— Отходить надо, отходить, — с отчаяньем твердил он. — С низины их не возьмешь.
А пограничники и сами уже догадались, поползли назад. Но не тут-то было. Бандеровцы перенесли огонь, отрезая путь к отступлению.
— Сами в ловушку попали, — Василий со злостью ударил ладонью по земле. — Теперь одно: окапывайся и жди выручки.
Майор слышал, о чем переговаривались солдаты, и злился на себя. Он раньше их понял ошибку. Понадеялся на то, что бандиты, увидев значительные силы пограничников, побегут в укрытия, не приняв боя. А вышло вон как. И теперь, шагая в прогале между хатами, Тулупов думал, как выйти из положения. Снять заставу из засады — значит разорвать кольцо и наверняка упустить бандеровцев, за которыми почти целый месяц охотился. Послать на помощь свой резерв — рискованно: еще неизвестно, что будет дальше. Он понял, что в низине бойцы окопались, ждут поддержки, сознавая бессмысленность в данной ситуации и продвижения вперед, и отступления.
— Пару минометиков, хотя бы пару, — горячился лейтенант Макеев.
«Минометиков, — грустно улыбаясь, подумал комбат. — Если бы они были, эти минометики, — другой разговор. Но где их возьмешь? Ведь тяжелее станкового пулемета у нас оружия нет. Минометики… Без них попробуй выкрутись… Что же делать? И медлить больше нельзя. Неудача угнетает солдат».
— Товарищ лейтенант, надежда вся на тебя, — положив руку на плечо Макееву, скорее просительным, чем приказным тоном заговорил комбат.
Макеев хотел встать, но майор остановил его:
— Сиди, сиди пока… Но вот что. Возьмешь своих молодцов и скрытно выдвигайся на позицию шестой заставы. Только скрытно. Понимаешь? Сосредоточитесь — и сразу в атаку. Наделай побольше шума. На психику действуй. Понял? Рискуем ведь. При мне оставишь одно отделение…
— Понял, товарищ майор, — Макеев встал, по привычке одернув гимнастерку. — Сделаем, как надо.
— Давай, лейтенант. Надо помочь ребятам, иначе — сам понимаешь, туго придется им… — Тулупов махнул рукой в сторону низины.
Бойцы заставы Макеева где по-пластунски, где короткими перебежками от куста к кусту пробирались к указанному месту. Впереди — автоматчики сержанта Алексеева. Но как ни таились, продвигаясь, пограничники, бандеровцы все же засекли их. Первым это почувствовал Кудинов: пуля шлепнулась рядом, вторая попала в ветку и разорвалась.
«Разрывными бьют, гады», — подумал Василий.
Но двигаться стало уже легче: земля впереди была изрыта неглубокими воронками — не так давно наши войска гнали тут фашистов. Так от воронки к воронке, под пулями ползли вперед пограничники. Одним из первых достиг рубежа Кудинов.
— Много их? — спросил он выглядывающего из укрытия незнакомого солдата.
— Знать, много. Поднять голову не дают.
Кудинов осмотрелся. На опушке леса виднелся бревенчатый дом под соломенной крышей, а неподалеку от него — стог сена. Нигде ни души. Но стоило ему слегка приподняться, как взвизгнула пуля. Сзади кто-то сопел. Ефрейтор оглянулся. Еременко полз с ручным пулеметом. Отстал почему-то. Он допыхтел до соседней воронки, установил пулемет и раскосо уставился на Василия:
— Где они?
— Впереди.
— Знаю. Не вижу только.
— И я не вижу… Вот что, товарищ младший сержант. У вас в диске зажигательные?
— Бронебойно-зажигательные, — уточнил Еременко. — А что?
— Видите дом и стог? Надо лупануть по ним.
Младший сержант согласно кивнул. Простучала длинная очередь — и вспыхнула соломенная крыша. Еще одна — вспыхнул стог. Пламя быстро разгоралось, и вдруг послышались взрывы, видимо, начали рваться боеприпасы. В лесу — было видно — засуетились люди.
— Ага, не нравится, — злорадно крикнул Кудинов и, нажав на спусковой крючок, послал очередь в суетящихся между деревьями людей. Пулеметные и автоматные очереди, винтовочные выстрелы слились воедино.
— В атаку, вперед! — поднялся Макеев и с пистолетом в руке рванулся к лесу. Пограничники, яростно крича и стреляя, бежали за командиром. Потом обогнали его, подкатываясь все ближе к опушке. И, видно, дрогнули нервы у бандитов, заметались бандеровцы среди сосен.
Кудинов, перебегая от дерева к дереву, прячась за стволами, стрелял короткими очередями, расчетливо, наверняка. Вскоре в диске кончились патроны. Василий быстро вынул из чехла запасной и вставил его в автомат. И вдруг он услышал какое-то тарахтение — будто кто-то тачку вез по лесной тропинке. Кудинов спрятался в молоденьком сосняке и пригляделся. Взмокший бандит, озираясь по сторонам, тащил станковый пулемет. Расстояние между ними сокращалось. Тридцать, двадцать шагов… Василий взглянул еще раз и чуть не ахнул: Иван Мельниченко. «Живым, живым взять надо», — решил Кудинов. Мельниченко, очевидно, хотел спрятаться здесь же, в этом мелком и густом сосняке. Кудинов слышал, как тот пыхтел, торопливо втаскивая в чащобу пулемет. И когда оставалось не более двух шагов, Кудинов вскочил и ударил его в голову прикладом. Мельниченко пошатнулся и, цепляясь руками за игольчатые лапы сосны, опустился на землю…
Когда Мельниченко очнулся, перед ним стоял ефрейтор Кудинов, другие солдаты.
