Указ Президиума Верховного Совета СССР от 29 октября 1949 г.
[Портал «История Росатома»]
Во множестве публикаций Игорю Васильевичу Курчатову приписывают воспоминание, больше похожее на байку. Оно относится к награждению триумфаторов Атомного проекта, которые-де в случае неудачи в конце августа 1949‐го были бы неминуемо расстреляны или посажены.
«Берия вытащил из своего хранилища какое-то номерное дело, в котором оказались списки всех участвующих в оружейном проекте – по всем ведомствам. Против каждой фамилии была проставлена мера наказания – от расстрела до нескольких лет лагерей…. Вот так, – смеясь, сказал Берия, – по этим спискам мы никого не пропустим и одновременно легко и оперативно определим меру вознаграждения каждому».
Возможно, конечно, что подобная бумажка действительно у него существовала с самого начала проекта, а не была составлена уже после 29 августа «смеху ради» (Лаврентий Павлович любил подобные шутки). Но и в таком случае она, скорее всего, была не более чем «пугалкой» – на случай: как мы уже говорили, «Хозяин» не позволил бы уничтожить главные «головы» Атомного проекта за первую неудачу, тем самым обезглавив сам проект. Поставить к стенке или отправить на Колыму могли прорабов стройки, руководителей среднего звена, рядовых инженеров и техников, офицеров безопасности (и сажали и ставили), но никак не «голову». А наводить для пользы дела страху умели и Сталин и Берия – тут уж не поспоришь.
Широко известными стали слова И.В. Сталина, сказанные на приеме в Кремле во время вручения правительственных наград Ю.Б. Харитону: «Если бы мы опоздали на один-полтора года, то, наверное, испробовали бы этот заряд на себе…» И это ближе к правде.
К тому времени у американцев было уже около 200 атомных бомб и достаточное количество носителей – тяжелых бомбардировщиков B-50. Создавались палубные бомбардировщики, способные взлетать с атомными бомбами с авианосцев. СССР во этом смысле сильно отставал, преодолевая отставание сильным напряжением сил.
Единственный наш дальний бомбардировщик Ту-4 имел дальность полета всего 5000 километров, поэтому должен был базироваться вблизи границ со Штатами, что увеличивало риск поражения аэродромов, как 22 июня 1941 года.
Вместо отказавшегося Туполева за разработку отечественного стратегического бомбардировщика взялся Мясищев. И создал свой М-4, вошедший в строй уже после смерти Сталина. Однако Иосиф Виссарионович принял стратегически верное решение, сделав главную ставку в атомном противостоянии с Америкой не на самолеты, а на ракеты, которые практически так же ударно, как и атомную бомбу, разрабатывал на основе трофейной «Фау-2» Сергей Королев сотоварищи. Под ракетный проект в 1946‐м был создан Комитет № 2 – позже Второе Главное управление (ВГУ) при Совмине СССР[3].
В 1950‐м для выполнения распоряжения Сталина о создании вокруг Москвы системы ПВО, «непроницаемой» для любого вражеского самолета, было образовано ТГУ— Третье Главное управление при Совете Министров СССР.
Сталинская государственная машина работала четко и продуманно – на многие годы вперед. Потому что не только «кошмарила» конструкторов и ученых, но и опиралась на их ум, знания, доверяла им будущее страны. Три главных управления при Совмине в дальнейшем стали базой для создания Комиссии по военно-промышленным вопросам при Совете Министров, объединившей весь ВПК, а их прямыми наследниками выступили три головных оборонных министерства: Министерство среднего машиностроения (МСМ), Министерство общего машиностроения (MOM); Министерство радиотехнической промышленности (МРТП).
Несмотря на все усилия американских «кураторов» в пост-перестроечное время, эту выверенную систему не удалось разрушить до основания. И меньше всего разрушения коснулись Минсредмаша – «Средней Маши», как шутливо и любовно звали свое министерство атомщики. Но об этом речь впереди. Пока же перед страной по-прежнему остро стояли две главные задачи физического выживания: создание средства доставки ядерных зарядов на американский континент и создание своего атомного арсенала – сначала бомб. Сравнимых по количеству и лучших по качеству, чем у США.
Термоядерный взрыв РДС-6с.
[Из открытых источников]
Пока «База-10» по налаженной технологии исправно отправляла новые плутониевые полусферы в Саров, где из них собирали новые копии атомного «первенца», в тамошнем КБ-11 разработали бомбу РДС-2 с улучшенным имплозивным вариантом заряда – почти втрое более легкую и компактную, чем первая, при этом почти вдвое мощнее, что показали испытания 24 сентября 1951 года. А следом и РДС-3, впервые сброшенную на полигон из бомболюка самолета.
А 12 августа 1953 года мы впервые «в атомной гонке» опередив американцев, испытали под Семипалатинском первую в мире водородную бомбу РДС-6с («Слойка»), разработанную по конструкции Андрея Сахарова. Но Иосиф Виссарионович этой победы уже не увидел…
В «перестроечное» и постсоветское время появились публикации, в которых всерьез муссировалась версия, будто Берия после смерти Сталина, чувствуя, что под ним зашаталось кресло, собирался-де отдать приказ доставить водородную бомбу в Кремль. Чтобы собрать в «палатке» у Царь-пушки (!) и шантажировать своих политических противников термоядерным взрывом.
