— Вот тебе и заповедник, — негромко говорит он.
— Что? — непонимающе спрашивает Федор Игнатьевич. — Какой заповедник?
— Неважно, — говорю я. — Решение укрупнить совхоз уже принято?
— Пока нет, — с сожалением отвечает председатель. — Статья эта шуму наделала, будь она неладна! И как только в газеты таких прохиндеев берут? В общем, собираются к нам из области комиссию прислать. Хотят своими глазами на нас посмотреть. Так что, Андрей Иванович, мне твоя помощь нужна. Посоветуй — как нам Черемуховку комиссии показать?
Глава 18
Меня будит собачий лай.
Лают мои псы — но не злобно и азартно, а как-то обескураженно.
Что там такое? Может, еж забежал во двор? Такое часто случается — мелкое зверье забегает в деревню в поисках еды.
Я неохотно вылезаю из-под шерстяного одеяла. Впотьмах нашариваю тапки. Выхожу на крыльцо и вижу во дворе Нохой.
Она вся в грязи. Рыжая шерсть свалялась неопрятными клочьями, черные полосы на боках почти не видны. И сами бока запали так, что видны ребра — собака вдоволь набегалась по лесу.
На ее ошейнике по-прежнему болтается огрызок поводка.
Мои псы обиженно гавкают — им тоже хочется на волю.
Нохой почти не обращает на них внимания. Она гордо прохаживается вдоль вольера. Только изредка поворачивает голову и негромко рычит.
Тогда мои собаки умолкают.
Владимир Вениаминович выходит на крыльцо вслед за мной.
— Вернулась! — радуется он. — Нохой, умница! Иди ко мне, иди!
Его лицо расплывается в широкой улыбке. Я тоже рад за Беглова — вчера он здорово переволновался за свою бесшабашную собаку.
Нохой не спеша подходит к хозяину, снисходительно тычется головой в его ладонь. А сама все косится на вольер, следит за порядком.
— Осмелела, — с улыбкой говорю я. — Даже моих лаек не боится.
Нохой, и в самом деле, совершенно не похожа на ту пугливую псину, которая приехала с Бегловым из Ленинграда. Если бы сейчас во дворе появился злой дух — Нохой прогнала бы его, в этом нет никаких сомнений.
— Настоящая шаманская собака, — одобрительно говорю я.
— Есть у тебя запасной поводок, Андрей? — спрашивает меня Беглов. — Боюсь, она опять убежит.
Я снимаю с гвоздя запасной поводок и отдаю его Беглову. Владимир Вениаминович пристегивает его к стальной дужке ошейника.
Потом выносит на улицу алюминиевую миску с чистой водой. Нохой жадно и шумно лакает. Ее розовый язык так и мелькает, а впалые бока раздуваются.
— Много воды сразу не давай, — предупреждаю я Беглова. — И покорми ее, там каша осталась.
— Прямо камень с души свалился, — радуется Беглов.
Ложиться досыпать нет смысла — над деревней уже разгорается зябкое сентябрьское утро. Поэтому я ставлю чайник и умываюсь. Холодная вода из рукомойника приятно бодрит. Где-то внутри зарождается ощущение, что все непременно будет хорошо.
Беглов намазывает маслом бутерброды и режет колбасу. А я кладу кусок мяса в кастрюлю и ставлю вариться мясной бульон для Георгия Петровича.
Потом накрываю на стол.
Нохой крутится то у плиты, на которой варится мясо, то у стола, выпрашивая подачку. Собака совершенно не боится меня. Похоже, теперь она вообще никого не боится.
— Как ты теперь будешь ходить с ней в лес? — спрашиваю я Беглова. — Там же мухоморы под каждым кустом.
— Зимой и весной, — соображает он. — Пока грибов нет.
Мы дружно хохочем.
Беглов протягивает Нохой кусок колбасы. Нохой деликатно берет колбасу с раскрытой ладони и глотает, не жуя.
За завтраком Беглов удивленно посматривает на меня. В конце концов, он не выдерживает и спрашивает:
— Андрей, похоже, ты не очень расстроен новостью об укрупнении совхоза?
— Совсем не расстроен, — киваю я, разливая чай по кружкам.
— Объяснишь? — спрашивает меня Владимир Вениаминович.
— Никакого укрупнения совхоза не будет, — говорю я. — Черемуховка и через сорок лет останется все такой же деревней. Я знаю, я видел.
— Вот черт, — удивленно говорит Беглов. — Я и не подумал, что тебе многое известно наперед.
Он сосредоточенно трет ладонью подбородок.
— Ну, хорошо. А ты не допускаешь мысль, что твое перемещение во времени само по себе могло многое изменить? Вот подумай — почему появилась эта статья в газете? Потому что вы с Павлом встретили туристов и повздорили с Глебом. Так?
— И так, и не так, — улыбаюсь я. — На моем месте им вполне мог встретиться другой егерь. И все случилось бы точно так же.
— Может быть, — задумчиво говорит Беглов. — Но ты собираешься помогать председателю?
— Конечно, — твердо говорю я. — Дело не в том, что Черемуховка не станет благоустроенным поселком с многоквартирными домами и дворцом культуры. Дело вообще не в домах, дворцах и магазинах, понимаешь? Очень скоро настанет разруха. В сотнях поселков по всей стране люди останутся без работы, без денег. Без возможности даже уехать куда-то. Будут срезать провода, выкапывать электрические кабели, чтобы сдать их в пункты приема цветного металла. Станут торговать на стихийных рынках дешевым тряпьем, встанут в очереди за гуманитарной помощью. Я не хочу, чтобы это случилось с Черемуховкой.
— И что ты собираешься делать? — спрашивает Беглов.
— Искать возможности, — твердо отвечаю я. — У меня есть время. И есть замечательные люди вокруг. Вот почему я радуюсь приезду комиссии. Это повод уже сейчас начать перемены, заложить их основу.
— Ты прав, — удивленно говорит Беглов. — Но нужна конкретика.
Он смотрит на часы.
— Во сколько автобус на Киселево?
— Через полтора часа, — отвечаю я.
— Тогда у нас еще есть время все обсудить, — улыбается Владимир Вениаминович. — Так что ты собираешься делать?
— Заповедник, — говорю я, — Заказник, экопарк. Научную станцию, санаторий, базу отдыха. Что угодно, чтобы сохранить Черемуховку.
— Экопарк?
Беглов удивленно морщит лоб.
— А что это?
— Место, где люди могут пообщаться с природой, — объясняю я. — Представь себе лес, по которому проложены тропы для туристов. Проводятся организованные экскурсии, строятся гостиницы. Животные не боятся, подходят к дорожкам.
— Это сложно организовать, — замечает Беглов.
— Сложно, — соглашаюсь я. — Но это делается в нашей стране. На Байкале, на Камчатке, на Куршской косе.
— Там уникальные условия. А здесь?
— И здесь тоже, — убежденно говорю я. — Мы под боком у Ленинграда. Представляешь, сколько жителей города-миллионника хотят в выходной день выехать на природу? И не жечь костры, или собирать грибы, а погулять, послушать птиц. Полюбоваться животными не в вольерах зоопарка, а на воле.
— Представляю, — улыбается Беглов. — Сам такой.
— Ну, вот, — киваю я. — И ты такой не один. А самое главное — этот проект будет под охраной государства, понимаешь? Здесь не будут вырубать лес, строить коттеджные поселки. Здесь будут работать учёные, биотехники, лесники.
— Тебя послушать, так ты уже все придумал, — смеется Беглов.
— Не все, — говорю я. — Для этого мне нужен ты, и генерал Вотинов, и Федор Игнатьевич, и директор нашей школы Воронцов. И Трифон. В общем — все, до кого я только смогу дотянуться. Будем действовать сообща. Увлекать нашей идеей все больше и больше людей — самых разных.
Я уверен, что все получится. Не сразу, не за один день и даже не за год. Но обязательно получится.
Главное — жить в нужном направлении и не упускать возможности. А они непременно появятся. Надо только их вовремя разглядеть.
— Кстати, что за игру ты мне предлагал? — вспоминаю я. — Что за «адвокат дьявола»?
— Игра в каверзные вопросы, — улыбается Беглов. — Вот сейчас я их тебе и задавал. Проехали, Андрей. Идея отличная, хоть и трудная. Времени и сил потребует много. Но мы можем попытаться.
Он откладывает в сторону недоеденный бутерброд и протягивает мне руку. Я крепко пожимаю ее.
Нохой не упускает свой шанс. Мгновенно хватает со стола бутерброд Беглова и торопливо глотает.
— Мерзавка! — хохочет Беглов.
И шутливо топает ногой на собаку:
— Пошла отсюда!
Нохой негромко и басовито рычит.
Мои псы во дворе заливаются радостным лаем.
— Кто-то идет, — говорю я.
И тут же слышу на крыльце тяжелые шаги.
Нохой с лаем бросается к двери. Беглов хватает ее за ошейник и оттаскивает в угол.
— Держи свою собаку, Володя! — слышу я хриплый голос генерала Вотинова.
Затем дверь открывается, и сам генерал появляется на пороге.
Мы с Бегловым буквально столбенеем от удивления. Нохой рычит и рвется, пытаясь добраться до ног Вотинова.
— Отыскалась? — спрашивает Георгий Петрович. — Что это с ней? Такая тихая собака была. А вы чего застыли? Привидение увидели, что ли?
На генерале синий спортивный костюм и вязаная шапочка. Он сейчас сильно похож на пожилого лыжника, который вышел из дома и обнаружил, что снег еще не выпал. Вот какая незадача.
Но взгляд!
Взгляд у генерала прежний — уверенный, с насмешливым прищуром. Куда только подевалась его болезнь?
— Жора!
Беглов, опомнившись, силой заталкивает Нохой в комнату и закрывает дверь. Но собака и оттуда продолжает лаять, да еще и скребет дверь когтями.
Похоже, мне предстоит ремонт. Уж красить дверь точно придется.
Беглов сходу набрасывается на Вотинова:
— Жора, ты что, сбежал из больницы? Ты в своем уме? Мы тебя вчера на носилках в палату затащили, а сегодня ты уже разгуливаешь?
— Не кричи, Володя, — останавливает его Вотинов. — Я вчера в бане свою палку забыл. Вот и пришел за ней. Чего мне целый день в палате сидеть? Получил капельницу на завтрак — и до обеда свободен.
— Тебя же Трифон искать будет!
— Чего меня искать? — удивляется генерал. — Я ему сказал, куда пошел. Я же не мальчишка, чтобы тайком бегать.
Он принюхивается.
— А чем это у вас так вкусно пахнет?
— Мясным бульоном, Георгий Петрович, — улыбаюсь я. — Хотите?
— Он еще спрашивает! — картинно возмущается генерал. — Конечно, хочу!