— Ты есть хочешь, Володя? У нас щи остались — пальчики оближешь! Разогреть?
— Позже, — отмахнулся Владимир Вениаминович. — Давай за встречу!
Они выпили коньяка.
Беглов подцепил толстыми пальцами ломтик душистого сыра, а Георгий Петрович по привычке посыпал молотым кофе лимонную дольку. Глядя на него, Владимир Вениаминович поморщился, рот наполнился слюной.
— Бросал бы ты эту привычку, — посоветовал он другу. — Ведь угробишь желудок.
— А, отстань! — отмахнулся генерал и потянул из кармана пачку папирос. — Рассказывай, зачем пришёл.
Владимир Вениаминович поставил бокал на стол.
— Думаю, пришло время плотнее поработать с Андреем Ивановичем. Надо детально прояснить обстановку и составить подробный план действий.
— Думаешь, он готов? — усомнился Георгий Петрович.
— Думаю — да, — твёрдо ответил Владимир Вениаминович.
Глава 10
В начале ноября по Черёмуховке расползлись странные слухи.
Наташка Жмакова остановилась у калитки и закричала:
— Баб Таня! Баб Таня!
Облачка пара вылетали из Наташкиного рта и таяли в морозном воздухе.
Найда выскочила из будки и залилась громким лаем, неистово гремя цепью.
Татьяна Семёновна выпрямилась, кое-как опираясь на чурбак — щепала лучину для растопки — и подслеповато всмотрелась в машущую руками фигуру.
— Наташка? Чего орёшь, как заполошная?
— Баб Таня, десяток яичек есть? Пироги печь буду к празднику.
— Да не кричи ты, всю улицу переполошишь! Забыла, что ли, где калитка? Зайди во двор!
— Я твою Найду боюсь! Она кидается!
Найда, и впрямь, рвалась с цепи. Ошейник так перехватывал шею собаки, что та хрипела вперемешку с лаем.
— А ты меньше ори, собака и кидаться не будет.
Наташка, опасливо обежав стороной лающую собаку, забежала во двор. Петух, который тоскливо бродил по грядкам, разгребая лапами первый снег, увидел гостью и оживился. Он встопорщил гребень, зашаркал ногой и воинственно кукарекнул, пробуя голос.
— Остынь, проклятый! — прикрикнула на него хозяйка.
— Сил нет, — пожаловалась она гостье на петуха. — Кидается ирод, и всё тут.
— А ты петуха в суп пусти, — посоветовала Наташка. — Соседа своего, егеря попроси — он его мигом тюкнет! А супу соседу нальёшь — так ещё и дорожку тебе от снега расчистит.
— Нельзя петуха в суп, — с сожалением сказала баба Таня. — Куры нестись не будут. Чего тебе? Яичков?
— Ага! Дай десяток яичек, баб Таня! А я тебе баночку майонеза. Вчера в магазине завоз был — выкинули к празднику. Хорошо, Лидка вовремя предупредила. По две баночки в руки только давали. Так я и Петьку своего притащила в магазин, и детей — чтобы к празднику закупиться.
— Манез? — переспросила баба Таня. — А на кой он мне?
— Как на кой? — удивилась Наташка. — Хошь — в салат добавляй, или в суп. А хошь — на хлеб мажь!
— Да ну, — отмахнулась баба Таня. — Баловство! Давай-ка знаешь, что? Я тебе яичков дам, а ты Петьку своего попроси мне двор почистить.
— Это запросто! — обрадовалась Наташка. — Сегодня вечером и отправлю его — нечего на диване валяться! А то придёт с работы, ляжет пузом кверху и смотрит телевизор, как городской! Я, говорит, устал и имею право! Это где видано такое?
— Ну, пошли в дом, — сказала баба Таня. — Яички-то там!
Шаркая подшитыми резиной валенками, она побрела к дому. Поднялась на крыльцо, опять запнувшись о проклятую доску. Вот дырявая голова! Сколько раз себе говорила — попроси Фёдора Игнатьевича прибить доску!
— Наташка! Петька твой доску приколотить может?
— Конечно! — удивилась Наташка. — Он же мужик!
— Попроси — пусть прибьёт мне эту половицу на крыльце! А то запнусь и гробанусь насмерть!
Баба Таня с усилием отворила забухшую от мороза дверь. Дверь недовольно скрипнула, задевая порог.
— Слышала, что творится-то, баб Таня? — спросила Наташка.
— А что?
— Председатель, Фёдор Игнатьич, новый дом строит!
— А чего ему не строить? У него, говорят, сын в городе развёлся и любовницу завёл. А квартиру жене оставил. Вот Фёдор Игнатьич для сына дом и строит.
— Неужели приедет? — изумлённо спросила Наташка. — Из города?
— Кто?
— Любовница!
— Непременно приедет! — убеждённо сказала баба Таня, проходя на кухню. — Люди болтать не станут. Ты миску-то взяла под яички? Или что у тебя?
— Вот!
Наташка протянула эмалированную миску.
Баба Таня стала перекладывать в неё яйца из корзинки.
— А ты от кого слышала? — нетерпеливо спросила Наташка. — Про любовницу?
— Да от всех. Ко мне за яичками-то многие ходят. У меня яички хорошие, крупные.
— Это правда! Яички у тебя — заглядение! И тесто на них пышное, мягкое! Значит, любовница? А я думаю — к чему Фёдору Игнатьевичу новый дом? Они с Марьей Антоновной и в старом хорошо живут. Ладно, побегу я, баб Таня! Делов много!
— Миску верни, не забудь!
Гостья выскочила на улицу, и тут чёртов петух подкараулил момент и, хлопая крыльями, вспорхнул ей на голову!
