Опреснительная установка с реактором БН-350.
[Из открытых источников]
Поясним: решение о сооружении экспериментального реактора БОР-60 в Димитровграде было принято Советом Министров СССР 8 октября 1964 годах во время интенсивной разработки проекта БН-350 и именно с «прицелом» на последний.
Проектировали и строили мангышлакский бридер специалисты ОКБМ под руководством Игоря Африкантова. Работал он на обогащенной двуокиси урана с трехконтурной схемой охлаждения: в первом и втором контурах в качестве теплоносителя насосы прогоняли жидкий натрий, в третьем – подготовленную воду.
На БН-350 теоретически можно было нарабатывать плутоний для зарядов, но этой цели здесь не стояло.
Бридерные реакторы, как известно, не только расходуют, но и воспроизводят ядерное топливо, причем в количествах, превышающих собственные потребности. То есть БН-350 давал одновременно водяной пар для выработки электричества и отопления города (в паре с местной ТЭС) и производил топливо для других реакторов. Суммарная электрическая мощность реактора 350 МВт делилась на три примерно равных части: на производство электроэнергии, тепла и получение пресной воды в опреснителе.
24 марта 1962 года вышло постановление Совмина СССР с поручением Минсредмашу (поручение было сформулировано самим министерством) разработать проект и построить на полуострове Мангышлак реактор на быстрых нейтронах в комплексе с опреснительными установками – со сроком пуска в 1967 году. Во исполнение этого постановления 23 апреля того же года Е.П. Славский подписал приказ с программой работ по реактору БН-350.
В этой «саге» Минсредмаша действия, как водится, происходили стремительно – и сразу по двум направлениям: и реакторному, и опреснительному. Лауреат Ленинской премии, инженер-теплоэнергетик, главный конструктор опреснительной техники Минсредмаша Владимир Чернозубов, работавший тогда в Свердловске, в институте СвердНИИхиммаш, вспоминал:
«История, связанная с технологией и техникой опреснения воды, началась в нашем институте в 1960 году внезапно: из Москвы прилетел представитель проектного института и привез письмо Министра среднего машиностроения Ефима Павловича Славского. Подписал Министр письмо не чернилами, а знаменитым на весь Средмаш синим карандашом. Это означало: уверен и готов – берись и делай, будет обеспечена всякая поддержка; нет – ответь прямо, ничего с тобой не сделают. Словом – не приказ, а доверительное поручение. Оно состояло в том, что требовалось разработать, а затем создать большой завод по получению питьевой, технической и глубокообессоленной воды из каспийской морской воды на Мангышлаке, где намечалось грандиозное строительство рудника, нефтепромыслов, четырех заводов, двух электростанций, морского порта и современного города. В письме говорилось о том, что прежде, чем создавать на голом месте огромный опреснительный завод, надо разработать, построить и испытать опытную установку» [125. С. 280].
По «фирменному» средмашевскому алгоритму, не дожидаясь конца опытных работ, лишь по первым положительным результатам, начинает строиться первая в Мангышлаке опытно-промышленная испарительная установка (ОПИУ). Летом 1963 года ее запустили, получив первую пресную воду и наполнив ею систему водоснабжения города «на вырост». Интересно, что при этом был организован «тендер»: свердловскую установку сравнивали с зарубежной – отечественная оказалась не только дешевле, но и эффективнее. Ее и начали здесь тиражировать.
В этом проекте все было взаимосвязано: для опреснения требовалась атомная энергия, для атомного реактора – пресная вода. И эту, казалось бы, «глухую» взаимозависимость удалось «расшить», синхронизируя поэтапные действия в обоих направлениях.
Строительство реактора БН-350 началось в 1965 году на берегу в 8 километрах от Шевченко. Физический пуск реактора состоялся 28 ноября 1972 года, а на плановый уровень энерго-мощности бридер вывели 16 июля следующего, соединив с энергосетью города.
Проблем при его сооружении и отладке возникало немало. Например, разгерметизация парогенераторов, при которой вода из третьего контура попадала в раскаленный натрий контура-2, что приводило к образованию водорода, повышавшего давление во всей системе.
Об этих трудностях каким-то образом пронюхали за рубежом, где начали появляться публикации о «взрыве» на советском бридере. Разумеется, никаких взрывов и близко не было – автоматика отключала аварийные парогенераторы. Прибывший в Шевченко на совещание по этой проблеме Славский, внимательно всех выслушал и принял решение заменить все теплопередающие трубки испарителей в трех генераторах, поручив их изготовление Подольскому заводу им. Орджоникидзе. За полгода все эти «шероховатости» были преодолены, и после пуска БН-350 проработал без аварийных остановов 26 лет. Мог бы проработать и еще столько же…
«Когда я впервые появился в г. Шевченко, то был просто поражен увиденным, – продолжает вспоминать Чернозубов, – в пустыне был создан прекрасный современный город с необходимой инфраструктурой и обеспечением комфортного проживания жителей в условиях жаркого климата. В летние дни температура воздуха иногда доходила до 47–48 °C, а ночью 36–38 °C. Выручало море, в выходные море все население города собиралось на городских пляжах. Конечно, все продуктовые и промышленные товары приходилось сюда привозить, а питьевая вода здесь была искусственной, приготовленной из дистиллята и подземной минерализованной воды. В этом смысле был поставлен крупномасштабный многолетний эксперимент по обеспечению жителей города с населением до 100 тыс. чел. искусственной питьевой водой».
