— Сочувствую, — не выдержав, улыбаюсь я.
— Бабы — они бабы и есть, — не сдается председатель. — Идем-ка в сельсовет. Посидишь там, а я пока Трифона разыщу. Он тебя и перевяжет.
Трифон — главный врач нашего медпункта. Удивительный человек — когда-то он работал хирургом в одной из больниц Ленинграда. После смерти пациента уволился и ушел жить в лес. Вырыл себе землянку неподалеку от Елового озера и прожил там в одиночестве три года.
Деревенские бабульки считают его знахарем. Трифон, и в самом деле, умеет лечить не только лекарствами. Моего отца он вылечил, когда от него уже отказались лучшие врачи.
— Идем, — настаивает Федор Игнатьевич. — А Кате потом скажешь.
Я качаю головой.
— Брось, Федор Игнатьевич.
Но упрямый председатель молча сует мне в руку ключ от сельсовета.
— Я за Трифоном. Кажись, он к старику Худоярову пошел, я видел. А ты жди в сельсовете. Потом спасибо мне скажешь.
И он целеустремленно шагает по улице к дому Худояровых.
Вот, и что делать с таким упрямцем?
Я дожидаюсь, пока Федор Игнатьевич скроется из вида, и иду прямиком в медпункт.
Что за детские игры, в самом деле?
Когда я разматываю повязку, глаза Кати испуганно округляются.
— Кто это тебя так?
— Лиса, — признаюсь я.
Вопреки мрачным прогнозам председателя Катя и не думает ругаться.
Она быстро промывает укус перекисью, накладывает марлевый тампон с белой пахучей мазью и накрепко бинтует мне руку.
Светлая челка падает Кате на глаза, и Катя привычно сдувает ее в сторону.
Мазь приятно холодит, унимая боль.
— Надо укол делать, — говорит Катя. — И не один, а целый курс.
— Знаю, — морщусь я.
— Хорошо, что вакцина есть[1]. Иначе пришлось бы тебя в райцентр везти.
Катя очень старается говорить строго. Заметив это, я улыбаюсь.
— Спасибо, Катюша!
— За что? — удивляется Катя.
— За то, что не ругаешься.
— Так ведь ты не нарочно сунул руку лисе в пасть. Так получилось.
Катя сама расстегивает на мне рубашку. Потом набирает лекарство в шприц.
— Будет больно.
— Ничего, потерплю, — еще шире улыбаюсь я.
И терплю — только прикусываю губу, когда иголка втыкается в кожу.
— Вот и все, — говорит Катя, протирая место укола ваткой, смоченной в спирте. — Следующий укол — послезавтра. А теперь рассказывай — как тебя угораздило?
Пользуясь тем, что кроме нас в медпункте никого нет, я обнимаю Катю за талию и притягиваю к себе.
— Андрей! — притворно возмущается Катя. — А если кто-то зайдет?
— И пусть, — улыбаюсь я, целуя ее.
— Кгхм!
На пороге кабинета топчется смущенный Федор Игнатьевич.
Катя мгновенно вырывается из моих рук, краснеет и гремит какими-то медицинскими инструментами.
— Андрей Иванович, ты это… перевязался уже? — спрашивает Федор Игнатьевич. — Дай-ка мне ключ от сельсовета. Ума не приложу, зачем я его тебе отдал.
— Случайно, наверное, — улыбаюсь я.
— Ага, — подхватывает Федор Игнатьевич. — Случайно. Катюша, здравствуй!
Он делает вид, как будто только что увидел Катю.
— Здравствуйте, Федор Игнатьевич, — не поворачиваясь, отвечает Катя.
Председатель вопросительно кивает мне, указывая глазами на Катю.
— Не ругалась? — еле слышно шепчет он.
Я молча показываю ему большой палец.
Глава 2
Пару дней спустя я солю веники.
Веники, связанные из молодых веток осины и ивы, висят у меня под навесом. Я заготовил их, чтобы зимой подкармливать зайцев. Веники уже подсохли, и теперь их надо просолить.
Всем копытным зимой нужна соль — она восполняет недостаток минералов.
Я приношу таз с горячей водой и высыпаю в него две килограммовые пачки соли — обычной, из магазина. Потом окунаю в крепкий рассол попарно связанные веники.
Ноздри щекочет горьковатый запах распаренных листьев.
— Андрей? — слышу я знакомый голос за спиной.
Собаки взрываются лаем.
Я оборачиваюсь — у калитки стоит Валера Михайлов, один из наших охотников. В позапрошлом году мы с Валерой добирали раненого кабана.
— Заходи! — кричу я, перекрывая собачий лай.
— Андрей, у меня к тебе дело, — поздоровавшись, смущенно говорит Валера. — У сына скоро день рождения.
Его сын Ваня учится в одном классе с моим младшим братом.
— Ты лицензии на кабана обещал.
— Хочешь сводить сына на охоту? — спрашиваю я.
— Нет, — смущается Валера. — Мяса бы надо.
Я протягиваю ему мокрые веники. Валера вешает их на длинную жердь, а мне подает новую пару.
Лицензии на кабана может выдать только председатель охотобщества Тимофеев. Я напоминал ему, но Александр Сергеевич, видно, закрутился и забыл.
— Прямо сейчас схожу в сельсовет, позвоню Тимофееву, — обещаю я Валере. — Будут лицензии.
— Спасибо! — радуется Валера.
