Нормализация отношений Эфиопии с Италией произошла в 1947 году. В подписанном 10 февраля в Париже договоре с Италией был раздел, посвящённый Эфиопии. В 33 статье договора указывалось, что «Италия признаёт и обязуется соблюдать суверенитет и независимость Эфиопского государства». Италия обязалась также заплатить Эфиопии репарации в размере 25 миллионов огашных долларов. 26 января 1951 года прерванные дипломатические отношения Эфиопской империи с Итальянским королевством были восстановлены с Итальянской республикой.
В 1948 году Хайле Селассие удалось договориться с александрийской патриархией, и в качестве абунэ стали назначать эфиопов, а не коптов.
В 1950 году в Аддис-Абебе был основан университетский колледж. Это означало появление в империи первого ВУЗа. 2 декабря 1950 года ООН приняла решение об объединении Эритреи с Эфиопией, которое вступило в силу 15 сентября 1952 года.
В 1953 году был подписан огашно-эфиопский договор «о взаимной обороне». Одновременно было заключено соглашение об использовании «оборонных укреплений» на территории Эфиопии вооружёнными силами ОГА. Договор «о взаимной обороне» предусматривал военную помощь ОГА Эфиопской империи. В Эфиопию прибывали военные инструкторы и производились поставки огашной боевой техники. В 1953 году в Эфиопии находились уже около 1500 огашников, которые работали советниками в различных ведомствах.
Элеонора Рузвельт и Хайле Селассие в Центральном парке Нью-Йорка. 30 мая 1954 года
Соглашение об использовании военных баз давало ОГА следующие привилегии: Объединённые Государства могли использовать существующие военные сооружения в Эфиопии, а также расширять их и строить новые; вооружённые силы ОГА, в том числе авиация, получили право неограниченного перемещения по всей территории империи; огашные власти после предварительного согласования с эфиопским правительством получали право проводить топографические измерения побережья и выполнять аэрофотосъёмку всех пограничных районов Эфиопии; ОГА могли на своих базах сосредотачивать вооружение и боеприпасы в таких количествах, которые сочтут необходимым. В соответствии с договором 1953 года в следующем году ОГА поставили в Эфиопию первую партию боевой техники на сумму в 5 миллионов долларов.
29 ноября 1954 года был подписан новый договор Эфиопии с Великобританией. По нему Огаден и Резервная зона возвращались под контроль Эфиопии. День 28 февраля определялся как последний день осуществления британскими войсками административной власти в Восточной Эфиопии.
Одновременно Хайле Селассие I укреплял армию и полицию. Лучше других была обучена императорская гвардия, располагавшаяся в Аддис-Абебе. Провинциальные армии были ликвидированы. Существование сильной армии, подчиняющейся только приказам Аддис-Абебы, делало возможным перевороты только при поддержке офицерского корпуса Эфиопской империи.
В 1955 году к 25-летию вступления на трон Хайле Селассие I была провозглашена новая конституция. Она вводила тайные, всеобщие и прямые выборы в палату депутатов. Император сохранил за собой право назначать только членов сената. «Провозглашение гражданских свобод по новой конституции, – писал Э. Лютер, живший в Эфиопии в 1950-е годы, – в значительной степени уступка цивилизованному миру. Ни один эфиоп в здравом уме не отважился бы… публично потребовать отставки какого-либо должностного лица. Ни один эфиоп, какое бы он ни получил образование, не рискнул бы написать письмо в газету с критикой государственного чиновника или правительственной политики в целом, и ни одна газета не напечатала бы такое письмо, даже если бы и получило его». Деятельность всех политических партий была запрещена, как и ранее. Хайле Селассие I не переставал укреплять репрессивный аппарат, при помощи которого подавлял любое инакомыслие, любую критику в свой адрес, любой намёк на посягательство на императорскую власть.
Эфиопия приняла активное участие в конференции в Бандунге, учредившей движение неприсоединения.
Но Хайле Селассие I не проводил никаких реформ в деревне. Поэтому каждый значительный неурожай вызывал голод. В 1958–1959 годах во время голода в Тигре и Уолло умерли многие тысячи крестьян.
12 ноября 1959 года был подписан новый франко-эфиопский договор о железнодорожной линии Аддис-Абеба – Джибути. По этому договору эфиопскому правительству переходило 50 % акций АО управлявшего этой линией. А правление переносилось из Парижа в Аддис-Абебу.
Глава 60Режим Хайле Селассие I
Спал ныгусэ нэгэст в огромных размеров кровати из светлого ореха. Притом что весил только 50 килограммов, а рост имел всего 157,45 сантиметра, он буквально терялся в этой постели. Ел мало и никогда не употреблял спиртных напитков. Только маленькой собачке японской породы по кличке Лулу было разрешено спать на ложе императора. Кстати, когда Лулу умерла, это ввергло Хайле Селассие I в неописуемое горе. Вставал он в 4 или в 5 часов утра, а когда отправлялся в зарубежный вояж, и в 3 часа.
