— Наш последний уцелевший антиграв. Такая маленькая птица, на которой могут лететь верхом два человека.
Я попытался повторить трудное слово, но сложный звук «р» мне не поддался. Получилось «антиглав». Герман одобрительно кивнул мне и пообещал поработать на досуге с моей дикцией.
«Ермак» мягко коснулся земли, его двигатели замолчали. Все вокруг засуетились, готовясь принять на борт своих товарищей, которые сейчас находились на «объекте». Герман оставил меня на заднем ряду, вручил вкусную палочку и наказал сидеть тише воды, ниже травы.
— Сильно сомневаюсь, — прокомментировала его наказ Мария, — что сотрапезники пользуются такими устойчивыми выражениями.
Герман почесал затылок и изменил приказ на «Ни звука!», оказавшийся для меня более понятным. Я кивнул и поджал губы, чтобы продемонстрировать свою готовность сидеть тихо. Герман и Мария одобрительно кивнули и пошли в хвост птицы встречать своих товарищей. Отворилась рампа, по «Ермаку» пронесся ледяной ветер и тут же стих. Через минуту егеря прошли мимо меня к кабине челнока. За Германом шагали двое суровых мужчин, облаченных в уже знакомые мне скафандры. Снимая на ходу свои вторые головы, они обдали меня ледяным холодом Пустоши. Я зябко поежился и вжался в свой табурет, спешно ломая пополам свою палочку. Мне очень понравилось, что она сама по себе разогревается. Есть я ее не собирался, просто хотелось погреть о нее руки. Одет я был по-прежнему в одну белую рубашку и понимал, что до поры до времени в моем гардеробе ничего не поменяется. Не думаю, что на «Ермаке» был запас одежды для маленьких последышей.
Егеря заняли первые два ряда возле головы птицы.
— Оан уже ввел нас в курс дела, — сказал Герман после теплого приветствия. — Что удалось выяснить на месте?
Незнакомые мне егеря начали свой доклад:
— Ничего хорошего, — сказал первый десантник. — Мы с Чаком бьемся над системой уже третий месяц. Всё себе отморозили в этой глуши, и ничего.
— Давай факты, Сереж, — Мария мягко перевела разговор в более конструктивное русло. — Каждый из нас на этой планете хоть что-то, да отморозил.
За товарища ответил Чак:
— Кажется, мы полностью утратили доступ к «объекту». Если раньше люк открывался по команде с портативного лэптопа, то три месяца назад этот доступ был нам заблокирован. Мы попытались подрубиться напрямую, как тогда, в первый раз, но люк оказался обесточен. Нет точки приложения. Люк словно заперли изнутри и отключили от системы.
— Шахта вела и к топливохранилищу, — сказал Ковалев. — Я правильно понимаю, что теперь у нас нет доступа и к бакам?
— К сожалению, да, — ответил Чак. — Мы опять пустые.
— Ну, не совсем пустые, — возразила Мария. — У нас есть еще резервы на базе, на их создании настояли мои пилоты. Как оказалось, не напрасно.
— Сколько у нас в литрах? — уточнил Ковалев.
— Два бака по тонне в каждом. Но «Ермак» уже почти пустой, в скором времени останется лишь один бак.
— Не густо, — прокомментировал Егор, — но, конечно, лучше, чем ничего. В любом случае, теперь топливный вопрос опять стоит остро.
— А что, если срезать люк? — предложил Герман.
Десантники переглянулись. Ответил Чак:
— Это первое, что мы предприняли.
— И как результат? — уточнил Герман.
— Вам, наверное, лучше самим увидеть, — неуверенно предложил Сергей Козырев.
— Что там?
— Мы срезали петли люка, но поднять его так и не смогли, — ответил он. — Тогда, наплевав на целостность шахты, мы попытались прорезать в люке дыру. Убили в ноль несколько батарей. Трижды летали на базу заряжаться, но в итоге…
— Что? — не понял Ковалев. — Что в итоге?
— Короче, — не выдержал Чак Ноллан, — вся шахта закупорена каким-то сплавом. Нам удалось оторвать часть люка, но под ним мы обнаружили стальную пробку. Судя по приборам, шахта заполнена полностью.
— Что⁈ — не поверил своим ушам Герман. — Там же около сорока метров!
— Вот и мы удивились.
— Технически, мы могли бы пробурить новую шахту, — выразил свое мнение Оан. — У вас же есть оборудование. Но в таком случае мы не знаем, с чем можем столкнуться.
— Что ты имеешь в виду, Оан? — спросила Мария.
— Кто-то же заперся там от нас.
— Ну так отопрем и посмотрим, кто с нами в прядки играет, — предложил Ковалев.
— Не все так просто, — выдохнул Оан. — База была рассчитана на сотни и даже тысячи лет автономного существования. И мои современники боялись не только природных катаклизмов. На базе также имеются системы безопасности: вооружение, автоматические охранные дроны, а еще баллоны с газом, который в случае пожара или несанкционированного проникновения в считанные секунды заполнит все пространство, вытесняя кислород. Эмбрионам эти меры не повредят, поскольку они в изолированных инкубаторах, а вот с пожаром или с непрошенными гостями справиться могут.
— Ну, положим, при таких вводных без скафандров мы туда и не сунемся, — ответил Ковалев. — А вооружение и дроны — это уже серьезно.