Я выливаю на последний веник остатки соленой воды. Споласкиваю таз и переворачиваю его вверх дном — сушиться.
— Идем!
В Черемуховке одно-единственное административное здание — длинный, одноэтажный деревянный дом в центре деревни. С одной стороны в нем располагается дирекция совхоза. С другой — сельсовет и опорный пункт милиции.
Я дергаю дверь сельсовета, но она закрыта. Ничего удивительного — Федор Игнатьевич редко сидит на месте. То он в поле, то в райцентре — выбивает что-нибудь нужное для жителей Черемуховки.
Я огибаю здание и заглядываю в опорный пункт милиции к нашему участковому Павлу Вольнову.
— Здорово, Паша! Не знаешь, где Федор Игнатьевич?
Павел сидит за столом и внимательно разглядывает какой-то журнал. Услышав мой голос, он быстро прячет журнал под стол.
— А, это ты, Андрей? Федор Игнатьевич с утра по деревне бегает — народ на картошку собирает.
Картошка — настоящая головная боль председателя сельсовета. Третью неделю над Черемуховкой беспрерывно льют дожди. Картошка в полях уже начала гнить, ее надо срочно убирать.
Вообще-то, поля совхозные. А у совхоза — свое руководство.
Но разве может Федор Игнатьевич оставаться в стороне? Не такой он человек.
— На выходных обещают хорошую погоду, — объясняет Павел. — Вот председатель и собирает людей на уборку.
— Ты пойдешь? — спрашиваю я.
— Надеюсь отвертеться — улыбается Павел. — В райцентре танцы будут.
Павел — мой ровесник. Танцы ему нравятся больше, чем картошка.
— Хочешь познакомиться с городской девчонкой? — смеюсь я.
— А что плохого? — парирует Павел. — Это тебе с Катей повезло.
— Ничего, — улыбаюсь я. — Отличная идея. А что это ты там прячешь под столом?
— Ничего.
Павел мгновенно краснеет.
— Давай, показывай! — не отстаю я.
Павел неохотно достает из-под стола журнал.
— Ого! — удивляюсь я.
В руках у Павла номер американского «Плейбоя» за позапрошлый год. На обложке в соблазнительной позе изгибается едва прикрытая одеждой красотка с роскошными рыжими волосами.
— Где взял? — с любопытством спрашиваю я.
— Ребята из райцентра у кого-то конфисковали, — объясняет Павел. — Ну, и дали посмотреть.
Он крепко держит журнал обеими руками.
— Завтра вернуть надо. Андрей, только ты никому, ладно?
— Буду молчать, — обещаю я. — Черт, мне надо по работе позвонить в Ленинград, а Федора Игнатьевича нет.
Телефон с межгородом есть только в кабинете председателя. Один на всю деревню. Федор Игнатьевич очень этим гордится.
— Пойдем, я тебе дверь открою, — говорит Павел и прячет журнал в ящик стола.
— У тебя есть ключ? — удивляюсь я.
— Нет, — говорит участковый. — Да там замок несложный, его скрепкой открыть можно.
Я смеюсь.
— Паша, ты меня пугаешь.
Мы поднимаемся на крыльцо сельсовета. Павел, оглянувшись, сосредоточенно ковыряется скрепкой в замке.
— Смотри по сторонам, — предупреждает он меня.
Но Федор Игнатьевич появляется неожиданно — он выворачивает из-за угла.
Наверное, сидел в дирекции совхоза.
— Вы чего это тут делаете? — удивляется председатель.
— Черт!
Павел быстро дергает скрепку, но она застревает в замочной скважине.
— Ты мне еще замок сломай! — возмущается Федор Игнатьевич, разглядев, чем занят Павел. — Вам позвонить надо, что ли?
Оттеснив Павла плечом, председатель открывает замок.
— Заходи, Андрей Иванович!
Павел, подмигнув мне, незаметно отступает, но скрыться ему не удается.
— А ты куда? — грозно окликает его председатель. — Я тебя с утра ищу, взломщик. В эти выходные вся деревня выходит на картошку. И милиция должна быть в первых рядах.
Павел обреченно кивает.
— Хорошо, Федор Игнатьевич.
— А ты, Андрей Иванович, поможешь с картошкой? — спрашивает меня председатель.
— Нет, — отвечаю я. — У меня охота открывается. Охотники из Ленинграда приедут.
— Работаешь, значит? — понимающе кивает председатель. — Тогда никаких вопросов.
Он придвигает мне телефон, и я набираю номер Тимофеева.
После нескольких долгих гудков на том конце провода снимают трубку.
— Тимофеев слушает.
— Александр Сергеевич, это Синицын, — говорю я. — Егерь из Черемуховки. Я звоню по поводу лицензий на кабана.
— Андрей Иванович! — живо откликается Тимофеев. — А у нас тут беда.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Открытие охоты на носу, а в Плавнях егерь заболел. Ума не приложу, что делать.
Деревня Плавни находится на самом берегу Ладожского озера. Утки там много — куда больше, чем на моем участке. Многие охотники знают эту базу и на каждое открытие ездят туда.
Если егерь в Плавнях заболел, и заменить его некому — значит, к началу охоты база будет закрыта.
— Распредели охотников по другим базам, Александр Сергеевич, — советую я Тимофееву. — Ко мне десять человек собирались. Могу взять еще двоих.
— Спасибо, Андрей Иванович! — благодарит Тимофеев. — Очень выручишь, а то охотники недовольны.