— Вот мы и встретились, Иван Мельниченко… — медленно сказал Кудинов.
В сознании Мельниченко всплыли картины последних дней. «Все. Конец», — решил он.
— Где спрятали Сизова? — спросил сквозь сжатые зубы Василий.
— Я не знаю. Я ничего не знаю. Я не видел Леонида, давно не видел, с тех пор, как все вместе были, — хныкал Мельниченко.
— Врешь, гадина! На твоем пальце его кольцо, мародер вонючий.
Мельниченко краем глаза покосился на руку. «Все! Конец!»
Место, куда бросили Леонида Сизова, показал Тарас Калина.
Ефрейтор, обнаженный до пояса, полулежал в окопе, касаясь запрокинутой головой земляной стенки. На правом плече — засохший бурый бинт. На груди и животе страшные ножевые раны, ближе к сердцу запекшаяся кровяная пятиконечная звезда. Издали казалось, что ефрейтор Сизов вот-вот оттолкнется руками от земли и встанет.
Солдаты и офицеры скорбно молчали, держа в руках пилотки и фуражки, и смотрели на истерзанного товарища, с трудом сдерживая слезы. Комбат произнес негромко:
— Смотрите и запоминайте! На всю жизнь запоми-найте!
И тут у Кудинова не выдержали нервы. Скрипнув зубами, он рванул затвор автомата и бросился туда, где лежал Мельниченко.
Дорогу ему заслонил майор Тулупов.
— Успокойся, сынок, — сказал он твердо. — Этим другу не поможешь.
Кудинов как-то сразу обмяк. Отстранив руки комбата, он бессильно повалился на землю, уткнулся в траву.
…Майор Тулупов созвал офицеров на совещание. Он сел на широкий пень и развернул на коленях карту.
— С бандой Меченого, можно считать, покончили. Ушли одиночки. Наши потери: пять убитых и одиннадцать раненых. Бандеровцы, которым удалось вырваться из кольца, и те, кого не было в лесу, по всей вероятности, укрылись в подземелье. Это в четырех-пяти километрах отсюда. Я понимаю, солдаты устали, проголодались. Но лучше одним махом добить врага, чем потом гоняться за ним по лесам… Прошу высказать свое мнение.
Тишина. Слышно, как ветер гудит в вершинах деревьев, как переговариваются солдаты.
— Надо продолжать операцию, — сказал лейтенант Макеев.
Поднялся и лейтенант Трапезников.
— В принципе и я за это. Но в продолжении операции вижу и определенный риск.
— Война не бывает без риска, — прервал комбат.
— И все же… Если бандеровцев не окажется там, мы раскроем свои карты, и тогда они долго не появятся в этом подземелье…
— Резонно, — ответил, подумав, майор. — Но они уверовали в свою неуловимость, следуя именно этими ходами. Они убеждены и в том, что о подземелье нам ничего не известно. Мельниченко-старший во многом признался, но он и не намекнул даже об этом тайнике… Лейтенант Трапезников!
— Я!
— Следуйте на базу, организуйте подводы для убитых и раненых. Доставьте сюда Мельниченко-старшего. Смотрите за ним в оба.
Лейтенант заторопился выполнять приказание.
— Минуточку, — остановил его майор. — Позовите ко мне сержанта Алексеева.
Пока искали Алексеева, комбат писал донесение в штаб полка.
— Товарищ майор! Сержант Алексеев по вашему приказанию прибыл, — четко отрапортовал командир отделения. Рядом с ним стоял и лейтенант Трапезников.
— Вольно. Выбирай солдата, умеющего ездить верхом на коне не хуже тебя, и поедешь с этим донесением к командиру полка. До базы вместе с ними отправляйтесь и вы, лейтенант.
— Слушаюсь.
— Лейтенант Макеев, дайте Калине побриться, переоденьте его в солдатскую форму, чтоб не особенно приметен был.
— Слушаюсь!
— Товарищи офицеры! Готовьте заставы к операции. Выступаем через час. А сейчас — накормить людей…
Сидя под замком, Яков Мельниченко много думал. Ему не давал покоя вопрос, заданный солдатом: «У вас есть брат — Иван Мельниченко?».
Есть ли у него брат? Он и сам сейчас не знает, где Иван. Жив ли? Может, и умер хлопчик, посланный родителем в незнакомую дорогу с незнакомыми людьми. В тот день не Иван, а он, Яков, должен был сопровождать скот. Но отец, узнав об этом, взбеленился и, точно рассчитав, поставил все на свои места: «Без Якова в хозяйстве нельзя. Дел много. А с Ивана, несовершеннолетнего, взятки гладки, если по дороге и сбежит. Ежели и не убежит — убыток не велик. Ледащий. Плечи жидковаты еще». А о том, что Якова могут призвать в армию, отец и мысли в голове не держал. Лес густой, тропинок много — любая уведет в надежное место.
Все получилось так, как «расплантовал» родитель. Одно лишь не вышло по его: Иван с чужой стороны не вернулся, как не вернулись и те, с кем путь держал, спасая скот от немцев. О судьбе сына родители сначала гадали по-всякому, а в конце концов свыклись с мыслью: погиб паренек, царство ему небесное! Вот почему Якова тревожил неожиданный вопрос солдата вот почему привычная версия о гибели младшего брата поколебалась.
Теперь, сидя в землянке (Якова специально держали отдельно от других бандеровцев), усталый и опустошенный, вспоминал он детство и юность: бесконечные хлопоты по дому, пастьбу коров и телок — таких же сытых, как и он сам, таких же ни к чему большему не требовательных, кроме еды. Этой сытостью парень гордился, как гордился и тем, чт