Пока же, прибыв на маленькую станцию Кермине, в трех километрах от будущего города и комбината, они узрели заштатный узбекский кишлак с узкими кривыми улочками, орошаемыми крохотными арыками с мутной водой; потрескавшиеся глинобитные дома с облупившимися дуванами.
В одном из таких дворов дорогим высоким гостям был уже накрыт стол с пловом, дынями и армянским коньяком. И хотя прибывшие спешили осмотреть площадку и рудник – отказываться было никак нельзя. Нужно было хотя бы символические присесть за стол и притронуться к еде. Остальное потом с удовольствием доедят и допьют сами хозяева. Этот закон Средней Азии Славский тогда впервые узнал и потом в своих многочисленных поездках строго соблюдал, объясняя непонимающим коллегам.
Днем рождения города Навои считается 2 сентября 1958 года, когда был издан указ Президиума Верховного Совета Узбекской ССР «О преобразовании поселка городского типа Кермине Кермининского района Бухарской области в город областного подчинения». Имя великого узбекского поэта и мыслителя эпохи Тимуридов Алишера Навои городу присвоили по легенде о рождении его в этих местах. Сам же город родился исключительно благодаря атомщикам. Как, впрочем, и другие близкие города – Учкудук, Зарафшан и дальний – Советобад (сегодня Нурабад).
В 1953 году Краснохолмская экспедициция Первого Главного геологического управления Мингео СССР открыла неподалеку крупное урановое месторождение, получившее позже название «Учкудук» («Три колодца»). Позже были открыты месторождения Сабырсай, Кетменчи и другие.
Зураб (Зарап) Петросович Зарапетян.
[Портал «История Росатома»]
Дорога в Уч-Кудук.
[Из открытых источников]
Три «древних» колодца в пустыне, как представляли многие (в том числе автор этой книги) по известной песне узбекского ВИА «Ялла», на самом деле были отнюдь не древними. Их выкопали в 1954–1955 годах прибывшие на месторождение военные строители: для питья, бытовых и технических нужд. До этого там ничего не было, кроме голой пустыни и скалистого массива Букантау. Узбекское название «трех колодцев» понравилось всем и прижилось – более того, стало советским атомным эпосом.
Весной 1956‐го в Учкудуке появились первые жилые бараки, а уже через три года постановлением Совмина Узбекской ССР № 343 Учкудуку присвоили статус поселка городского типа. Еще через два года сюда протянулась железная дорога для грузовых и пассажирских поездов. Почти одновременно начались работы и в Навои, на несколько лет позже – в Зарафшане.
Стоит отметить: несмотря на открытие урановых залежей в Кызылкумах, их разработка (а значит, и создание городов вокруг горного комбината) некоторое время находились в подвешенном состоянии. Хотя урана в том же Уч-кудуке было много, но он залегал многоярусно в сильно обводненных породах. Для его добычи привычным шахтным способом, всю эту влагу требовалось сперва «высушить», что было очень затратно.
Стоит ли овчинка выделки, может, лучше поискать уран в более удобных местах? Так думали и высказывались видные ученые. Например, главный ученый секретарь Президиума АН СССР, химик-органик Александр Топчиев написал экспертное заключение, в котором напрочь отвергал подземную добычу урана на этом руднике: слишком дорого и слишком опасно. С ним были согласны большинство его коллег, а также часть атомщиков ПГУ и позже – МСМ.
Славский стал свидетелем этих споров еще до своего назначения министром. А заступив на министерский пост, поручил средмашевским институтам разработать способ освоения рудника. Его интуиция подсказывала, что уходить отсюда нельзя.
Проект опытных работ, разработанный институтами ПромНИИпроект и ВНИИХТ позволял вести отработку локальной залежи одновременно с работами по водопонижению остального рудного поля. Приказ Министерства среднего машиностроения от 11 марта 1958 года о строительстве в течение 7 лет горно-металлургического комбината для освоения урановых залежей Кызылкумов Совет Министров СССР утвердил постановлением № 206—99.
Зоркими «глазами» и энергичными «руками» Славского здесь стал неутомимый Зарапетян. Ветераны Навоийского горно-металлургического комбината Николай Кучерский (впоследствии гендиректор НГМК) и геолог Николай Александров вспоминают:
«Приняв решение о строительстве рудников, министр взял на себя весь груз ответственности за их ввод в эксплуатацию – и победил… Начиная с 1958 года – начала проектирования и строительства Навоийского горно-металлургического комбината Ефим Павлович Славский установил и на протяжении многих лет лично осуществлял систему жесткого контроля за ходом этого строительства как в масштабах комбината, так и на уровне его отдельных объектов, вникал во все вопросы их ввода в эксплуатацию и, обладая феноменальной памятью, не забывал ни о принятых решениях, ни о персональном спросе…. Был заведен единый распорядок этих посещений по маршруту Навои – Учкудук, а с 1967 года и Зарафшан: личный осмотр объектов, доклады руководства предприятий и подразделений о проделанной работе, подписание многочисленных поручений аппарату и предприятиям министерства» [88. С. 211].
