Непонимание и скрытое раздражение этим «особым», «засидевшимся» Славским вместе с его атомным «государством в государстве» постепенно, но неуклонно нарастало в «верхах». И если Андропов Славскому симпатизировал, Брежнев и Суслов были скорее нейтральны, то, скажем, Косыгин относился с явным неудовольствием к финансово-хозяйственной обособленности Минсредмаша. Периодически «мутил воду» Устинов, желавший сосредоточить в своих руках все руководство армией и ВПК. Он как член Политбюро часто продавливал свои субъективные решения вопреки мнению и министра обороны Гречко, и главы Минсредмаша Славского. Как с «нейтронными снарядами». Ефим Павлович выступал против их массового производства: очень дорого и малоэффективно с военной точки зрения, что подтвердили последующие испытания. Но Дмитрий Федорович Устинов настоял на своем и впоследствии эти снаряды пришлось также массово и затратно утилизировать.
До какого-то времени у Славского было немало «симпатизантов» и даже друзей среди министров, членов ЦК, руководства Госплана и ВПК. Например, тот же Петр Фадеевич Ломако, который на министерских и других руководящих постах государства (зампред Совмина СССР, председатель Госплана и др.) был более 46 лет – с 1940 по 1986 год, – за что попал даже в Книгу рекордов Гиннесса. Или отвечавший в ЦК за «оборонку» Яков Петрович Рябов. Но эти сторонники Ефима Павловича даже «суммарно» решали далеко не все в «играх» на Старой площади и в Кремле. К тому же этих людей «старой закалки» (а уж тем более сталинской) становилось во властных коридорах все меньше и меньше.
С некоторыми же из будущих «перспективных товарищей» Славский имел давнюю и взаимную неприязнь. Речь конкретно о Михаиле Горбачёве.
Вячеслав Кротков, бывший в 1960–1970‐х годах директором Горно-химического рудоуправления «атомного города» Лермонтова в Ставрополье, в своих мемуарах повествует о знаковой ссоре Ефима Павловича с Михаилом Сергеевичем – тогда первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС. Конфликт возник вокруг строительства в составе ГХР в Лермонтове завода по переработке безотходным способом апатитового концентрата с Кольского полуострова с превращением его в минеральные удобрения и строительный гипс. Несмотря на «добро», полученное Славским на эту стройку в Политбюро, крайком уперся, запрещая строительство, поскольку-де не согласовали это сперва с местными партийцами. По этому поводу была устроена и личная встреча Славского и Горбачёва. Напряженный разговор закончился враждебным разъездом без прощания. Став спустя годы генсеком, Михаил Сергеевич припомнил это Ефиму Павловичу.
Историк атомной отрасли Геннадий Понятнов рассказал автору этой книги и гораздо более поздний эпизод противостояния Славского Горбачёву. Когда в 1985 году вышло печально памятное постановление ЦК о борьбе с пьянством, Славский, по словам Понятнова, отреагировал резко: «Это что же, у меня в санаториях люди, чтобы выпить, должны будут где-то за забором с бутылкой ховаться?» И запретил изымать спиртное из прейскуранта санаторных буфетов. Эта «дерзость» стала известна Горбач ёву, усилив его антипатию к Славскому.
По свидетельству Понятнова, зуб на Славского был и у Егора Лигачёва, когда его в бытность секретарем Томского обкома при поездке в секретный атомный город Томск-7 не пустили на секретное производство, как он ни рвался туда.
Поздняя кичливая советская «партноменклатура» таких унижений не забывала. Оба этих партийных функционера ждали лишь подходящего момента, чтобы убрать сталинского «зубра» с его министерского поста.
Но не будем забегать вперед.
Глава 3Мирный атом Славского
Одним из любимых начинаний-направлений Славского в Минсредмаше стали так называемые мирные ядерные взрывы. Они были заветной мечтой Курчатова, сформулировавшего незадолго до своей смерти знаменитый лозунг: «Пусть атом будет рабочим, а не солдатом». Ефим Павлович безусловно поддерживал проекты своего друга. За исключением разве что управляемого «энергетического» термояда, в который не очень верил и лишь вынужденно терпел.
Ещё 16 мая 1950 года вышло постановление Совета Министров СССР 2030—788сс/оп за подписью Сталина «О научно-исследовательских, проектных и экспериментальных работах по использованию атомной энергии для мирных целей». В нем, в частности, было поручение изучить «возможности применения атомной энергии для взрывных работ». Расчетно-теоретические характеристики атомных взрывов под землей и технико-экономическую проработку такого способа поручалось провести в КБ-11 Юлию Харитону и Давиду Франк-Каменецкому.
В Сарове тогда далеко не все ядерщики отнеслись к этой идее с энтузиазмом. Некоторым тогда (да и позже) казалось дикой и опасной идея рыть котлованы, взрывая маленькие атомные бомбы на своей земле – пусть и на глубине. Отметим, что и до сих пор отношение к этой программе «мирного атома» у разных специалистов и ученых неоднозначное. Некоторые даже склонны лично обвинять Ефима Славского в «продавливании» проекта, в результате которого страна подверглась «массовой ядерной бомбардировке в мирное время».
