Я обрадовался тому, что в их присутствии можно говорить, и как на духу выпалил уже натренированное:
— Кооонь!
Повисла тишина, а затем однорукий егерь прокомментировал:
— Ну, не лошадь же… Конь — уже неплохо.
Все весело засмеялись. Герман потрепал меня по голове и сказал всем:
— Ну да, разговаривать он еще не способен. Словарный запас хромает. Но он однозначно понимает обращенную к нему речь. А при случае, думаю, и повторить сможет. Мы с ним живы только благодаря тому, что он услышал в Пустоши ржание коня и выкрикнул это слово несколько раз. А это доказывает, что при определенных условиях корелл обучаем. А значит…
— Да ничего это не значит, Герман, — печально выдохнула Мария. — Сотрапезники и без нас это знают. Стали бы они тогда тотальный запрет на изучение речи вводить для кореллов.
— Тут главное — прецедент, — возразил Егор. — Покажем парня сочувствующим, получим отклик, а там, глядишь, и с мертвой точки дело сдвинется.
— Сочувствующих сотрапезников меньшинство, — возразила Мария.
— Но это не значит, — ответил ей Герман, — что это меньшинство не мечтает прибрать власть к своим рукам.
— Они не многим лучше остальных, — фыркнула девушка.
— Да, рабов они тоже держат, — согласился Герман. — Но, во всяком случае, они их не едят.
— Ну, или говорят, что не едят.
— В любом случае у нас сейчас есть более насущные проблемы, — отрезала Мария.
— Согласен, — встал со своего места Егор. — У нас опять топливный кризис назревает. Мы на этой неделе сожгли полбака. Хорошо хоть твой коммуникатор вышел на связь, а то мы и не знали бы, куда лететь за тобой.
Герман потупил взгляд:
— Согласен, моя вина, — виновато ответил он. — Заигрался я в егеря, прозевал точку невозврата. Просто на пассажира не рассчитывал. Так бы дотянул до базы.
— Ладно, — примирительно сказала Мария. — Что ни делается, как говорится… Ты, главное, не заигрывайся больше.
Мария наклонилась ко мне и потрепала по щеке:
— Ну что, полетели домой? Пошли, что покажу, Конь!
Девушка весело взяла меня за руку и потянула куда-то в стену. Как только мы подошли, в стене образовался проход. Сам по себе. Я был просто поражен. Мария тем временем уже прошла внутрь другого помещения и приглашала меня пройти за ней. Я осторожно переступил порог и оказался в небольшом помещении с двумя внушительными табуретами и множеством огоньков. Стен в этом помещении не было совсем. Вместо них — огромный стеклянный купол, несколько вытянутый вперед. Я медленно приблизился к стеклу и ахнул. Оказалось, что егерский сруб парил высоко над деревьями.
Мария заняла левый табурет и жестом показала забираться на соседний. Я послушно залез и уставился на неё.
— Это «Ермак», — обвела она руками пространство вокруг себя. — Наш орбитальный челнок. Пока сильно не запоминай, потом все само собой запомнится. «Ермак» умеет летать, как большая птица.
Я тотчас вспомнил огромную хищную птицу, чуть не сожравшую нас с Германом перед тем, как мы оказались здесь. Получается, мы уже внутри этой огромной птицы? Значит, птица не живая!
— Я пилот «Ермака», — положила себе руку на грудь девушка. — Меня зовут Мария. С Германом ты знаком уже, — к нам подошли Герман и однорукий егерь, — а это наш начальник службы безопасности — майор Ковалев.
Странно, я думал, однорукого зовут Егор. Не может же быть у одного человека два имени? Или у егерей может?
Мария тем временем продолжила:
— Нажми вот эту кнопку.
Девушка очень медленно провела пальцем по боковой стенке табурета, и ее мягко притянуло к креслу. Я проделал то же самое и почувствовал, как невидимая сила мягко, но довольно настойчиво прижимает к табурету и меня.
— Не бойся, — похлопал меня по плечу Герман, — так должно быть.
— А теперь мы полетим вперед! — весело сообщила Мария и начала совершать какие-то манипуляции со светящимися точками перед собой. Грозная птица начала вибрировать, затем раздался протяжный свист, и вся егерская изба пришла в движение. Меня вжало в табурет с такой силой, что трудно было пошевелиться. Лес прямо передо мной замельтешил так быстро, что я не успевал следить за сменой картинки.
Сперва мне стало нечем дышать, затем по всему телу пронесся жар, и я покрылся холодным потом. Мария краем глаза увидела, что со мной творится что-то неладное, и начала останавливать огромную птицу прямо в воздухе. Спустя мгновение из моего рта вылилась вся вода, которую я выпил после посещения нужника. Я посмотрел на обеспокоенное лицо Марии, не знавшей, за что хвататься — то ли за свои огоньки, то ли за последыша, которого непрерывно «полоскало». Наконец птица остановилась окончательно. Я почувствовал, что меня больше ничего не удерживает на табурете, и попытался встать, но не смог. Чернь настигла меня раньше.
Глава 7Новый Мечников
— Он же ни разу не летал! — упрекал Марию Герман. — Самое быстрое средство передвижения за всю его жизнь — мой собственный горб.
— Ну а мне почем было знать? — оправдывалась девушка.