На стройку прибыли опытные специалисты Средмаша, работавшие ранее на урановых месторождениях Табошар в Таджикистане – и Майли-Сай в Киргизии. Проблем было хоть отбавляй. Открытые и подземные горные работы велись одновременно – и там и там приходилось искать нестандартные решения. Роторные экскаваторы не справлялись с твердой породой – приходилось задействовать взрывчатку. Рудное поле постоянно «намокало» от подземных источников. Шахты проходки осыпалась – того и гляди, завалит проходчиков. Ставили упреждающие крепи, использовали тампонаж.
После нескольких совещаний с участием Славского решили попробовать серийные проходческие комбайны для угольной промышленности, сконструировали шагающие отвалообразователи – и дело пошло. За короткое время были построены 11 карьеров и 14 шахт.
Инженерная сметка, новаторство работали вовсю: наладили конвейерную доставку руды на поверхность, в автоматическом режиме заработали рудничный водоотлив, электроподстанции под землей и наверху. Вагонетки с рудой, идя по замкнутому кругу, автоматически опорожнялись и отправлялись вниз за новой порцией. Пробы на блоке главного ствола отбирались с помощью автоматического манипулятора. За всем этим с некоторого времени следили телекамеры, передавая сигнал в диспетчерскую.
Автоматика-автоматикой, но все крутилось как часы благодаря самоотверженности и напряжению жил всех работников – от молодых московских и ленинградских инженеров до рабочих-проходчиков и строителей со всего Союза. Ну и, конечно, заключенных – как без них…
Управлял же всей махиной Зарап Зарапетян своим деловым грозным напором. По воспоминаниям ветеранов строительства, он, угрожающе манипулируя указательным пальцем у носа очередного «штрафника», изрекал с характерным акцентом: «ТИ, что, бюдешь рассказывать мине свои сказки?!! Чтоб завтра исправил и лично доложил, а не то ТИБЯ в бараний рог скручу!» Впрочем, более выразительных вразумлений, которые ему позже пытались вменить, Зарап Петросович, в отличие от Ефима Павловича, избегал.
В начале 1960‐х именно в Учкудуке уран впервые в горно-металлургической отрасли стал добываться новаторским методом подземного выщелачивания. Натолкнуло на эту технологию натурное наблюдение: заметили, что вода в дренажных скважинах и траншеях горных выработок (с которой боролись) насыщена растворенным ураном. А это значит, что ценный металл можно «выгнать» из трещиноватой породы правильно подобранным химраствором. Технология эта потом стала применяться повсеместно.
Е.П. Славский на рабочем совещании по строительству здания Оргстройпроекта в Лермонтове, 1983 г.
[Центральный архив корпорации «Росатом»]
Одновременно возводились заводы комбината, строились Навои и Учкудук, тянулись линии ЛЭП, прокладывалась «железка». Возникла в пустыне и «зона» – лагерь, в котором жили и откуда отправлялись на стройку заключенные. Собственно, вся эта местность с будущим кызылкумским «трехградием» стала секретной, охраняемой зоной.
Столь широкому масштабу работ, да и самому строительству гиганта промышленности в этой части пустыни радикально поспособствовало новое привходящее обстоятельство. В 1958 году геологи Кызылкумской партии Самаркандской экспедиции Юрий Мордвинцев и Петр Храмышкин с помощью нового метода «металлометрической съемки» в 180 километрах к северу от Навои открыли богатейшее месторождение золота – Мурунтау.
Когда из вырытых геологами канав по всей их длине начали извлекать кварцевые тела с мощными вкраплениями рыжего цвета, поблескивающими на солнце яркими точками – причем не только в самих жилах, но и вокруг жил; стало ясно: обнаружена настоящая «кладовая шамаханской царицы»!
Как только прибывшая из Москвы и Ташкента комиссия удостоверила открытие месторождения и его предположительный объем, на место немедленно прислали солдат, которые начали тянуть колючую проволоку. Секретная стройка началась.
Сегодня уместно задаться вопросом: как стало возможным в те годы в безводной пустыне за несколько лет возвести супергигант промышленности? Ответ и сложен и прост: Славский и вся система Минсредмаша действовали так же, как и в случае со строительством первого промышленного реактора и первой АЭС: пока ученые выясняли в бурных дискуссиях наилучшие способы освоения и урановых и золотых залежей, средмашевские конструкторы уже проектировали заводские здания и технологические линии, строители начинали заливать бетон в фундаменты, архитекторы по заказу МСМ расчерчивали на кульманах будущие города. Если что не так – поправим по дороге.
Хотя добыча золота была прерогативой Минцветмета, Славский, вопреки сомнениям некоторых коллег, на свой страх и риск включил в план Минсредмаша добычу золота в Мурун-тау вместе с добычей урана в Учкудуке. И получил на это согласие правительства. Многоведомственность практически на одном «пятачке» вызвала бы хаос, а то, что сам Ефим Павлович – «цветной металлург» с огромным опытом в Кремле было хорошо известно.