Сквозь поляризованное стекло окон смутно виднелись очертания автомобилей. До города было миль двадцать. Реми надеялась, что они поедут через джунгли.
Но вот голос папа́ зазвучал в коридоре. Реми отпрянула от дверей, прижалась к стене.
Марвелл протопал мимо. Он был одет по-домашнему — светлый пиджак, футболка, широкие брюки, сандалии. Папа́ подмигнул Реми, а та взмахнула в ответ рукой. Верный пес, телохранитель Пасадель сурово поглядел на дочь шефа: он реагировал на резкие движения рефлекторно.
Реми пропустила Грезу, пристроилась рядышком с О’Ливи. Для солидности взяла его за локоть. О’Ливи ей немного нравился. Как-никак писатель, надежда современной литературы! Если бы он только не продался папа́ за гроши!
Заныла волынка. Гвардейцы в килтах взяли на караул.
Пожилой живчик, сразу видно — пройдоха и скупердяй, кинулся навстречу миллионеру. Реми догадалась, что это и есть губернатор. Уполномоченный представитель Земли в федеральной колонии Сирена. Папа́ протянул ему волосатую лапу, живчик с благоговением посмотрел на пальцы миллионера. Реми испугалась, что губернатор сейчас падет на колени, но обошлось. Они пожали друг другу руки, а потом еще и обнялись.
Марвелла и губернатора сфотографировали. А затем они сошли с дорожки и остановились перед группой молодых людей. О’Ливи деликатно отстранил Реми и подбежал к шефу. Сказал что-то на ухо. Марвелл вдруг дернулся, словно его кнутом стегнули.
Реми знала, что папа́ не умеет давать интервью и что нелюбовь к репортерам давно переросла в фобию. Но его все-таки взяли в оборот, и старик, который еще не оправился после посадочных перегрузок, не смог выкрутиться. И О’Ливи ничем не помог — убыток, а не пресс-секретарь.
Реми услышала первый вопрос:
— Сетевой канал «Контекс-ком». Впервые бизнесмен вашего уровня отправился в продолжительное космическое путешествие, чтобы принять участие в судьбе отдаленной колонии. Насколько перспективным кажется вам развитие рынка Сирены?
Мистер Марвелл обычно отвечал на вопросы репортеров словно робот, у которого глючит синтезатор речи. Реми поспешила вперед, чтоб не видеть, как вытянутся у журналюг лица и как загорятся в их алчных глазищах задорные огоньки. Хочешь от души посмеяться над толстосумом — вот тебе повод.
— А-а-а… — выдохнул папа́, точно осушил залпом стакан воды. — По поручению промышленной палаты Федерации… — он поглядел на О’Ливи; тот кивнул, одобряя. — По поручению промышленной палаты Федерации…
Ремина знала о планах отца почти все, самого папа́ удивило бы, как много она знает. Что-то услышала от старшего братца — сноб Альберт в эти дни восседал худым задом в отцовском кресле: проходил пробы на роль председателя совета директоров транснациональной корпорации. Что-то — от иных приближенных лиц. Никто не принимал крошку Реми всерьез, для всех она словно милая домашняя зверушка.
А она бы объяснила репортерам что к чему.
Да, Марвелл решил всерьез заняться этой планеткой.
Да, миллионер действительно рискнул здоровьем, чтобы увидеть мир под двумя солнцами и двумя лунами собственными глазами.
Ага, папа́ хочет сделать так, чтоб вся планета работала на его карман. Только нечему пока здесь работать. Хилое сельское хозяйство, которого едва хватает на прокорм поселенцев. Промышленности нет, если не считать приисков, где кустарным способом добывают кристаллический марганец. Туризм в зачаточном состоянии.
Марвелл прибыл на Сирену сам и потянул за собой чиновников из министерств. Если ему удастся добиться для Сирены статуса «зоны свободного ведения торговли», то сюда хлынут люди, а с ними — капиталы и технологии. Папа́ же вознесется в глазах прочих финансовых тузов на недосягаемую высоту, потому что не всякий может позволить себе «карманную планету».
— «Галактика Плюс». Мистер Марвелл, учитываются ли в программе развития Сирены интересы аборигенов? — услышала Реми напоследок.
Створки стеклянных дверей разъехались в стороны. Реми вышла из вестибюля наружу.
Маленькое оранжевое солнце — компонент «А» двойной звезды Тау Скарабея — над каменистыми холмами. Можно смотреть на него и не щуриться. Луны полупрозрачны, вот-вот растают на фоне темной синевы неба. Сверкает в вышине чешуя созданий, похожих на летающих рыб.
Воздух свеж, но не холоден. И пахнет отовсюду морем.
Поперек бетонного поля стоят машины кортежа: один серебристый автомобиль представительского класса, остальные — внедорожники черного цвета да два грузовика. Рокочут вдали тягачи: это убирают с посадочной полосы шаттл.
Ремина ни секунды не сомневалась, когда папа́ предложил ей отправиться на Сирену. За тридевять парсеков — и что? Космический полет тяжел и неприятен — и что? Несколько дней можно и потерпеть. Сирена, малоисследованная планета на краю Ойкумены, сулила уйму свежих впечатлений. А Ремине, художнице и поэтессе, этих впечатлений так не хватало во дворце Эдмонда Марвелла.
