В родном поселке Ефима, как и везде в Донбассе до осени 1917‐го, менее всего влияния было у большевиков. Смотрели на них как на неких опасных чужаков. Донецкий политолог, историк и публицист Владимир Корнилов в своей книге «Донецко-Криворожская Республика. Расстрелянная мечта» пишет: «О большевиках же во многих районах Донбасса чаще всего вообще не слыхивали. Во времена Первой мировой войны в Юзовке, к примеру, насчитывался всего десяток членов РСДРП(б)» [81. С. 15].
Вот характерный пример из книги того же Фридгута. С началом Германской войны, когда в других промышленных центрах России собирались демонстрации против военного призыва рабочих, в Юзовке и Макеевке, наоборот, происходили массовые митинги в поддержку «войны до победного конца». Робкая попытка нескольких большевиков организовать антивоенные протесты привели к тому, что их с позором изгнали юзовцы, большинство из которых были именно рабочими.
В марте 1917‐го в Макеевском районе возникли Ясиновский, Ханжонковский, Бурозовский рудничные Советы рабочих депутатов с преобладанием, как и в других местах, эсеров и меньшевиков. Рабочей власти противостоял «благородный» Дмитриевск (бывший поселок Дмитриевский), который наконец обрел летом 1917‐го статус города. Здесь власть держали Общественный комитет, городская дума, воинские и казачьи командиры.
По свидетельству Троцкого, в июле 1917 года после неудачной попытки большевистского переворота в Петрограде 2 тысячи донецких шахтеров на коленях, с непокрытыми головами, в присутствии 5‐тысячной толпы торжественно присягали: «Мы клянемся нашими детьми, Богом, небесами и землей, всем, что нам священно в этом мире, что мы никогда не откажемся от свободы, доставшейся кровью 28 февраля 1917 года; веря социалистам-революционерам и меньшевикам, мы клянемся, что никогда не будем слушать большевиков-ленинистов, ведущих своей агитацией Россию к разрушению».
Впрочем, как свидетельствует тот же Троцкий, уже к сентябрю «мнение шахтеров относительно большевиков резко изменилось» [108. С. 12].
Завод и окрестные шахты осенью семнадцатого бурлили. Приходя на работу, Ефим видел, что неизвестно откуда в цехах появлялись люди в городских пиджаках, разносившие листовки: «Товарищи рабочие Донбасса! К вам обращаются ваши братья – рабочие Петрограда и Москвы. Власть министров-капиталистов Временного правительства свергнута революционным народом во главе с партией большевиков. Берите в свои руки власть на своих предприятиях и в местных Советах! Только большевики смогут установить в стране крепкий народный порядок, отразить внешнего врага, отобрать у капиталистов награбленное. Мир народам! Земля крестьянам! Фабрики рабочим! Вступайте в РСДРП(б)!»
Тут и там возникали стихийные сходки, производство все чаще останавливалось. Подходил, прислушиваясь, и юноша Славский: речи большевиков с Ясиновского рудника нравились ему все больше. Мать заплакала, когда нашла под кроватью у Ефима стопку листовок. А в декабре на станцию Никитовка с севера уже прибыло несколько вагонов с винтовками и пулеметом для рабочих.
Мать отговаривала от «бузы», хватала за руки: «Убьют же тебя, сынку! Казаки прийдут – всех вас повбивают!» Но Ефим только отшучивался – вихрь революции уже нес его.
Хмурые донцы и правда скоро прибыли: их встретили хлебом-солью, сытно накормили и с музыкой проводили обратно заметно подобревших. Впрочем, скоро всё пошло гораздо жестче…
Генерал Алексей Каледин, избранный войсковым атаманом уже 26 октября (8 ноября), ввел военное положение в горнопромышленном районе области Войска Донского, разгромив все местные Советы и разместив по городам и поселкам казачьи соединения. В своем воззвании к рабочим он заявил, что казаки вошли в Донбасс лишь для «наведения порядка» и не будут вмешиваться в «борьбу народа с капиталом». Главных смутьянов сперва не казнили, а лишь высылали с семьями за пределы области. Славского эти репрессии не коснулись.
Но взаимное ожесточение нарастало, и начальная «гуманность» все больше уходила в прошлое. Характерный разговор 14 ноября 1917 года генерала Михаила Алексеева с атаманом Калединым приводит еженедельник «Донская волна», издававшийся в Ростове во время Гражданской войны:
«Каледин. Трудновато становится. Главное – меня беспокоят Ростов и Макеевка.
Алексеев. Церемониться нечего с ними, Алексей Максимович. Видите ли, вы меня простите за откровенность, по-моему, много времени у вас на разговоры уходит, а тут если сделать хорошее кровопускание, тут и делу конец» [111. С. 78].
Вооруженной борьбы с большой кровью действительно было уже не избежать. Сформированные на Ясиновском руднике отряды Красной гвардии захватили санитарный поезд, идущий с фронта на Дон. А затем на станции Лозовая сагитировали и разоружили несколько казачьих эшелонов, возвращавшихся домой. 24 декабря по приказу из Петрограда красногвардейцы на неделю заняли Ясиновский рудник, объявив там «Ясиновскую комунну».