Конечно, этот проект, кроме технического рационализма (ядерная «взрывчатка» при масштабных взрывных работах была в сто раз дешевле обычной «химической»), отдавал большевистским романтизмом «преобразования природы» в духе лозунга «течет вода Кубань-реки, куда велят большевики». Только в новейшей «атомной одежке». Но боевому, «будённовскому» характеру Славского он импонировал.
Планы и надежды, которые связывали с мирными ядерными взрывами, были самыми фантастическими. Кроме применений, лежащих на поверхности: добыча руды, строительство каналов, плотин, водохранилищ, атомщики мечтали об управлении движением астероидов с превращением их в спутники планет направленными взрывами в космосе, создании «взрыволёта» – космического корабля, разгоняющегося энергией взрывов. Об использовании термоядерной энергии для сверхдальней космической связи, с помощью которой можно донести сигналы человечества до внеземных цивилизаций. Ну а на Земле собирались создавать искусственные геотермальные источники, выпрямлять русла рек, управлять погодой…
«Всё может атом!» – этот слоган обретал все большую популярность, становясь новым технотронным мифом: с одной стороны, пугающим в образе ядерной войны, с другой – вселяющим самые радужные надежды.
Характерен в этом смысле эпизод из воспоминаний А.Д. Сахарова: «Во время одной из последних наших встреч, когда я еще не был «отщепенцем», Славский сказал: —Андрей Дмитриевич, вас беспокоит военное применение ядерного оружия. Посвятите свою изобретательность мирным применениям ядерных взрывов. Какое это огромное, благородное поле деятельности на благо людям. Один Удокан чего стоит! А прокладка каналов, строительство гигантских плотин, которые изменят лицо Земли?» [113. С. 179].
К слову, сам будущий академик-диссидент в то время был еще полон энтузиазма в этом направлении, и Славский не зря обращался именно к нему.
Кроме «хозяйственной романтики», как водится, присутствовало и соревнование двух систем. В США в 1957 году стартовал проект «Плаушер», который у нас именовали «Операция Лемех» (plowshare – «лемех» – главная «копательная» часть плуга. – А.С). Она была не секретной и предназначалась для добычи полезных ископаемых, прокладки каналов, разрушения больших ледниковых масс, создания резервуаров в земле для хранения нефти. В ходе реализации этого проекта американцы провели 27 мирных ядерных взрывов. В частности, создав в 1961‐м на полигоне в пустыне Невада огромный искусственный кратер Седан. Облака с осколками деления тогда понесло ветром через несколько штатов, в результате чего радиоактивное заражение получили порядка 13 млн человек. Подобным же «радиационным» скандалом закончился через год и аналогичный взрыв, названный «Storax Sedan».
Но эти обстоятельства, ставшие известными в СССР, не испугали ни ученых-атомщиков, ни власти. Правда, аналогичная американской программа стартовала у нас лишь в 1965‐м. Но зато как гораздо более масштабная и продуманная. К тому времени в Кремлёве (Сарове) и НИИ-1011 – будущем ВНИИ технической физики имени академика Е. Забабахина (Снежинск), были разработаны гораздо более «чистые», чем в США – ядерные заряды, в которых сгорало около 94 % (против 70 % у американцев) осколков ядерного деления. Соответственно, радионуклидов в атмосферу выбрасывалось гораздо меньше. Разумеется, более совершенные технологии не равнялись «безопасным», что по отношению к любым проектам, связанным с использованием энергии атомных ядер вообще оксюморон.
В 1959‐м Славский инициировал в средмашевском институте ПромНИИпроект практические исследования применения ядерных взрывов для решения разных народно-хозяйственных задач. Энергией министра возникла мощная научная кооперация с Институтом физики Земли АН СССР, Институтом прикладной геофизики Главупра Гидрометеорологической службы, ВНИИ приборостроения и ВНИИ экспериментальной физики.
Изучались возможности созидательного применения всех физических факторов, сопровождающих подземные ядерные взрывы. Например, электромагнитный импульс способен в мелкопористых породах увеличить подвижность пластовых флюидов, облегчив тем самым отбор нефти из скважин. Механическая сила ударной волны может дробить, разрыхлять и сдвигать подземные пласты, в результате чего в земле образуются внутренняя полость или воронка. Выяснилось, что полезную роль может сыграть даже тепловой эффект: он создает внутри Земли локальную «печку», тепло от которой можно передать наружу. А подземный взрывной выброс нейтронов способен образовать вокруг себя различные ценные элементы и соединения. При этом сейсмическую волну взрыва возможно использовать для разведки геологических структур.
Самого Ефима Павловича буквально заворожила последняя перспектива: по характеру отражения подземной ударной волны, проходящей на тысячи километров через толщи земли, составить «портрет» земных глубин. Чтобы искать полезные ископаемые не наобум Лазаря, а по «атомной наводке».