Снова заурчала волынка. Реми отошла в сторону, пропуская процессию. Папа́ объяснялся с Грезой:
— Я ведь энергетик. Говорю в основном терминами. И термины мои такие, что ни одно телевидение в эфир не пустит. Поэтому не знаю, что сказать журналистам. Одни термины, дьявол, на языке вертятся!
Потом Марвелл, пес Пасадель и губернатор сели в серебристое авто, а перед Грезой, О’Ливи и Реми остановился один из внедорожников.
— Я не поеду с ней вместе! — Ремина без обиняков ткнула пальцем в Грезу.
— Поцокаешь копытцами до города! — улыбнулась та.
О’Ливи распахнул перед Реми дверцу салона, Греза же примостилась рядом с водителем. Писатель подсел к Ремине, вместе с ней стал смотреть сквозь затемненное окно, как гвардейцы в килтах запрыгивают в кузов грузовика. Второй грузовик был забит чемоданами Марвелла и его спутников.
Кортеж тронулся. Реми попросила водителя приоткрыть верхний люк.
Греза села вполоборота к О’Ливи.
— Господи! — простонала она. — Я была против этого вояжа!
«Будто ты что-то решаешь! — про себя прокомментировала Реми. — Отец таскает тебя повсюду с собой не потому, что жить без тебя не может, а потому, что не доверяет ни на цент!»
— Я его просила не лететь! Грегори! — Греза прижала ладонь к груди. — Как я его умоляла! Если бы ты знал!
— Я понимаю тебя, — О’Ливи полез в карман за сигаретами. — Надеюсь, что правительственный корабль прибудет вовремя. И мы не застрянем здесь надолго.
— Я ему говорила, — в пальцах Грезы появилась тонкая сигарета. — Если эта планета так понравилась тебе, отправь Альберта! А почему нет? Отправь Альберта!
— Да-да, — посочувствовал О’Ливи. — Господину Альберту совершенно необходимо набираться опыта.
— Инвестировать в космос — это вкладывать деньги в пустоту!
— Ага, — вновь поддакнул О’Ливи. — Развитие дальних планет — невыгодная затея.
— Я ведь ему говорила! Этот жуткий космический корабль. Эта жуткая планета! — Греза покосилась на водителя и проворчала с сомнением: — Извините, к вам это не относится!
Водитель ничего не ответил, стукнул только кулаком по панели бортового компьютера.
Реми прилипла носом к оконному стеклу. Но пока она не видела ничего интересного: пыльные холмы да выветренные камни, среди которых иногда попадались разноцветные пятна мхов или лишайников. Ей было обидно, что О’Ливи разговаривает не с ней, а с Грезой. И уж вовсе ни в какие ворота не лезло, что он соглашался с ее нытьем.
Когда холмы расступились, а дорога стала опускаться в низину, дурные мысли покинули головку Реми.
Она увидела джунгли.
Она увидела то, благодаря чему о Сирене еще помнят. Даже детям в школах рассказывают о том, что где-то у далеких звезд есть такая планета — Сирена.
Оранжево-красный лес перегораживал низину неровной стеной. Сухопутные коралловые полипы тянулись к небесам — высокие, как тополя, раскидистые, как ливанские кедры. Они жили век, потом умирали, и на их костях появлялись колонии молодых полипов.
Это был настоящий коралловый риф на суше. Пестрый, кишащий жизнью, причудливый, лишенный форм, привычных глазу человека.
Как Реми и мечтала, дорога шла через джунгли. Или через риф. Каждый волен называть эту территорию, как захочется: исходя из собственных ощущений и привычек.
Первым нарушил молчание О’Ливи:
— Это и есть тот самый рифовый лес?
Реми хмыкнула: ей понравилось, как О’Ливи «скрестил» два понятия.
— Лес за бугром, — буркнул водитель. — Здесь подлесок.
Тучи светящихся созданий — насекомых ли? или все-таки летающего криля? — висели среди кораллов. Вокруг корявых ветвей вились лианы — или это водоросли сине-зеленого цвета? Подрагивали вдоль дороги мясистые бутоны местных актиний. И Ремине показалось, что мелькнул среди молодых полипов полосатый бок гигантской рыбы-клоуна. Только рыба эта почему-то ходила на лапах и, судя по всему, ворчала, как растревоженная цепная собака.
— Остановите на минуту машину! — попросила Реми.
Греза ахнула и закатила глаза.
— Не положено… — процедил водитель и треснул кулаком по приборной панели еще раз.
— Но мне хочется посмотреть!
— Сказали же тебе — не положено! — прикрикнула на нее Греза, и Ремина подпрыгнула от негодования.
— Только посмотреть! Я ни на шаг не отойду, ни к чему не притронусь!
— Реми! Что за капризы? Ну в самом деле! — чванливо поджал губы О’Ливи. — Вы ведь не маленькая девочка!
Ремина отвернулась к окну. Ссутулилась. Надула губки.
«А еще писатель! — мысленно укорила она О’Ливи. — Шкура продажная! Предал литературу ради гарантированной миски с супом! Сапоги готов лизать хозяину и хозяйке, а хозяйка старше меня всего-то на четыре года!»
2
Реми догадывалась, что Прозерпина не будет выглядеть как Женева, Москва или Токио. И все же поездка по улицам главного города Сирены только усугубила ее меланхолию.
Не город. Поселок, который расползся по холмам, как расползается манная каша по столешнице, если ее наляпать мимо тарелки.