оя значимость как наиболее точного на сегодняшний день источника информации о Первых уже не особо важна. Так?
— Лучше и не скажешь, — не стал спорить подполковник. — Не буду скрывать, есть как минимум три выхода…
— Целых три?.. — невесело ухмыльнулся я.
— Не перебивай… Да, три. Первый — банально вас ликвидировать. Как не поддающуюся прогнозированию угрозу. Все равно принудительно из вас знания не выкачаешь, так что и жалеть нечего. Но тут есть нюанс — неизвестно, как на это отреагирует ваш «бог из машины», может, таких как вы, носителей кода, десятками плодить станет, а то и сотнями. Мы даже приблизительно не можем оценить предел его возможностей. Поэтому ликвидация отпадает.
— Спасибо и на этом…
— Кушай, не обляпайся. Второй выход — запереть вас в какой-нибудь строго охраняемой психушке, или тюряге, или еще где — не суть, главное, чтобы вы были надежно изолированы от внешнего мира. Не думаю, что этот вариант намного гуманнее первого, как по мне, так даже наоборот. И опять все тот же нюанс — как отреагирует проклятая железяка на закапсулированной базе? Отпадает.
Исаев задумчиво изучил на просвет пустой бокал и недвусмысленно уставился на бутылку. Я понятливо наполнил его емкость до половины, не обделив и себя. Подполковник пригубил коньяк и продолжил:
— Остается одно — позволить вам жить и работать дальше, как и раньше. Разве что приглядывать за вами, но предельно деликатно. Надеюсь, ты молчать не будешь, если этот твой «искин» что-нибудь отчудить соберется? Я так и думал. Третий путь, на мой взгляд, самый перспективный. В сущности, мы его уже пытались претворить в жизнь, но немного не рассчитали.
— Опять нас загоните на какой-нибудь засекреченный объект?
— Почти угадал. Только не на секретный. Знаешь поговорку: хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место?
— Вы, товарищ подполковник, прямо-таки мои мысли читаете, — в очередной раз хмыкнул я. — Нечто подобное мы намеревались провернуть на Нереиде, когда занялись проблемой афалин. Хотели стать знаменитыми, чтобы нас трогать себе дороже было.
— Не думаю, что это бы остановило людей «Внеземелья», — покачал головой Исаев. — Но мыслишь в верном направлении. Короче, на секретный объект вам нельзя, и Флоранс тому ярчайший пример. Поступим иначе. Мы изменим ваши паспортные данные, подделаем биографии и устроим работать на какой-нибудь удаленной исследовательской станции. Нисколько не секретной, и чтобы тематика под категорию военной тайны не попадала. Будете, как тот Неуловимый Джо, который на хрен никому не нужен. Как тебе план?
— В общем и целом согласен, но, как вы говорите, есть нюанс…
— Не бойтесь, на какой-нибудь астероид вас никто загонять не собирается.
— Не в том дело. Я разговаривал с Вольским, это главный местный медик. Так вот, он меня не очень-то обнадежил насчет состояния Гали. Он вообще настоятельно советовал ее специалисту-психотерапевту показать. Плел что-то про нейроны, последействие психотропных препаратов и стресс на их фоне. Главное, что я из его речей уяснил — Гале нужна длительная реабилитация. В спокойных, что характерно, условиях. Крайне желательно — на природе. Без газет, Сети и телевидения.
— Понял я, понял, — Исаев жестом приказал мне заткнуться и погрузился в раздумья. Через несколько минут он просветлел ликом и возвестил: — Медицинские противопоказания — это довод. Против Вольского не попрешь. Но я, кажется, придумал идеальный выход… Впрочем, пока об этом рано, надо кое-что обмозговать и кое с кем связаться. А ты точно уверен, что тишина и покой — все, что для ее выздоровления понадобится? Наблюдение врача не нужно?
— «Внутренний искин» сказал, что ее организм сам справится, — пожал я плечами. — На первом этапе, думаю, медицинская помощь не помешает, чисто для нашего успокоения, а потом время будет лечить.
— Ну что ж, предлагаю остановиться на этом варианте, — подвел итог подполковник. — Для начала переправим вас на Болл. Первое время, два-три месяца, придется потерпеть, ну да вам не впервой. Как раз дубликат коннектора получишь, да и Галя под присмотром будет. А потом отправитесь… дальше, скажем так. Вопросы? Вопросов нет. Свободен, лейтенант!
Система тау Кита, борт фрегата-носителя «Томас Эдисон», 24 января 2538 года, вечер
За разговором мы с Исаевым бутылку ополовинили, и в голове у меня немного шумело. В старые добрые времена такой дозы я бы и не почувствовал, но волнения последних дней давали о себе знать, и я с решимостью подвыпившего, но еще не окончательно пьяного человека отправился в медблок. Здесь меня поджидал сюрприз: Галя пришла в себя, и суровый Вольский не смог выдумать причины, чтобы меня к ней не пропустить. Впрочем, я и сам понимал, что перегнуть палку сейчас легче легкого, а потому сначала остановился все у той же прозрачной пластиковой перегородки.