Налицо густая бредовость этого анекдота, пущенного в оборот якобы академиком Александровым и косвенно использованного главным тогда врагом Берии – Маленковым. Он в своей «обвинительной речи» против Лаврентия Павловича на пленуме ЦК КПСС в июле 1953‐го поставил ему в вину, в частности, что тот «без ведома ЦК и правительства принял решение организовать взрыв водородной бомбы». На это можно сказать лишь одно: если бы во главе Спецкомитета стоял не Берия, а деятели вроде Маленкова и Хрущёва, то Атомный и Водородный проекты затянулись бы на десятилетие, а то и вообще пошли бы прахом.
«Стоимость проекта, включающего возведение целых городов и невиданных доселе заводов, растянувшихся на многие мили, небывалая по объему экспериментальная работа – все это, как в фокусе, сконцентрировано в атомной бомбе. Никакая другая страна в мире не была бы способна на подобную затрату мозговой энергии и технических усилий», – написал в 1945 году физик Генри Смит в своей книге «Атомная энергия для военных целей» [135. Р. 348].
Эту книгу сразу перевели в СССР, ее с интересом изучили Курчатов, Хлопин, Харитон и другие ведущие участники Атомного проекта. Ознакомился с ней и Берия, скорее всего, посмотрел и Сталин. А потом советские атомщики сделали невероятное, с точки зрения американца. Отстав лишь на четыре года.
Академик Ю.Б. Харитон вспоминал на склоне лет: «Было нелегко и позже. Но этот период по напряжению, героизму, творческому взлету и самоотдаче не поддается описанию. Только сильный духом народ после таких невероятно тяжелых испытаний мог сделать совершенно из ряда вон выходящее: полуголодная и только что вышедшая из опустошительной войны страна за считаные годы разработала и внедрила новейшие технологии, наладила производство урана, сверхчистого графита, плутония, тяжелой воды» [86. С. 298].
Среди участников создания советского атомного и водородного оружия были люди с разной судьбой, разных национальностей, с различными взглядами на мир. Петр Леонидович Капица, «выпавший» на раннем этапе из Атомного проекта, инициировал ссору с Берией. Это были его позиция и его выбор.
Аттестационный лист личного дела Е.П. Славского.
[Портал «История Росатома»]
Андрей Дмитриевич Сахаров, придумавший конструкцию водородной «слойки», через двадцать лет стал «пацифистом» и диссидентом. Впрочем, и тогда он признавал: «Я играл очень активную роль в этой большой коллективной работе, в которой принимало участие огромное количество людей – и чрезвычайно инициативных, и прилагавших огромные усилия. Я тоже прилагал огромные усилия, потому что считал: это нужно для мирного равновесия. Я и другие думали, что только таким путем можно предупредить третью мировую войну. Конечно, с тех пор мои взгляды эволюционировали. Но в этом основном пункте, я считаю, моя позиция – в тот период, в той исторической ситуации – была оправданна» [115. С. 75].
А с другой стороны, были не менявшие своих позиций Игорь Васильевич Курчатов, Юлий Борисович Харитон, Яков Борисович Зельдович, Игорь Евгеньевич Тамм, Георгий Николаевич Флёров, Анатолий Петрович Александров, Виталий Григорьевич Хлопин, Андрей Анатольевич Бочвар, Кирил Иванович Щёлкин, Николай Антонович Доллежаль, Евгений Иванович Забабахин, Лев Андреевич Арцимович, Абрам Исаакович Алиханов, Николай Николаевич Боголюбов…
Перечислять этих ученых, героев Атомного проекта можно еще долго. И среди них в первом ряду не физик, а инженер и организатор Ефим Павлович Славский, потрудившийся для создания бомбы не меньше, чем Ванников и Берия.
Они сделали свой выбор не за страх, а за совесть, защищая не идеологические догмы или «сталинские амбиции», а свою страну, своих близких. Создавая не только ядерный щит Родины, но и ее энергетическое «атомное сердце» на десятки лет вперед. И совершили почти невозможное, даже учитывая помощь разведданными. Благодаря выбору и самоотверженности этих людей до сих пор жива и будет жить сама Россия.
Глава 7«Сороковка» – от страха до охоты
Между тем жизнь на комбинате шла своим чередом. Стране нужна была не одна и не десять – сотни атомных, а позже и водородных бомб. К концу 1949 года были сделаны кроме первой взорванной две бомбы типа РДС-1. На следующий год при плане в семь бомб «База-10» и КБ-11 изготовили девять «изделий». А к концу 1951‐го ядерный арсенал благодаря ударной работе атомщиков располагал уже 29 бомбами. Атомная гонка в сверхсекретном режиме продолжалась, лишь немного «сбросив» начальный сверхвысокий градус драматизма и героизма.
Следом за «Аннушкой», работавшей на оружейный плутоний, на комбинате № 817 появился второй уран-графитовый реактор АИ, нарабатывавший тритий для термоядерной бомбы. Позднее, после модернизации, на нем стали получать изотопы кобальта-60 и полония-21, а также отрабатывать новые сборки тепловыделяющих элементов (ТВЭЛов) и новые конструкционные материалы. Следом построили и новые реакторы АВ-1, АВ-2, усовершенствованный реактор АВ-3, работавший и на плутонии, и на тритии. Еще до испытания первой бомбы в июне 1949‐го начали строить первый в Советском Союзе промышленный реактор на тяжелой воде ОК-180, который заработал в сентябре пятьдесят первого.