Ефим в эти дни работал на своем уже национализированном заводе: платили продуктами и углем – он не мог оставить семью в голоде и холоде. Однако слухи один тревожнее другого быстро долетали из соседней Ясиновки. Вместе с оборванными, ранеными людьми, которым удалось убежать оттуда.
Алексей Максимович Каледин.
[Из открытых источников]
Донские казаки пошли штурмом на рудник и в итоге взяли его с большими потерями от пулеметного огня оборонявшихся. Говорили, что за пулеметом сидел австрийский военнопленный. Рассвирепевшие казаки забросали гранатами барак, где жили австрийцы, и расстреляли больше сотни красногвардейцев. Вытаскивали раненых из хат, где те пытались укрыться, и секли шашками вместе с прятавшими их хозяевами.
Именно тогда Ефим принял решение вступить в партию большевиков и сражаться за революцию. Он не мог объяснить это, но, как многие из его заводского окружения – сверстники и старшие товарищи, чувствовал, что именно за большевиками будущее. Они знали, что хотели – предлагали не улучшить или «подкрасить» прошлые порядки, а несли на своих знаменах новый порядок. Сумели заронить в сердца образ невиданного еще общества без капиталистов и сословных перегородок, в котором ему – простому рабочему парню из крестьянской семьи – будут открыты все пути.
Славский обратился к знакомому, партийному уже молотобойцу Степану, чтобы он записал его в партию. Тот в ответ лишь крякнул, оглядев Ефима с ног до головы, как будто заново. И пообещал: «Погоди, паря, вступишь еще – ячейку скоро первичную создадим. Работай пока!»
И действительно, еще четыре месяца Ефим трудился на своем заводе, осваивая новые специальности. На Макеевском металлургическом, как и на споро реанимированной после боев Ясиновской шахте, восстановилась строгая революционная дисциплина: Красной республике был нужен и уголь, и металл.
«В 1917 году завод национализировали. 14 апреля 1918 года вступил я в ряды большевистской партии. В начале Гражданской войны и после обращения В.И. Ленина спасать республику ушел добровольцем в Красную Армию», – рассказывал Славский Р.В. Кузнецовой.
После выступления против большевиков донских казаков под руководством атамана Каледина в ноябре 1917‐го явственно проступили контуры будущей Гражданской войны. И едва ли не виднее всего это было на Донбассе. С одной стороны – претендовавшая на весь Донецкий угольный бассейн Украинская народная республика (УНР), которую сменила «Держава» гетмана Скоропадского и Директория Симона Петлюры. С другой – формирующаяся на Юге России Добровольческая армия со значительной частью донского казачества. С третьей – Красная гвардия из донбасских заводчан и отряды Красной армии с Севера России. Вскоре возникнет и четвертая сила – крестьянское повстанческое «зеленое» движение.
Шестого (19) декабря Совнарком РСФСР образовал Южный революционный фронт по борьбе с контрреволюцией. Главнокомандующим назначили большевика Владимира Антонова-Овсеенко. В Харькове был организован штаб командования революционными войсками, поступало оружие с Тульского оружейного завода, спешно формировались полки.
В Донбассе тем временем интенсивно собирались отряды Красной гвардии. Их численность к середине декабря достигла уже 16 тысяч человек. Большинство было из рабочих, вернувшихся с войны – с боевым опытом, а часто и с оружием. Ефим Славский – с юности прямой и решительный – рвался вступить в их ряды, но старшие товарищи «придержали» горячего парня.
Между тем Донецкий угольный бассейн, соседствовавший с Украиной и донскими казачьими станицами, – с его промышленным и людским потенциалом – становился «стратегическим регионом» Гражданской войны.
Уроженец села Ясиноватая, видный большевик и активный участник Октябрьской революции Николай Скрыпник (будущий нарком труда и промышленности Украины) вряд ли сильно переоценивал роль Донбасса, когда заявлял: «Донецкий бассейн сейчас – мировой узел, ибо от него зависит судьба русской революции, судьба революции мировой».
За три года здесь сменилась власть рабочих Советов и Каледина, Украинской народной республики Советов (УНРС) и Донецко-Криворожской советской республики (ДКР); Донской республики, кайзеровской оккупационной администрации, Директории УНР, деникинской диктатуры – и вновь советской власти. В этих жарких схватках за Донбасс промышленные Юзовка с Макеевкой всегда оказывались в самом горниле событий.
Макеевский рабочий Ефим Славский, вступивший в ВКП(б) в «горячие» апрельские дни 1918‐го, в полной мере изведал всю страсть, мужество и ужасы «Гражданки».
Оккупировав, согласно «Брестскому миру» Украину, с запада на Донбасс двигались кайзеровские войска вместе с петлюровскими гайдамаками и синежупанниками.
Командующий Украинской советской армией В.А. Антонов-Овсеенко.
[Из открытых источников]
Уроженец Бахмутского уезда, железнодорожный рабочий и большевик со стажем, председатель Луганского совета (будущий Маршал СССР и член Политбюро ВКП(б) Климент Ворошилов 5 марта 1918 года обратился с горячим призывом к рабочим Донбасса и трудовым крестьянам: «Грозный час настал, немецкие белогвардейцы под ликующий вой российской буржуазии двинулись на нашу дорогую, нашей собственной кровью омытую, Российскую советскую федеративную социалистическую республику. Нашей революции, нашим завоеваниям грозит смертельная опасность. (…) Товарищи! Все, кому дороги идеал