Курчатов еще весной сорок шестого под большим секретом (советские газеты об этом молчали, но Берия счел не лишним ознакомить высший эшелон участников Атомного проекта) показал Славскому сделанные нашими разведчиками фотографии последствий бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. На них были страшные картины тотального разрушения; тени на стене, только и оставшиеся от живых людей.
Ефим Павлович невольно примерял эти чудовищные образы к Москве и внутренне содрогался: надо любой ценой успеть сделать свою бомбу. И не одну – чтобы там в Вашингтоне навсегда заткнулись, оставив даже думки о ядерном нападении! Он, кавалерист и металлург, волею судеб вновь оказался на переднем крае. И не имеет права ударить лицом в грязь…
Мысли его плавно перекинулись на родную Макеевку, где он не был уже четверть века. Чувство вины, как всегда, кольнуло под ложечку: мать вот жива – шлет ему большие письма, а он лишь короткие записки и периодически материальную помощь… Недавно умер брат, а другой погиб на войне, сестра с мужем где-то на Дальнем Востоке. Макеевка с трудом восстанавливается после боев – голодно и бесприютно там сейчас. Заехать бы хоть на пару деньков! Да, где там – с его нынешним статусом свободные передвижения по стране «заборонены».
Славский тяжело вздохнул и взглянул на жену. Та, как всегда, сердцем поняв состояние мужа, молча пожала его большую руку. «Борода», сидевший рядом с шофером, искоса наблюдая эту сценку через зеркальце заднего вида, озорно улыбнулся, но тотчас нахмурился, нетерпеливо забарабанив пальцами по ручке двери трофейного «опеля».
Редкие дни и часы семейного отдыха Славских сокращались до минут. Евгения Андреевна интуитивно чувствовала и по отрывкам фраз мужа понимала, что ему вскоре предстоит некое сложное и ответственное задание по новой работе. И будет оно отнюдь не в Москве. Сам Ефим Павлович тоже это понимал, безошибочно угадывая, что вскоре пошлют его вновь на Урал. Только несколько южнее, чем в войну. Славского ждал новый – «атомный фронт».
Супруги Славские с дочерьми Мариной и Ниной.
[Семейный архив Славских. Публикуется впервые]
Глава 2Котлован у озера
«Фронтов», как и в Великую Отечественную, в Атомном проекте было несколько. На одном – «урановом» – в Средней Азии и по всей стране, куда добирались геологи, действия шли уже несколько лет. Научная и технологическая битвы кипели в институтах, лабораториях, на предприятиях в разных точках страны. «Учебное сражение» развернулось в вузах, срочно создававших новые и расширяя старые кафедры, под экстренный набор будущих математиков, физиков и химиков.
Возникли и «фронты» с четкой географической привязкой к новым секретным «атомным городам». И если в монастырском Сарове после того, как там разместилось КБ-11, ставшем «Базой-112» (Горьким-130, Кремлёвом, Арзамасом-16) – битва шла в основном научно-техническая – инфраструктура худо-бедно существовала. – то при создании другого главного секретного города атомной промышленности – «Базы-10» (он же Челябинск-40, Челябинск-65 и Озёрск) – пришлось «сражаться» ещё и с суровой природой, создавая в уральской тайге всю инфраструктуру практически с нуля.
Все другие «атомные города», включая близкий к Озёрску Снежинск и «дублирующий» Красноярск-26, который выстроили в недрах скалы, сооружались тоже «по-фронтовому» ударно, но все же не столь фантастическим трудом и напряжением. Никто точно не знал, сколько у страны времени до того, как на Потомаке решат, что у них уже достаточно сил и смелости, чтобы обрушить на Советский Союз ядерный удар.
Славский к этому времени уже хорошо представлял диспозицию начавшегося штурма «атомной крепости». Например, что компоненты для бомбы можно было получить тремя способами. Первый – в виде плутония-239 после облучения урана в атомном реакторе. Второй – в виде урана-235, полученного электромагнитным методом. Третий – в виде того же урана-235, но выделенного газодиффузионным способом. Для этого требовались три разных завода с соответствующей инфраструктурой.
Поскольку не было известно, на каком из путей быстрее и вернее ждет удача, в Спецкомитете решили идти по всем этим дорогам сразу. Почти одновременно с «Базой-10» под Кыштымом с первым промышленным ядерным реактором началось строительство завода № 813 (Свердловск-44, ныне г. Новоуральск) с газодиффузией, а несколькими годами позже – завода № 814 (Свердловск-45, ныне г. Лесной) под электромагнитный способ наработки урана-235.
Но истинным «первенцем» атомной промышленности, самым главным, как бы «центровым» (и в итоге, заметим, решающим) для создания первой советской атомной бомбы стал именно уран-графитовый реактор на заводе № 817 – нынешнем комбинате «Маяк», с которым судьба тесно связала Ефима Славского. При этом история рождения и «младенчества» комбината оказалась самой драматичной из всех.
