V. Суд
Когда порядок был восстановлен, начались репрессии. Несомненно, уже при Рамсесе IX следственная комиссия под председательством везира, первого лица в Египте после фараона, занялась подсчетом убытков. Нам кажется, она не столько стремилась узнать истину, сколько старалась ее замолчать. Грабителей хватают. За малую толику золота их отпускают, и они снова берутся за свое дело. Они пользуются переводом из тюрьмы «князя Города» в тюрьму верховного жреца, чтобы преспокойно улизнуть. Но после того как в последние годы царствования Рамсеса IX ограбления гробниц возобновились, была создана новая следственная комиссия, в которую помимо везира входили царские кравчие, хранитель казны, два носителя опахал, писцы и глашатаи. На этот раз они действовали решительно. Довольно часто истцы обращались к статуе обожествленного царя, чтобы вернуть украденное или получить соответствующее вознаграждение. Однако дело слишком серьезное, поэтому священную статую оставляют в покое, а судьи, чтобы узнать истину, прибегают к испытанным средствам.
В начале судебного заседания, на котором происходил допрос главных обвиняемых по делу об ограблении великих жилищ, везир говорит пастуху Бухафу: «Ты был с шайкой. Бог тебя схватил. Он привел тебя сюда. Он отдал тебя во власть фараона. Назови мне всех людей, которые побывали вместе с тобой в этих великих жилищах!»
Обвиняемый не заставляет себя долго просить и называет шестерых сообщников. Но суду этого мало. Бухафа бьют палками. Он клянется сказать всю правду. Его допрашивают снова: «Скажи, каким путем ты добрался до великих жилищ, столь священных?»
Бухаф говорит, что гробница, куда он проник, уже была вскрыта, и его снова бьют палками, пока он не сдается: «Довольно, я [все] скажу!»
У него вырывают признание: он называет еще тринадцать имен и заявляет: «Как существует Амон, как существует правитель! Если будет обнаружен человек, который был вместе со мной, и я утаил его, я приму наказание вместо него!».[555]
И вот начинается долгий допрос сообщников, которые тоже называют во время следствия новые имена. Обвиняемые клянутся говорить только правду под страхом высылки в Нубию или быть изувеченными, или «поставленными на дерево». Это выражение мы уже встречали неоднократно. Многие из тех, кто что-то замышлял против Рамсеса III, были «поставлены на дерево». Египтологи думают, что это означает «посадить на кол». Но мы в этом не уверены. На ассирийских рельефах мы видели посаженных на кол, но на египетских – ни разу. Зато иногда на них изображены привязанные к столбу преступники, избиваемые палками.[556] Поэтому я думаю, что преступника, которого «ставили на дерево», просто привязывали к столбу и, наверное, забивали палками насмерть. Иногда на вопросы судьи обвиняемый отвечал: «Горе мне, горе моей плоти!» Судья хладнокровно повторял вопрос и, если ответ, как обычно, его не удовлетворял, снова переходил к палкам. Били тремя способами, потому что в египетском языке для этого наказания было три термина: «беджен», «неджен» и «менини». Некоторые последовательно получали наказание всех трех сортов, но мы точно не знаем, чем они отличались. Били по спине, по ладоням и стопам. Это энергичное средство хорошо развязывало языки, однако не всегда. Часто судейский писец отмечает, что даже после второго и третьего битья обвиняемый ни в чем не признался. По-видимому, и после этого обвиняемого не отпускали. Иногда вставший в тупик судья, не получив от несчастного ни признаний, ни сведений, требовал, чтобы тот назвал свидетеля, который мог бы подтвердить правдивость его показаний. Освобождали обвиняемых редко.
Перед судом предстал трубач по имени Амонхау. Везир его спрашивает: «Каким способом ты вместе с возжигателем благовоний Шедсухонсу проник в великое жилище и вынес оттуда серебро, после того как там побывали воры?»
Тот отвечал: «Горе мне! Горе моей плоти! Это все Перипатау, трубач, с которым я поссорился и сказал ему: «„Ты будешь предан смерти за кражи, совершенные тобой в некрополе…“»
Его продолжали допрашивать, подвергнув битью палками по ладоням и стопам. Он сказал: «Я не видел никого, кроме того, кого уже назвал».
Его подвергли битью «неджен» два раза и битью «менини». Он сказал: «Я ничего не видел. О том, что видел, я уже сказал».
Допрос возобновился на десятый день четвертого месяца сезона «шему». Амонхау признали неповинным в этих кражах. Ему вернули воздух (свободу). Несчастный, право же, это заслужил.[557]
Благодаря подобным документам мы присутствуем на многих допросах, однако решения суда до нас не дошли. Мы не знаем, какие были вынесены приговоры. Может быть, несчастные погибли под пытками, а может быть, окончили свои жалкие дни в рудниках или каменоломнях.