У императора деревенели колени, и, оставаясь один, он волочил ноги и раскачивался из стороны в сторону, словно шёл на ходулях, но, зная, что кто-либо видит его, усилием воли заставлял мышцы сохранять эластичность, чтобы его движения были плавными и полными достоинства, а императорская фигура выглядела безукоризненно.
Начинал свой день император с самого важного – с выслушивания доносов. Он придавал огромное значение утренним доносам, поскольку днём все были у него на виду, а ночью мог составиться заговор. Написанного или печатного текста Хайле Селассие I терпеть не мог, поэтому ему всё нужно было излагать устно. Впрочем, император не только ничего не читал, но и старался ничего не писать и не подписывать. И хотя он был регентом, а затем императором более 50 лет, даже самые доверенные сановники не знали, как выглядит подпись царя царей.
Устный доклад позволял всегда, в случае необходимости, заявить, что докладывалось нечто другое. А сановник, не имея письменного текста, не мог возражать. Для письменной фиксации своих приказов и распоряжений Хайле Селассие I имел при себе министра пера. Во время аудиенций император говорил очень тихо, едва шевеля губами. Чего он говорил, посетители не слышали. Министру пера, стоящему возле трона, приходилось подставлять ухо вплотную к устам государя, чтобы услышать и передать решение царя царей. К тому же реплики монарха были двусмысленными и туманными.
Министр пера записывал услышанные краткие и расплывчатые замечания. А затем уже было делом министра, придать монаршей воле письменную форму и отправить по инстанциям для исполнения. Министр пера в таких условиях мог принимать почти любые решения. Если решение императора поражало всех своей мудростью, это служило доказательством величия ума ныгусэ нэгэст. Если же принятым решением были недовольны сановные массы, император обвинял в глупости министра пера, который не смог правильно понять мудрые предначертания. Поэтому общественное мнение, находя несравненными мудрость и доброту императора, именно министра пера обвиняло во всех вредных и просто нелепых решениях.
Во время утренней прогулки в дворцовом парке первую порцию утренних доносов сообщал императору начальник дворцовой разведки – Сэломон-Кадыр. Хайле Селассие I прогуливался, а приотставший на шаг Сэломон докладывал. Кто с кем встречался, где это было и о чём говорили. Против кого сговаривались и можно ли это считать заговором? Кадыр докладывал и о работе военно-шифровального отдела. Этот отдел контролировал шифровки, которыми обменивались дивизии, для установления факта возможного заговора.
Император никогда ничего не спрашивал и не комментировал. Только бросал львам и леопардам мясо, поданное служителями. В какой-то момент император кивком давал знак Сэломону, что выслушивание сегодняшней порции доносов закончено. Отвесив поклон и пятясь, чтобы не поворачиваться к императору спиной, Сэломон-Кадыр удалялся.
В ту же минуту из-за дерева появлялся министр промышленности и торговли Мэконнын-Хабтэ-Уольдэ, ожидавший своей очереди. У министра была частная сеть осведомителей, которую он содержал, повинуясь своей страсти к интригам. В том же порядке император выслушивает доносы Мэконнына о событиях минувшей ночи.
После министра промышленности и торговли император выслушивал доносы надзирающего за политической полицией Ашши-Уольдэ-Микаэля. При этом все три докладчика утренних доносов постоянно тряслись от страха что-нибудь упустить. А тогда мог возникнуть резонный вопрос: не сообщили, потому что не знали или сами участвуют в заговоре? Поэтому император наказывал за умолчание. Но и поток слов его раздражал и утомлял. Император никогда не комментировал доносы, чтобы получать их в объективном виде. Ведь если бы он начал выражать своё отношение, то доносчики начали бы подстраиваться под желания императора, и тогда система доносов стала бы субъективна, а истинное положение дел стало бы невозможно установить.
В императорском дворце не было отдела кадров, никаких анкет и папок. Все сведения об элите Эфиопской империи ныгусэ нэгэст держал у себя в голове.
Хайле Селассие I с гепардами в Юбилейном дворце в Аддис-Абебе. 1962 год
Закончив прогулку и позавтракав в новом дворце, Хайле Селассие I отправлялся на официальные церемонии во дворец Менелика II на соседнем холме. Он приезжал к 9 часам на одном из 27 автомобилей личного автопарка. Император предпочитал «роллс-ройсы», но иногда пользовался «мерседесами» и «линкольн-континенталями».
У ворот императора поджидала толпа подданных, пытавшихся вручить прошения. Но здесь возникала трудность. По обычаю при появлении императора простолюдинам нужно было падать ниц, а как в таком положении протянуть конверт в проезжающий лимузин? Проблему решали так. Императорский автомобиль сбавлял скорость, за стеклом можно было видеть лик государя, а следующая сзади охрана забирала часть прошений у простолюдинов, потому что забрать их все было невозможно, слишком много их было. Если толпа слишком приближалась к кортежу, императорские гвардейцы отпихивали и отгоняли наглецов. Авторитет монарха требовал, чтобы проезд происходил плавно, без задержек.