Мемфис, где целый квартал принадлежал выходцам из Тира, представлял собой как бы музей всех египетских и иноземных культов.[573] А стовратные Фивы могли бы с тем же успехом называться городом ста богов.
II. Жрецы
Мы знаем, что каждый храм был маленьким городом, где за храмовой оградой чиновники, стражники, ремесленники и земледельцы жили, как в самом обыкновенном городе. Они зависели от храма, однако не были его служителями. Это понятие распространялось, во-первых, на тех, кого называли «уаб», «чистый» или «ит нечер», «божественный отец», а также «раб бога» – «хем нечер» и «херихеб» – человек, который держал во время церемоний пергаментный свиток с программой празднества, и, во-вторых, на членов «унуита» числом не менее двенадцати, потому что слово «унут» означает «час». Эти жрецы сменяли друг друга днем и ночью, обеспечивая как бы постоянное дежурство при божестве. Во многих храмах один из жрецов занимался подготовкой религиозных действ, о которых мы поговорим чуть позже. Жрец-сем не фигурирует среди жрецов Амона, зато он играл значительную роль в Оне и в Мемфисе. В Фивах во главе жрецов Амона стояли четыре «хему нечер». «Первый раб бога», несмотря на свой простой титул, был одним из самых влиятельных лиц в Египте. В Оне глава жрецов Атума назывался «великим провидцем», глава жрецов Птаха в Мемфисе – «великим начальником ремесленников», а в Шмуне главным жрецом храма Тота был «великий пятерик».
Во многих храмах, как и в храмах Амона, главным персонажем был служитель бога. Мы переняли от греков обычай называть этих «хему нечер» «пророками», потому что им приходилось иногда истолковывать волю богов, Но этим не ограничивались их обязанности, да и вообще мы не знаем, являлось ли прорицание их привилегией. Но как бы они ни назывались, жрецы со времен Нового царства явно старались выделиться из общей массы населения. Они презирали гофрированное платье с рукавами и ходили только в набедренных повязках с длинным передником. Они наголо брили голову, никогда не носили ни бороды, ни усов.
Точно так же как один храм принимал у себя многих богов, жрецы далеко не всегда служили всю жизнь одному и тому же богу. Сети, верховный жрец Сетха, был в то же время распорядителем празднеств Банебдеда и держателем свитка на церемониях Уаджет, «владычицы Обеих земель». Небуненеф, которого Рамсес II назначил верховным жрецом Амона, никогда до этого не принадлежал к служителям этого бога. Он был великим жрецом Инхара (греч. Онурис) в Тине и Хатхор в Дандара. Другой верховный жрец Амона, по имени Анен, не достиг у этого бога более высокой милости и утешился, когда его назначили великим провидцем и жрецом-сем в Оне Монту, городе в Фиванском номе.
В храмовых обрядах участвовало много женщин. У каждого храма были свои певицы, которые пели во время церемоний, потрясая систрами и трещотками. Они жили в семье, их присутствие в храме требовалось только в определенные дни, да и то на несколько часов. И наоборот, те, кого называли «хенеретет», постоянно находились в храме: слово «хенерет» означает одновременно тюрьму и самую закрытую часть храма или дворца. Их предводительница называлась «божественной женой» бога или «божественной рукой». Высказывалось предположение, что узницы этого божественного гарема были священными куртизанками, как в Библе. Однако у нас нет доказательств, что подобные священные блудницы существовали в Египте. Правда, некоторые певицы Амона отличались легкостью нравов и посещали порой злачные места, но судить обо всех служительницах бога по единственному примеру, приведенному в одном Туринском папирусе,[574] было бы слишком строго. И это уж никак не доказывает, что храмовые певицы должны были, как женщины Библа в дни празднества Адониса, отдаваться чужеземцам и приносить в храм свои жалкие гроши, заработанные таким способом.