VI. Прием иноземных данников
Мы только что видели, что государственные служащие заботились главным образом о процветании царских владений, о сборе налогов, боролись с грабителями и творили суд. В голодные годы они кормили народ. Это были их обычные обязанности. Более почетные и лестные доставались немногим привилегированным. И, пожалуй, самой приятной обязанностью была встреча иноземных посланников, которые прибывали в Египет либо с военной контрибуцией, либо для того, чтобы быть принятыми «на воду фараона», либо чтобы сообщить ему, что в далекой стране заболела царевна и исцелить ее может только египетский врач или присутствие милостивого египетского бога.
Посланцы Речену, Нахарины и далеких азиатских стран могли по желанию прибыть по суше или морем. В первом случае их встречали пограничные отряды на заставе Пути Хора. Во втором – они приплывали на кораблях, очень похожих на египетские. И это неудивительно, потому что египтяне в корабельном деле были учениками корабелов Библа.
Прибыв в порт, сирийские капитаны возжигали смолистые курения и широкими жестами выражали свою радость по случаю счастливого завершения долгого плавания. Они быстро выгружали свои товары, а египтяне тем временем открывали на набережной «харчевни» и «пивнушки». Вскоре появлялся египетский чиновник и вел гостей к везиру. Шествие было веселым и пестрым. Поглазеть на него собирались, наверное, толпы. Художники, которым предстояло изобразить иноземных гостей в гробнице везира, изучали их с пристальным вниманием. Одни гости были в набедренных повязках, вышитых разноцветными шерстяными нитками, с кисточками, – другие – в длинных одеяниях с рукавами, с застежками спереди в виде шнурка или крючков, третьи – в широких шерстяных накидках. У некоторых висел на шее медальон. Женщины – в платьях с воланами.
Слуги вели лошадей, медведей, слонов ростом чуть больше теленка, несли на плечах кувшины с терпентином, смолой, медом и растительным маслом и корзины, полные золота или лазурита. Но больше всего египтяне ценили иноземные изделия – оружие и колесницы, украшения и металлические сосуды. Сирийцы достигли в изготовлении этих предметов поразительного мастерства. Они уже не довольствовались, как в начале XVIII династии, сосудами с ручками в виде растений, чашами со скромным рисунком или с искусственными цветами внутри, а производили теперь огромные вазы на ножках, сплошь украшенные гравировкой или инкрустацией, где растения, фигуры людей и животных переплетались вокруг ножки, на боках и на крышке. Здесь были и вазы с тремя горлышками. Крышки имели форму головы бога Бэса или грифона. Чаши напоминали теперь многоэтажные дворцы или подножия для сфинкса с женской головой. А иногда, наоборот, чашу поддерживали двое мужчин, стоящих спина к спине.
Отметим еще жезлы из настоящих или искусственных слоновых бивней с богатой резьбой и насаженными на них набалдашниками в виде головы бога Бэса или женской головки. Подобные вещи не имели никакого практического применения. Это были чисто парадные украшения. Возможно, поэтому они так нравились египтянам, которые в своих мастерских делали с них упрощенные копии. Насколько велик был интерес к этим иноземным безделушкам, можно судить по той тщательности, с которой они воспроизведены в ряде гробниц, например в гробнице Амисеба.[558]
Посланцы южных стран не уступали по своей живописности азиатам. Увешанные ожерельями, с хвостами пантер, привязанными к рукам, с обритой головой, на которой оставались три пучка волос, они шли, приплясывая, под звуки тамбурина. Их жены в одной лишь юбке или в платье с воланами несли в корзинах на спине до четырех детей сразу. Мужчины приносили кожаные щиты, слоновую кость, страусовые перья и яйца, шкуры пантер, кувшины и мешки. Они вели за собой на веревке обезьян, гепардов и длинношеих жирафов.
Однако ни одно из этих шествий не может сравниться с торжественным кортежем царского сына Куша Хеви, представшим перед Тутанхамоном.[559] Большинство нубийцев надели египетское платье, однако сохранили кое-что из своих «национальных» украшений. Их длинные волосы образуют на голове нечто вроде шапочки с диадемой и страусовым пером. В ушах у них тяжелые серьги. Шея охвачена ожерельем. На запястьях сверкают массивные браслеты. У некоторых на плечах шкура пантеры, а поверх нее – пояс, перевязь и передник с изображенными на них солнечными дисками с лучами. Вожди с достоинством выступают в прозрачных гофрированных одеждах, на груди у них – египетские ожерелья, на ногах – сандалии. У детей, как и у детей египтян, на правую щеку падает косичка. К рукам привязаны хвосты пантер. У носильщиков даров в ушах простые кольца, но у знати серьги представляют собой золотые диски с подвесками.
В шествии участвуют воины, которые преклоняют колени и просят даровать им «дыхание жизни». Носильщики протягивают на подносах мешочки с золотом и золотые кольца, другие несут шкуры пантер и жирафов, бычьи шкуры с головами. Группа вождей идет впереди колесницы своего царя, очень похожей на азиатскую или египетскую; над ней даже установлен великолепный зонт из страусовых перьев. Но влекут ее не кони, а два безрогих быка. За колесницей следуют несколько пленников со связанными руками и петлей на шее. Шествие замыкают негритянки со своими младенцами в запле