— Мы и в скафандрах туда не сунемся, — возразил Чак Ноллан. — Скважина после бурения будет слишком узкая.
Помолчали. Герман даже встал и, задумчивый, подошел к окну.
— Интересно, а почему в первое посещение «объект» не идентифицировал нас как врагов?
— Тут как раз все ясно, — ответил Оан. — Генетически мы один вид. Система охраны приняла вас за своих и не стала убивать.
— Что же изменилось теперь?
— А теперь, очевидно, кто-то не хочет афишировать свои действия, — пожал плечами Оан.
— Как думаешь, это могут быть твои пропавшие с полярной станции коллеги?
— Все возможно, только зачем им так изгаляться? И потом, лично я сомневаюсь, что они живы.
— Поясни.
— Когда мы туда прилетели, у нас не было ни топлива на обратный путь, ни каких-либо припасов. Мы надеялись найти все это там, на плавучей базе, но она была выпотрошена задолго до нас. Нам еще повезло, что корабль имел доступ к недрам земли и рабочие гибернационные капсулы.
— Ясно. Ну, что, — Герман обратился ко всем, — пойдем, посмотрим на месте?
Все согласились и направились к грузовому отсеку «Ермака». Проходя мимо меня, Герман наказал мне не двигаться с места. Я, собственно, и не собирался, но, для того чтобы успокоить своего наставника, демонстративно зафиксировал себя в кресле и открыл свою горячую палку. Мол, буду есть. Герман одобрительно кивнул мне и вышел в грузовой отсек.
С уходом егерей на птице стало непривычно тихо. Я принялся за еду, попутно разглядывая окружающую обстановку. По сути, «Ермак» на какое-то время стал для егерей домом. Судя по рассказам Германа, до момента, когда им удалось построить небольшой сруб вблизи озера, они всей толпой ютились в этой маленькой комнатке с округлыми окнами, которую называли странным и громоздким словосочетанием «пассажирский отсек». Куда проще было бы называть место, где ешь, работаешь, спишь и нужду справляешь, — домом. К слову, справлять нужду именно в супницу я бы не стал, но со своими предложениями к богоподобным егерям приставать я побоялся и, подчиняясь воле Германа, скрепя сердце туда мочился. Хотя страсть как хотелось из нее пить или даже варить в ней болмотуху. Да, болмотуха из древесных грибов, яиц и капусты у хозяйки всегда получалась знатная. Варила она ее только по большим праздникам и подавала на весь курень в огромной глиняной супнице, похожей на гальюн егерей. Отсюда и были у меня такие странные ассоциации с нужником челнока.
За этими и иными глупыми мыслями я и проводил время в пузе птицы, доедая уже остывшую палку. Высосав из нее все до последней капли, я решил пройтись по челноку. Судя по всему, каждый из егерей устроил в «Ермаке» собственное уютное гнездышко. Аскетичнее всего обустроено было место Марии. О том, что ряд из трех кресел прямо перед кабиной пилотов занимает именно девушка, я понял по наличию зеркала и множеству всяких баночек с зельями. Такие же вонючие зелья были и в доме Курьмы. В женской половине дома этими ядреными мазями пользовались лишь хозяйка да жена брата Курьмы. Дети поговаривали, что от этих ядов кожа становилась мягче, и мороз не так сильно щипал за нос. Я, разумеется, не поверил и попытался испытать на себе действие этих кремов. Воровство было быстро обнаружено, а виновный найден по запаху. Тогда меня знатно высекли, чуть черни душу не отдал. Очень надеюсь, мази Марии не так воняют, как те, за которые я пострадал.
Места остальных сотрапезников угадывались лишь косвенно. Те три кресла, что больше походили на склад егерских думающих машин, наверняка занимал Оан. Места с фотографиями молоденьких сотрапезниц в странных облегающих тело одеждах на фоне какой-то реки наверняка принадлежали кому-то из молодых пилотов. Остальные места дедукции не поддавались, поскольку совершенно не несли никаких признаков быта. Просто кресла с какими-то личными вещами. Я еще немного пошатался по пустому «Ермаку». Дернул на всякий случай запертую дверь, ведущую в голову птицы. А вдруг открыта? Разочарованный, вернулся на свое место.
Егерей все не было. Я довольно долго клевал носом, борясь с чернью, но потом все же сдался и сам не понял, как провалился в сон. Точно помню, что проснулся от непонятной возни. Егеря вернулись и забегали по «Ермаку». Первой пробежала к голове птицы Мария и быстро разложила одно из кресел. За ней быстрым шагом прошел Ковалев и скомандовал:
— Давай его сюда, только аккуратно!
Я взволнованно приподнялся со своего места, чтобы посмотреть, что случилось, и увидел, как бесчувственное тело Германа несут два десантника. Я притих. Ран на теле Германа я не разглядел, а что случилось, так и не понял.
— Ты, Игорек, не переживай, — подошла ко мне Мария, когда все поднялись на борт и задраили люки. — Твой Герман просто в глубоком обмороке. Как у вас говорят, в чернь провалился на время. Мы и сами не поняли, что случилось.
Я кивнул девушке и затравленно вжался в свое кресло.
— Пристегнись, — посоветовала она. — Летим домой. Там разберемся, там капсула есть.