Герман наседал:
— Нас эволюция к высоким скоростям больше пятисот лет приучала. Какой выносливости ты от паренька ждала?
— Я уже поняла, — протянула Мария, отжимая очередную грязную тряпку в импровизированном ведре из разбитого шлема. — Не зуди, Герман. Мне и без того теперь всю приборную панель оттирать. Ой, взгляни, он проснулся! Ты как, ребенок?
Я вертел головой, не понимая, где нахожусь. Судя по всему, меня уложили прямо на том самом табурете, где я и провалился в чернь. Спинка его сейчас была откинута назад, я помещался на ней целиком. Громадная птица уже не двигалась, и я попытался приподняться.
— Тошнит? — спросил Герман.
Я не понял вопроса и уставился на егеря. Тот изобразил рвотные позывы и объяснил понятие:
— Тошнота — это когда хочется выплюнуть весь обед.
Слово «обед» я знал. Как только оно прозвучало, мой Жии издал такой протяжный вой, что все поняли меня без слов.
— Да он голодный! — сделал вывод Ковалев. — Эх вы, опекуны! Пошли, парень, я тебя накормлю.
Однорукий увел меня в другой конец егерской избы, или птицы (я еще не определился, как называть летающий дом), и вытащил из стены какие-то продолговатые палочки с половину локтя длинной. Одну он взял сам, а другую протянул мне.
— Гляди!
С этими словами Ковалев одной рукой согнул свою палку пополам. Он жестом указал на мою палочку. Я понял, что должен сделать то же самое, и сложил пополам свой экземпляр. Тут же в руке стало очень тепло, а в некоторых местах палки даже горячо.
— Ну что, согрелось? Теперь смотри.
Однорукий егерь ловко открутил одними пальцами колпачок на палке и поднес открытый тюбик к носу. Понюхав палку, егерь изобразил наслаждение. Я проделал все в точности, как мне показали, и тут же уловил носом восхитительный запах запеченного мяса. Жии вновь протяжно запел в моем животе и даже немного пихнул меня изнутри, не в силах дождаться, кода я все-таки приступлю к трапезе.
— А теперь ешь, — весело сказал мне майор.
И я с большим аппетитом укусил палку прямо за бок. Из того бока, где я открутил крышку, тут же брызнула какая-то горячая жижа и попала майору прямо в лицо.
— Твою ж (непечатно) за ногу, за левую и за правую!!! — выкрикнул однорукий егерь, вскакивая с места.
Я замер, понимая, что сделал что-то не так. Пахла палочка, конечно, бесподобно, но вкуса я вообще не почувствовал. Даже маленького кусочка не получилось от неё откусить. Однорукий пошел в отхожую комнату, попутно выкрикивая какие-то странные фразы, которых раньше я не слышал ни от Курьмы, ни от кого-либо ещё, и вернулся с полотенцем. Тут же за спиной послышался смех Марии:
— Ты аккуратно, при детях-то не выражайся! — девушка подошла к нам и, отобрав у Ковалева его палку, протянула ее мне открытым концом вперед. — Рот открой.
Я послушался, и Мария, всунув конец палки мне в рот, надавила на неё сбоку. Мне на язык упали несколько капель безумно вкусной жижи. Чем-то по консистенции на помои похоже, только без гнилых кусочков и личинок. Я погонял вкуснятину по рту, проглотил её и уставился на Марию глазами, полными слез. Если она не даст мне хотя бы еще глоточек, мой Жии сожрет меня изнутри. Девушка весело рассмеялась:
— Понравилось?
Я активно закивал головой, и Мария отдала мне все. Представляете? Вообще всю палку отдала!
— Ну что, Егор, — весело произнесла она, — один-один по косякам?
— Предлагаю минимизировать счет, — предложил Герман, подходя к нам. — Парень как с луны свалился. Ему нужно всё объяснять и показывать — буквально. Он шустрый и смышленый. Быстро все схватывает.
— А как вы хотели? — сказала Мария — Дети…
— Согласен, — проворчал майор, вытирая лицо полотенцем.
Остаток пути я провел, сидя на табурете внутри летающей птицы. В голову меня больше не пускали — похоже, я заблевал весь клюв. Пока летели, Герман больно кольнул меня несколько раз в плечо какой-то палкой.
— Это прививочки, чтобы ты не болел, — пояснил он.
Такие «прививочки» мне регулярно выписывали дети сотрапезников, стреляя в меня из болотных трубочек шипами дерева иглу. Вот уж не думал, что они таким образом заботились обо мне.
Еще егерь дал мне выпить какой-то горькой настойки и пообещал, что больше тошнить не будет. И действительно, хотя в первые минуты полета две съеденных мной палки просились наружу, и даже затемнение салона, устроенное майором, не помогало, — потом тошнота отступила. Я уснул, не найдя, чем заняться.
Как долго мы были в пути, я не понял. Очнулся, когда внутри птицы уже ничего не свистело, а саму ее перестало трясти. Вокруг сновали незнакомые люди, судя по одежде, тоже егеря. Они выносили из головы в хвост какие-то коробки и неизвестные мне егерские штуки. Интересно, а сколько всего в Пустоши егерей?
Один из них, по виду, самый молодой, остановился рядом со мной и присел на корточки. Весело подмигнув мне, спросил: