[461] Именно так фараон Хоремхеб наказывал чиновников, которые злоупотребляли своим положением.
Описывая казнь этих главных злоумышленников, писец употребляет странные выражения: «Они оставили их на их месте: они умертвили себя сами».
Это могло означать, что приговоренных привели в зал суда и оставили там наедине со своей совестью и острым кинжалом. Они знали, что им следовало делать. Однако Гастон Масперо после исследования мумии, откопанной в Дейр-эль-Бахри и известной под именем «Безымянный царевич», высказал более драматичную догадку. Речь шла о мужчине двадцати пяти – тридцати лет, хорошо сложенном и без всяких пороков, который был погребен без соблюдения традиционных операций по бальзамированию. Мозг не был извлечен из его черепа. Внутренние органы тоже остались на месте.
«Никогда еще лицо не отражало такой мучительной и страшной агонии. Искаженные черты несчастного говорят о том, что почти наверняка его похоронили живьем».[462]
Может быть, это второе объяснение сочтут слишком романтическим, но против первого свидетельствует тот факт, что в Египте никогда не дозволяли виновным карать самих себя, а тем более тем, кто посягал на жизнь фараона.
XI. Размышления царей
Долгое царствование и не очень приятные события, вроде того, о котором мы только что рассказали, должны были подсказать фараону, что ему стоит поделиться с потомством своим опытом и знанием людей. Многие властители оставили свои поучения, и среди них отец Мерикара.[463] Однако мы не знаем завещаний ни Сети, который ушел в Аментет во цвете лет, ни Рамсеса II, вовсе не утомленного своей ролью бога среди людей на протяжении почти семидесятилетнего царствования. Что же касается Рамсеса III, то длинный папирус, продиктованный им незадолго до смерти, дошел до нас практически неповрежденным.[464]
Фараон считает, что хорошо поработал. Он много сделал для того, чтобы увеличить и украсить храмы богов, особенно Амона в Опете, Атума в Иуне, Ра и Птаха в Мемфисе и всех их близких родственников, не забыв о других, второстепенных божествах. Он подарил им множество обученных слуг, стада и земли. На каждое празднество он посылал им пищу и питье. При этом он не забывал и о народе. Он установил мир и порядок. Ливийцев, которые нахально вели себя на всей территории между западной Дельтой Нила и Сахарой, он либо изрубил, либо взял наемниками в свои казармы. «Народы моря» были надолго отучены от нападений на египетские берега. Он построил целые флотилии, отправил бесчисленные экспедиции во все страны за благовониями, терпентином, золотом, бирюзой и медью, за черным деревом и слоновой костью и за ливанским лесом. Египет превратился в цветущий сад. Никто не нарушал в нем мира.
«Я кормил всю страну: будь то чужеземцы, будь то египетский народ, мужчины и женщины. Я вызволил человека из беды его, и я дал ему дыхание. Избавил я его от сильного, более влиятельного, чем он. Дал я всем людям жить в спокойствии в их городах. Давал я пропитание иным из палат „Дома Утра“.[*70] Удвоил я снабжение страны, тогда как прежде она была нищей. Страна была сытой весьма в мое правление. Делал я благие дела как богам, так и людям. И не было у меня ничего из вещей других людей. Провел я царствование па земле в качестве правителя Обеих земель, причем [были] вы рабами у ног моих и не попирал я вас.
Были вы угодными сердцу моему сообразно с полезными делами вашими, и выполняли вы рьяно мои повеления и мои поручения.
И вот успокоился я в некрополе, подобно отцу моему Ра. Я соединился с великой девяткой богов на небесах, на земле и в преисподней» (Перевод И.П. Сологуб).[465]
При всей своей вере в богов великий фараон все-таки беспокоился за своего преемника, сына Ра, зачатого его семенем, сына Амона, вышедшего из его плоти, коронованного властителя Обеих земель, подобного Татенену,[*71] Всем ведомо – мир под его сандалиями. Все целуют землю перед ним. Но последуют ли египтяне советам того, кто ныне приобщен к породившим его богам, кто требует, чтобы они все время следовали за ним, почитали его и восславляли красоту его, как это делается для Ра каждое утро? Словно предвидя, что лучшие дни Египта уже миновали, фараон умножает обращения ко всем богам, умоляя их постоять за своего сына. Он взывает к Амону: «Услышь мои молитвы, отец мой, господин мой! Я один в Эннеаде богов, которые рядом с тобой. Сделай так, чтобы сын мой предстал царем в обители Атума… Ты сам провозгласил его царем, когда он был еще юношей, сделал его властелином, да будет он жив, невредим и здоров, над землями и над людьми. Пошли ему царствование на тысячи лет!.. Дай молодость его членам, детей – на каждый день! Ты щит, который обороняет его повседневно. Подними свой меч и свою булаву над азиатами, дай повергнуть их в страх, как будто он – сам Баал. Пусть он расширит границы по воле своей. Пусть земли и пустыни трепещут перед ним. Дай ему Та-мери с рукоплесканиями. Отведи от него беды, катастрофы, несчастья. Пусть радость пребывает в его сердце, пусть кричат, поют и танцуют перед его прекрасным лицом. Вложи любовь к нему в сердца богов и богинь, нежность к нему и почитание – в сердца людей…»
«Все, что ты предсказал, исполнится твердо и точно. Все, что ты сказал, будет чудесно незыблемым. Дай мне царствование на двести лет, чтобы укрепить его для моего сына, который остается на земле. Продли его дни более, чем царя всякого, помня о том добре, что я сделал для тебя. Он будет послушным тебе властелином, ибо ты его короновал. Он не отвернется от твоих дел, владыка богов. Сделай Нил великим и могучим в твое время (т. е. обеспечь достаточную высоту разлива. – Ред.), чтобы приносил он царству пищу в изобилии. Сделай так, чтобы цари, не знающие Египта, приходили в его священный дворец с дарами па спине…».[466]
Так же настоятельно фараон обращается со своими просьбами к Атуму, к Птаху и ко всем богам и богиням Великой Эннеады. Последние строки этого документа – мольба к богам и людям за своего возлюбленного сына, Неужто мудрецы, каких было немало в Египте, предупредили Рамсеса III, что все кары, которые он умел отвращать благодаря своей прозорливости, мужеству и удачливости, вскоре обрушатся на Та-мери? В древние времена фараону Хуфу предсказали, что его династия угаснет через три поколения. Династия Рамсесов просуществовала еще около семидесяти лет, и последние ее годы были годами бед и поражений.
Глава IX. Войско и война
I. Блеск и нищета воинства
Писцы считали воинов ниже себя, однако их юные ученики, ослепленные блеском военной карьеры, порой меняли кисточку и папирус на меч и лук, а тем более на колесницу с горячими конями. Этим юношам прежде всего следовало показать, что воинский труд – не забава. Среди ученических упражнений эпохи Рамессидов большое место занимают описания этих воинских трудов. Будущего пехотного командира назначали с колыбели. Когда он достигал роста двух локтей, его отправляли в казарму. Там его обучали, да так, что на голове и теле оставались шрамы на всю жизнь. Если он ленился, его били, как бьют лист пергамента. А когда он годился наконец для походов, жизнь его превращалась в кошмар:
«Приди, [я расскажу] тебе о его походе в Сирию, о его движении по хребтам, причем его довольствие и вода на плече его подобны грузу осла, и образует шея его хребет, как у осла. Хребет спины его разбит, он пьет воду протухшую. Он гонит сон. Достигает он врага, причем он подобен подстреленной (?) птице.
Когда ему удается вернуться в Египет, он как палка, которую изъел червь. Он болен. Его схватывает болезнь, [при которой он должен лежать]. Его доставляют на осле, а его одежды украдены, и его провожатый [слуга] сбежал» (перевод О.Д. Берлева).[467]
Все эти беды минуют военачальника на колеснице. Получив два прекрасных коня из царской конюшни и пять рабов, он не находит места от радости. Прежде всего он хочет показаться в своем родном городе. Он задирает всех, кто не выказывает ему восхищения. Он уже отдал внаем двух из своих пяти рабов, и теперь он собирается купить личную колесницу. Дышло стоит три дебена серебра, колесница – пять дебенов. На это уходит все небольшое наследство, которое он получил от отца своей матери. Но вот – очередная стычка с завистниками. Наш военачальник падает. Он ранен. Его упряжь – в придорожной канаве, а как раз в это время высшее начальство проводит общий смотр. И вот несчастного хватают и приговаривают к палочному наказанию. Его укладывают на землю и награждают сотней ударов.[468]
В этом описании много фальши. Писцы, конечно, не любили военных, и те отвечали им взаимностью. Старые воины, вернувшиеся из походов в Сирию, Нубию или Ливию, могли окончить свои дни в относительном достатке, как Яхмес, сын Абен, или получить фиктивную должность при дворе, как Яхмес из Нехеба, и не поминали злом свою службу в армии.
«Имя героя [живет] в содеянном им, – говорит сын Абен, – оно не исчезнет в этой стране вовеки».
Воинская служба оправдывала себя. После каждой победы воины делили добычу. Самый храбрый, чье имя возвещал царский глашатай, получал участки в своем городе и рабов обоего пола, отнятых у врагов фараона. Например, Яхмес получил девятнадцать рабов и рабынь и золото за храбрость в виде ожерелий и кубков, подобных кубку Джхути, на котором была выгравирована следующая иероглифическая надпись:
«[Сей] дар – по милости фараона Менхеперра благородному князю, божественному отцу, любимцу богов, кто наполнял сердце фараона [радостью] во всех чужеземных странах и на островах Великой Зелени, кто наполнил его склады лазуритом, золотом и серебром, начальнику чужеземных стран, военачальнику, любимцу доброго бога (т. е. фараона. –