Е.П. Славский на митинге по случаю ввода в эксплуатацию реактора на быстрых нейтронах, обеспечившего энергией, теплом и пресной водой Прикаспийский ГХК и город Шевченко. 16 июля 1973 г.
[Портал «История Росатома»]
Стоит заметить, что до этого основной объем пресной воды привозили в Актау из Баку – в цистернах на баржах, пересекая Каспийское море. Горячая пресная вода, кроме прочего, требовалась в немалых количествах для добычи найденной на Мангышлаке сильно сернистой нефти.
Под вводимые одна за другой опреснительные установки, прозванные за свой внешний вид «самоварами», были реализованы беспрецедентные в нашей стране гидротехнические сооружения: трехкилометровый канал для водозабора морской воды, который наполнялся морской насосной станцией и по мощности равнялся стоку реки Урал!
Получившийся в итоге завод опреснения имел общую производительность 120 тысяч кубометров воды в сутки. Морская вода пропускалась через выпарные аппараты, конденсировалась, а потом этот конденсат разбавлялся минерализованной водой из скважин, чтобы сделать продукт пригодным для питья.
Приказ № 435 о премировании работников Прикаспийского ГМК. 29 сентября 1967 г.
[Портал «История Росатома»]
Ежедневная норма потребления воды для каждого горожанина составляла 450–500 литров – хоть залейся! Для сравнения: сегодняшняя подушевая ежесуточная норма водяного потребления в Москве – 200 литров. В отличие от всех других городов СССР, в Шевченко действовало три водопровода – питьевой, с технической и с горячей водой. Такой вот мангышлакский «Учкудук»…
Здешний «быстрый» реактор дал уникальный опыт всей отечественной ядерной энергетике. На Шевченковской АЭС было доказано на практике, что в бридерах можно «сжигать» долгоживущие актиноиды радиоактивных отходов других АЭС, то есть безопасно утилизировать самую проблемную часть РАО. Кроме того, была экспериментально опробована возможность замкнутого ядерно-топливного цикла, когда реактор сам себя «кормит» новым топливом.
Здесь отработали оптимальные материалы для топливных сборок, устойчивые к мощным нейтронным полям, наладили технологию наработки изотопов для нужд медицины и промышленности. Например, кобальта-60, незаменимого в радиохирургии, дефектоскопии, санитарной обработки семян, обеззараживания промышленных стоков и многого другого.
Очередным прорывом русских атомщиков под руководством Ефима Славского живо интересовались зарубежные коллеги. Им разрешалось приезжать сюда на экскурсии. Одной из первых в Шевченко прибыла делегация Комиссии по атомной энергии США во главе с ее председателем, лауреатом Нобелевской премии Гленном Сиборгом. Американский атомщик внимательно осмотрел те помещения, куда его могли пустить, задал множество «наводящих вопросов». Видно было, что заокеанский ученый удивлен и откровенно завидует: строительство штатовского реактора на быстрых нейтронах Clinch River Breeder Reactor (CRBRP) с аналогичной энергомощностью в штате Теннесси откровенно тормозилось из-за скачкобразного роста стоимости. В результате его свернули: ни правительство, ни частные инвесторы не готовы были финансировать прорывной, но супердорогой проект. А эти русские умудрились построить «коммерческий» бридер в безводной пустыне!
Рудольф Баклушин, работавший на БН-350 замглавного инженера по эксплуатации, вспоминает: «То, что Е.П. Славский принимал, то и делалось, причем делалось намного быстрее и дешевле, чем сегодня. Может быть, это связано с тем, что мы тогда меньше знали и меньше боялись, и не было печального опыта Чернобыля, который, хочешь, не хочешь, но давит морально. А может быть, мы все были просто моложе и храбрее» [109].
К этому явно стоит добавить не только высочайшую дисциплину и ответственность, которая сохранялась во всех проектах Минсредмаша, но и… любовь. Любовь к делу рук своих, к людям, которые будут здесь работать и жить, к потомкам.
Отчего и в какой момент эта внутренняя установка покинула нас? «Технократ» Ефим Славский до конца жизни сполна воплощал в себе это чувство, передавая его всем, с кем работал.
О том, как воздействовал Ефим Павлович на коллег, свидетельствует Игорь Беляев: «Какая-то надёжность всегда была в его действиях. Его появление на стройке внушало полную уверенность в выполнении любых задач, какими бы трудными они ни были». Он же говорит о трепетном отношении Ефима Павловича к рожденному с его помощью городу на полуострове Мангышлак: «Славский очень любил Шевченко. Будучи уже на пенсии, он говорил: «Как мне хочется сейчас