— Пошёл прочь! — закричала Наташка, опасаясь уронить миску. Найда, громко лая, рванулась с цепи. Петух с победным «кукареку» спрыгнул на землю и побежал за угол дома — прятаться.
— У-у-у, шальной!
Наташка пригрозила петуху кулаком.
Проходя мимо нового дома, Наташка ревниво оглядела его. Дом был хорош — хоть и небольшой, в три окна, но ладный и красивый. Крутая крыша покрыта шифером. И стоял он в хорошем месте — недалеко от магазина, почти на самой центральной улице.
Вечером Наташка отправила мужа к бабе Тане на уборку снега. А сама забежала к Катерине Худояровой — выпить чайку по-соседски, и поделиться новостями.
Степан Владимирович отдыхал в комнате. В последнее время он всё больше хлопотал по дому, только изредка позволяя себе ненадолго присесть. Но к вечеру уставал, ноги не держали.
Помог Трифон, который убедил старика, что это нормально. После разговора с доктором Степан Владимирович без споров ложился вечером в постель, хоть спал мало, как многие старики.
— Слыхала, что люди говорят? — спросила Наташка Катерину, которая разливала чай. — Фёдор Игнатьич для любовницы сына дом строит.
— Брешут, — сурово ответила Катерина, — а ты повторяешь.
— И я думаю, брешут, — подхватила Наташка, раскалывая щипчиками сахар. — Стал бы Фёдор Игнатьич для какой-то девки дом городить! Она ему даже не невестка. Да и сын его сюда из города не поедет. Чего ему тут делать?
Наташка торжествующе взглянула на Катерину, сунула за щёку кусок сахара и блаженно зажмурилась. Затем сделала большой глоток чая.
— А я знаю, в чём тут дело! — загадочно сказала она.
Катерина мрачно смотрела на Наташку.
— Ну, и в чём?
Наслаждаясь вниманием, Наташка не спешила. Она отпила ещё чаю и аккуратно поставила чашку.
— Что-то Фёдор Игнатьевич во Мгу зачастил, — хитро улыбаясь, сказала она. — Раньше годами не ездил, а только на этой неделе — два раза! К кому он ездит, спрашивается?
— Ну, и к кому? — не выдержала Катерина.
— Ну, ясно же!
Наталья с жалостью посмотрела на недогадливую подругу.
— Бабу он завёл. А теперь устал ездить, и хочет её сюда перевезти.
— Да брось, Наташка!
Катерина недоверчиво нахмурилась. Такое бесстыдное коварство не укладывалось в её голове.
Не то, чтобы Катерина близко зналась с Марьей Антоновной, женой председателя. Но было по-бабьи жаль её. Надо же, как несчастливо повернулась судьба!
— Ох, треплешь ты, Наташка — сама не знаешь, что, — для порядка сказала Катерина.
Но заноза уже засела в её сердце, и так просто эту занозу было не вытащить.
— Ничего не треплю, — сказала Наташка, раскалывая второй кусок сахара.
— Ты к Марье Антоновне ходила?
— Что я, дура?
Наташка покрутила пальцем у виска.
— Кто ж с такими вестями к женщине пойдёт?
— Мы пойдём, — твёрдо сказала Катерина. — А нечего ему из хорошей бабы дуру делать!
— Я не пойду!
Наташка замотала головой.
— Тогда я одна, — согласилась Катерина. — Но если Марья Антоновна спросит, откуда я узнала — я прямо про тебя скажу.
Катерина накинула платок и фуфайку. Хотела надеть сапожки, но передумала и сунула ноги в привычные валенки. Не в гости идёт, по делу.
Заглянула в комнату, проведать тестя.
Старик лежал, неподвижно глядя в потолок.
— Я уйду ненадолго, — сказала Катерина. — Ничего?
— Ничего, — помолчав, ответил старик.
Говорил он немного, но Катерина и этому была рада. Всё лето старик пролежал молча. Она уж и деньги на похороны скопила потихоньку. Но, слава богу, обошлось.
— Может, телевизор включить?
— Не надо. Так полежу.
Катерина подоткнула старику одеяло, вышла из комнаты и кивнула Наташке:
— Идём!
В свете фонарей вдоль центральной улицы кружились редкие снежинки. Морозец к ночи усилился и щипал щёки и голые кисти рук.
Мария Антоновна смотрела телевизор.
— Привет, Марья! — на правах старшей поздоровалась Катерина.
— Здрасти, тётя Маша, — пискнула из-за её спины Наташка.
— Здрасте, — удивлённо ответила Мария Антоновна. — Вы чего это, на ночь глядя? Ну, проходите в дом, не выстужайте!
От большой кирпичной печи шло мягкое тепло. Наташке сразу захотелось спать — поднялась ещё затемно, и весь день хлопотала.
— А твоего нет? — спросила Катерина, мельком заглядывая в комнату.
Она уже хотела, чтобы Фёдор Игнатьевич оказался дома, и разговор можно было бы отложить до более удобного времени.
— Нет, — вздохнула Мария Антоновна. — Как связался с этой стройкой — так и пропадает там до позднего вечера.
— А что строит-то?
— Как что? Дом. Не видели, что ли?
— Почему не видели? — вмешалась Машка, кивком сгоняя с себя сонную одурь. — А для кого Фёдор Игнатьич этот дом строит, знаешь?
— Конечно, знаю.
Если Мария Антоновна и удивилась вопросу, то вида не подала.
— Хорошего зоотехника во Мге нашёл, да умудрился к нам переманить. Женщина уже на пенсии, но согласилась за небольшую зарплату присматривать за совхозной свинофермой. Будет молодёжь обучать.