«Зачатию» предшествовали муки выбора. До начала геодезических изысканий были четко определены требования к промплощадке. Место должно было быть по соображениям секретности «глухим» – вдалеке от крупных городов, больших транспортных артерий. При этом в относительной близости требовалось наличие железнодорожной магистрали, к которой можно было бы «пристегнуть» отходную ветку. А также линия электропередачи, от которой сделать «отвод». Кроме того, необходим был большой водоем для прямоточного охлаждения активной зоны реактора. При этом учитывался, насколько возможно было, и «экологический» фактор, хотя такого слова еще даже не знали. Во всяком случае, ядерные отходы не должны были попадать в гидросистему, питающую крупные города.
Рассматривали три места, все на Урале. Первое – в нескольких километрах ниже верховья реки Уфы. Но там пришлось бы строить плотину и отдельно копать немалый котлован для искусственного водохранилища. Другое – возле озера Чебаркуль, всего в трех километрах от железнодорожной станции Кисегач. Однако вблизи в поселке Чебаркуль работал авиаремонтный завод, который пришлось бы передвигать, чему категорически воспротивились в ГКО.
Кыштым. Фото С.М. Прокудина-Горского. 1909 г.
[Из открытых источников]
Победила третья «локация» – в Челябинской области, в районе озер Кызыл-Таш, Иртяш и еще целого каскада девственных озер, связанных с рекой Теча. Вверху в отдалении располагался «металлургический городок» Касли, внизу – раскинулся городок Кыштым. Сбоку – не так далеко проходила «железка» Кыштым-Аргаяш. А вокруг – глухая уральская тайга.
Место, это как считается, выбрал лично Авраамий Завенягин после многомесячных интенсивных поисков, в результате которых геодезисты исходили по тайге сотни километров. А также после тщательного исследования розы ветров, что было немаловажно при сугубой опасности производства. Буквально «на ходу» пришлось произвести «рокировку» расположения комбината и будущего поселка-города из-за нюансов той же розы ветров. Промплощадка изначально должна была быть привязана к озеру Иртяш, а поселок – к озеру Кызыл-Таш. В итоге «переиграли» наоборот, определив поселение с подветренной стороны.
Площадку для завода № 817 (другое имя – «База-10») утвердили 21 декабря 1945 года постановлением СНК СССР № 3007—697сс. Последние литеры означали «совершенно секретно».
Озерный край. Фото первостроителей поселка при комбинате № 817.
[Портал «История Росатома»]
Авиации запрещался пролет над стройплощадкой. Вводилась периодически меняющаяся система условной географической привязки и названия строящегося объекта. Она была двойная: одно имя и «локация» для взаимодействия с местными органами власти и организациями, другие – для переписки со всеми предприятиями и НИИ, участвующими в проекте, а также центральными советскими учреждениями. Отдельные наименования «воинской части» использовались в приказах, идущих по армии. Так, территория, где строился завод № 817, с конца 1945 года входила в состав Кыштымского района Челябинской области. Однако в начале 1946‐го район был переименован в Кузнецкий. В несекретной же переписке объект именовали «войсковая часть 04219».
Постановлением Совета Министров СССР от 9 августа 1946 года № 1736—755сс строящие заводы № 817 и 813 были переданы под войсковую охрану МВД.
Но еще ранее – 24 апреля 1946 года – уже с опосредованным участием Славского был утвержден генплан строительства. Комбинат поначалу должен был состоять из двух заводов: «А» – реакторный, с дублирующей установкой; и «Б» – радиохимический. В последнем плутоний на трех параллельных технологических линиях должен был в несколько этапов извлекаться из урана, облученного в реакторе «А». Облученные урановые блочки по технологической схеме автоматически транспортировались с завода «А» под землей.
При этом все основные участки радиохимического производства требовалось полностью автоматизировать из-за особой их радиационной опасности. К двум основным заводам прилагался цех водоподготовки и водоснабжения с насосными станциями и отстойными прудами.
В генплан входили также вспомогательные объекты: электроподстанция на 10 МВт; большая исследовательская лаборатория; ремонтные мастерские и некоторые другие объекты.
В девяти километрах от комбината закладывался жилой поселок на 1300 человек с семейным жильем, поликлиникой, амбулаторией, клубом и соцкультбытом.
Чуть позже основное производство решено было дополнить третьей частью – химико-металлургическим заводом «В», на котором собирались уже в металле детали атомной бомбы. Внутри этой схемы в итоге появилось гораздо больше узкоспециализированных заводов.
Работа закипела еще до утверждения генплана – уже в конце сорок пятого: Берия, на которого давил Сталин, не «заморачивался» бюрократической «логистикой» утверждений – времени на раскачку не было.
Изыскатели забили первый колышек на месте расположения будущего реактора 24 ноября 1945 года. А еще ранее – в октябре – сюда начали привозить первых строителей – заключенных местных лагерей и вольнонаемных специалистов. Зэков командировали сюда не всех подряд, а тех, кто прежде работал на стройках.