Галя сидела на кровати, облокотившись на стопку подушек и прикрыв ноги пледом, и играла с Петровичем. Тот меня почувствовал сразу, но занятие свое прервать и не подумал, вместо этого послал предостерегающий образ, дескать, не маячь на горизонте, а то весь эффект от кототерапии означенному животному под хвост. Отфутболив стандартное «будь спок», я осторожно выглянул из-за шторы. Судя по неестественному румянцу на щеках, девушка чувствовала себя не очень хорошо, сказывался общий упадок сил — Петровичу самому приходилось тереться ухом об ее ладонь, имитируя ласковое поглаживание. Кошачьи бока мерно вздымались, и хоть я сквозь перегородку ничего не слышал, мог явственно представить, как он старательно напрягает урчальник. В общем, молодец, напарник, продолжай в том же духе.
Некоторое время я стоял, наблюдая за рыжей парочкой. Разрушать идиллию не хотелось, и я совсем уже вознамерился было возвращаться в каюту, как Галя подняла глаза и ее взгляд пересекся с моим. Отвести взор я и не пытался, загипнотизированный лихорадочным блеском ее зрачков, и стоял, не шевелясь. Казалось, что стоит мне только шелохнуться, нарушить незримую связь, и Галя снова утонет в пучине лишающего разума ужаса. Не знаю, как долго мы играли в гляделки, очнулся я лишь когда незаметно появившийся Вольский от души огрел меня по плечу:
— Чего застыл, военный? Зайди, поговори с зазнобой.
Первой моей реакцией было вмазать чертову медику в ответ, дабы не повадно было у невинных девушек шок провоцировать, но Галя совершенно не походила на истеричку: машинально поглаживая Петровича по рыжей холке, она неотрывно смотрела на меня. В ее взгляде читалась сложная гамма чувств — от боязливого интереса до нежности с изрядной примесью тихой грусти — и я решился нарушить ее одиночество. Оставив выпад майора без внимания, я подошел к двери и робко шагнул в палату. Петрович при виде меня приветственно мяукнул, но навстречу не бросился, ограничившись мыслеобразом, который я расшифровал как «и рад бы, да долг зовет». Не сводя глаз с любимой, я приблизился к ее кровати и опустился на табурет, использовавшийся давеча Петровичем в качестве ложа. Запустил пальцы в мягкую, но отменно упругую шерсть напарника, прикоснувшись помимо воли к Галиной руке.
— Привет, радость моя.
— Олег.
В голосе Гали не читалось никаких эмоций, как будто она еще не решила, как ко мне относиться. Досадно. Неужели придется все начинать сначала? Впрочем, оно того стоит…
— Ты изменился. Очень сильно. Временами я тебя просто боюсь…
— Галь, ты чего? — Я попытался ласково погладить ее по волосам, но она резко отстранилась. В глазах девушки мелькнул страх. — Это же я, Денисов.
— Ты чудовище!.. — Галя задрожала было, испуганно косясь на меня, но тут вовремя вмешался Петрович — боднул ее руку и принялся урчать с удвоенным старанием.
«Психическое состояние самки альфа-разумного неустойчиво. Процесс коррекции запущен. Длительность периода реабилитации не определена».
Вот спасибо, обрадовал! Она теперь что, все время от меня шарахаться будет?
«Ответ отрицательный. Психоматрица скорректирована. Реакция на альфа-разумного переведена в разряд положительных эмоций. Срок окончательной коррекции — от двух до трех стандартных недель».
Ты ее в меня влюбиться заставил, олух?!
«Ответ отрицательный. Отношение самки к альфа-разумному неизменно. Стресс и пережитый шок запустили защитную реакцию, эмоциональный порог которой выше так называемой «любви». Неосознанная реакция, инстинкт. Через некоторое время разум самки альфа-разумного стабилизировался бы самопроизвольно. Я лишь ускорил процесс».
Спасибо и на этом. А почему тогда «длительность периода реабилитации не определена», как ты изволил выразиться?
«Возвращение психики к устойчивому дострессовому состоянию — процесс длительный».
Черт! Значит, покой, природа, изоляция от негативной информации — все в силе?
«Ответ положительный».
Галя между тем немного успокоилась и теперь смотрела на меня без ужаса, лишь с какой-то непонятной опаской. Видимо, на лице у меня что-то такое отразилось, потому что она вдруг состроила виноватую гримаску и прошептала:
— Олежек, я сама себя не понимаю. Временами я тебя просто боюсь. Осознаю, что это ты, что ты меня любишь и пальцем не тронешь, но… Это сильнее меня. Ты изменился, очень изменился. Раньше ты не был таким жестоким…
— Почему ты так решила? — Я старался говорить спокойно, не повышая голоса, но скулы мои помимо воли окаменели.
— Я видела, как ты убивал Линдеманна. Я тряслась от ужаса, я молилась, чтобы это все поскорее кончилось, но не могла отвести взгляда, как будто меня кто-то загипнотизировал. Смотрела до самого конца. Твое лицо… Я никогда его не забуду. Ты превратился в зверя… И потом, когда пилота застрелил, я по видеофону все видела. Мне страшно. А вдруг эта жуткая тварь вырвется на волю?..
Ну вот что ей на это сказать? Я бы смог понять, если бы она меня обвинила в равнодушии. Я сам себе поразился, когда с Эженом расправился — выстрелил без малейших эмоций, просто знал, что так будет правильно. И Линдеманна добивал из чисто рациональных побуждений — не доведу дело до конца, потом сам же пожалею. А чтобы звереть… Да ни фига! Уж сам-то бы я почувствовал, что в берсерка превращаюсь. Не было ничего такого, я уверен. Откуда она вообще это взяла?!