат. Ломако оказался в командировке на строящемся УАЗе – Уральском алюминиевом заводе, и Славский сам поехал устраиваться в гостиницу «Большой Урал».
Здесь, хотя и в глубоком тылу, напряжение и какая-то особая нервозность чувствовались во всем. В гостинице, несмотря на высокую должность прибывшего, возникла сперва заминка с номером – сказывалась неразбериха с толпой командированных и эвакуированных.
Наутро Ефим Павлович уже сидел на утренней планерке у наркома, вернувшегося из Каменск-Уральского. Ситуация с расширением Уральского алюминиевого, а фактически строительством нового завода складывалась, мягко говоря, непростая. Предстояло за два месяца практически в чистом поле смонтировать вывезенное из Запорожья и Волхова оборудование, соединив его в цепочку с уже работавшим УАЗом, подключив к ТЭЦ, мощности которой явно не хватало для такого расширения.
Из воспоминаний Е.П. Славского, записанных Р.В. Кузнецовой: «Алюминиево-магниевая промышленность в начале войны состояла из одного маленького, тогда еще только строившегося Уральского алюминиевого завода. Из четырех заводов остался он у нас один. До войны работали Волховский, самый большой – Днепровский, потом в Кандалакше на Севере и на Урале строился, но уже выпускал 20 тысяч тонн алюминия в год. Вот у нас и осталось эти 20 тысяч тонн всего производства на Урале, в то время как до войны мы были на уровне. Магниевая промышленность представляла собой еще меньший заводик, выпускавший, по сути дела, электроды из так называемой анодной массы для электролизеров для электролитических ванн. И все это называлось промышленностью».