Точно так же как чиновниками обычно становились представители семей чиновников, жрецы почти всегда были сыновьями жрецов.[575] Мы уже знаем, что Бакенхонсу, сын второго жреца Амона, был отдан в школу в возрасте пяти лет, чтобы затем вступить в жреческое сословие. Все сыновья и внуки верховного жреца Рама-Раи тоже стали жрецами. Его старший сын оставался рядом с ним в качестве второго верховного жреца. Младший сын был жрецом в храме к западу от Фив. Внук стал уже «божественным отцом». Но бывало и так, что намерения семьи расходились с желаниями детей или менялись под влиянием обстоятельств. Одно официальное письмо сообщает нам, что везир представил трех юношей на должность жрецов при великой гробнице Меренптаха в храме Птаха. Однако какой-то дерзкий чиновник, наверное подобный тем, против кого ополчился Сети, пренебрег их саном, схватил трех юношей и отправил на север служить в войско. Это было явным превышением власти. Писец тотчас сообщил об этом факте и потребовал возвращения молодых людей.[576]
Школьники, которые готовились стать жрецами, учились, как все дети, читать и писать, но кроме этого изучали еще многое другое. Они должны были знать образы богов, их эпитеты и атрибуты, все связанные с ними мифы и все относящиеся к ним обряды, что было далеко не просто.[577] По-видимому, по окончании обучения они держали экзамен. Тот, кто признавался достойным войти в жреческую корпорацию, снимал свои мирские одежды; его купали, брили наголо, умащали благовониями, и лишь затем в жреческом священном одеянии он вступал в «небесный горизонт». Охваченный робостью перед божественным всемогуществом, он наконец приближался к богу в его святая святых.[578]
III. Культ
Обряд, совершаемый во всех храмах Египта во имя фараона и за его счет, происходил в глубокой тайне от всех, во мраке святая святых. Назначенный для этого жрец прежде всего очищался в «Доме Утра». Он брал курильницу, зажигал ее и шел к святилищу, очищая дымом терпентина все промежуточные покои. Наос, в котором находится статуя бога или богини из позолоченного дерева, еще закрыт. Жрец снимает глиняную печать, открывает обе створки, перед ним предстает статуя бога. Он простирается перед ней, обрызгивает статую благовониями, окуривает и читает над ней прославляющие молитвы. До сих пор бог был как бы безжизнен, а теперь жрец возвращает ему жизнь; он показывает ему сначала изображение глаза Хора, вырванного его врагом Сетхом и найденного богами, затем статуэтку Маат, богини истины, дочери Ра. После этого бога выносят из наоса. Служитель совершает его туалет, как если бы перед ним находился сам фараон. Он омывает бога, умащает, одевает, обрызгивает благовониями, затем ставит его в наос и кладет перед ним пищу, которую позднее предают огню. После последних очищений натроном, водой и терпентином обряд завершается. Остается только закрыть наос, задвинуть засовы и наложить печать. Жрец удаляется, пятясь.[579]
За эти заботы бог даровал фараону жизнь, и не только телесную, но и жизнь в единении с богом с бесконечными празднествами в грядущей вечности. Народ не принимал никакого участия в этом ежедневном обряде, но ему достаточно было знать, что фараон удостоился благословения своих божественных отцов и теперь их милости распространятся на весь Египет.
Простые люди брали свое в дни больших выходов бога к народу, но в ожидании этих великих празднеств каждый мог, должно быть за небольшое пожертвование, войти в дом бога, пересечь храмовой двор и священную рощу, приблизиться к парку, где разгуливал бык или баран, воплощавший бога, или к водоему, где плавал крокодил Себека. Ничто не мешало простому египтянину поставить, если он находился в Фивах, у подножия статуи Амона, а если дело происходило в Мемфисе – Птаха, маленькую известняковую стелу, на которой рядом с изображением бога были высечены ухо и глаз, но чаще множество ушей и глаз – три, девять, сорок восемь и до трехсот семидесяти восьми! Это – хитроумный способ заставить бога услышать и увидеть дарителя: теперь он мог просить бога о самых разных благах и милостях, кроме избавления от смерти, ибо смерть не внемлет мольбам.[580]
Во всех храмах мы находим такие «целительные» статуи и стелы.[581] На одной стороне стелы обычно изображен голый младенец Хор, стоящий на крокодиле со змеями в руках, а над ним – гримасничающий Бэс. На другой стороне или на цоколе стелы начертан рассказ о том, как божественное дитя (Хор) в отсутствие его матери (Исиды) было ужалено змеей в болотах Ахбит. Царь богов, услышав стенания матери, повелел Тоту исцелить ребенка. Иногда надписи рассказывали, как Ра исцелил ужаленную скорпионом Баст, или о том, как Осирис, брошенный в Нил своим братом, чудом спасся от зубов крокодила. Статуи чаще всего изображали набожных людей, прославившихся при жизни как заклинатели змей. Статуя или стела обычно стояла на цоколе в центре маленького водоема, который сообщался с другим, расположенным ниже водоемом. Когда приходил человек, укушенный змеей, статую или стелу обрызгивали водой. Стекая в нижний водоем, она приобретала целительные свойства и силу всех заговоров и заклинаний. Ее зачерпывали внизу, давали пить пострадавшему и говорили: «Яд не проникнет в его сердце, он не сожжет его грудь, ибо Хор его имя, Осирис – имя его отца, Нейт-плакальщица – имя его матери».
Исцеленному оставалось только отблагодарить «святого», спасшего ему жизнь горячей молитвой, что, впрочем, не избавляло его от необходимости оставить жрецу-уабу, или «божественному отцу», который зачерпывал целительную воду, маленький подарок.